Межэтнические отношения в Приморском крае

1

ТОРГУЮЩИЕ НЕ ВОЮЮТ: ЭКОНОМИЧЕСКАЯ ЗАИНТЕРЕСОВАННОСТЬ И МЕЖЭТНИЧЕСКИЕ ОТНОШЕНИЯ В ПРИМОРСКОМ КРАЕ

Последние исследования показывают, что ла­тентная враждебность, уходящая корнями в куль­турные различия, активизация этнических групп, исторические прецеденты и структура социаль­ных и политических систем сами по себе или в со­вокупности не приводят в большинстве случаев к организованному межэтническому насилию. В лучшем случае эти факторы являются лишь со­ставляющими структурно-функциональных тео­рий этнических конфликтов, которые Рональд Суни характеризует как теории "спящей красави­цы", или "сына Франкенштейна".

Причиной такой характеристики является то, что упомянутые теории основываются на струк­турных факторах, действие которых напомина­ет действие сил природы и которые хорошо объ­ясняют многие случаи коллективного насилия ex post facto, не учитывая при этом случаи, где данные факторы присутствуют, но коллектив­ного насилия не возникает. Побывав весной и осенью 1999 г. во многих местах Приморья, где китайские мигранты торгуют, работают и жи­вут, я отметил, что взаимодействие между рус­скими и китайскими гражданами в целом носило мирный характер. Наблюдения показали, что сотрудничество между русскими и китайцами на повседневном уровне исходит от осознания обе­ими группами экономической необходимости и выгод взаимодействия (например, для противо­стояния одним и тем же преступным группам, ищущим доходов на стороне чиновникам или для обхода казуистических правил и законов), а также в результате изоляции от славянского насе-ления и так небольших и рассредоточенных, мест проживания и деятельности китайских мигрантов.

Эти же наблюдения свидетельствуют о том, что экономическая заинтересованность должна, по всей вероятности, сдерживать антикитайскую активность на РДВ, особенно среди элит. Более того, экономическая заинтересованность должна быть мощным фактором в политической ситуации Приморского края, где элементы правового государства и этические нормы развиты слабо и не способны ограничивать чисто утилитарные формы поведения.

Получаемые от приграничной экономической деятельности в Приморском крае средства влияют на степень экономической заинтересованности в межэтническом сотрудничестве несколькими способами.

1. Внутренняя и внешняя торговля увеличивают объем налогов и других платежей в местные, краевой и федеральный бюджеты. Бизнес и торговля генерируют налоги и таможенные пошлины; платежи для оформления виз или других въездных и выездных документов; плату за услуги пассажирского и грузового транспорта; плату за наем и использование помещений; налоги и пошлины на охрану природы; плату за лицензии санитарно-эпидемических инспекций; и другие официально установленные выплаты. Поскольку платежи из федерального бюджета поступают нерегулярно и не в полном объеме, экономическая выгода от взаимодействия с китайскими бизнесменами и торговцами, которые, как правило, рассчитываются наличными, возрастает.

Позитивные эффекты приграничных экономических обменов с КНР в Приморье выражаются в ряде показателей. Так, объем товаров и услуг российско-китайских совместных предприятий в главных городах и приграничных районах Приморского края увеличился с 400 тыс. долл. в 1993 г. до 4.8 млн. долл. в 1996 г. Последующее падение объема товаров и услуг до 1.4 млн. в 1998 г. все равно оставляет этот показатель в 3.5 раза выше, чем в 1993 г. . Несмотря на пренебрежительно малый объем производства, эти СП за данный пе­риод генерировали значительный объем внут­реннего и внешнего торгового оборота края, до­ходы от которого в большинстве городов и райо­нов, где такая торговля велась, превышали объем местных налогов и других платежей, собранных российской налоговой службой. Такой баланс денежных потоков объективно усиливает заинтересованность местных правительственных элит в поддержке экономического взаимодействия с КНР. Чем больше доходы от торговли превыша­ют налоговые поступления, тем больше возмож­ности российско-китайских СП оплачивать услуги госчиновников и местных правительств, а следова­тельно, тем больше материальная заинтересован­ность местных госчиновников в извлечении для себя различного рода рент.

Даже в крупных городах с многоотраслевой экономикой, доходы от торговой деятельности российско-китайских СП превысили общий объ­ем всех собранных налогов и других платежей в бюджет (в 3.7 раза во Владивостоке и 8.2 раза в Находке в 1997 г.). В местах с менее развитой и недиверсифицированной экономической базой указанные СП в отдельные годы обеспечили объем продаж, превысивший местные налоговые поступления на несколько порядков.

В то же время зависимость экономики Примо­рья от китайской рабочей силы оставалась в це­лом низкой, колеблясь в пределах от 0.9 до 1 % об­щей численности рабочих в крае в 1994-1997 гг. Вместе с тем, поскольку большинство рабочих-мигрантов из КНР используются в строительстве и сельском хозяйстве (преимущественно овоще­водстве), то есть в секторах, где российские рабо­чие имеют незавидную репутацию, у местных руководителей предприятий, бизнесменов и госчи­новников существует интерес к сотрудничеству с китайскими мигрантами. По мнению начальника Федеральной миграционной службы по Примор­скому краю, российские руководители производ­ства нанимают китайских рабочих по трем глав­ным причинам: высокие качество работы, дис­циплина и специальные навыки (особенно в строительстве и овощеводстве).

На главных и ответственных стройках в цент­ре Владивостока в 1999 г., таких как реконструк­ция мемориального комплекса борцам за власть Советов на главной площади города и ремонт зда­ния университета, практически все рабочие, по визуальным наблюдениям автора, были этничес­кими китайцами и корейцами. Изменения в уров­не присутствия официально зарегистрированных рабочих из КНР в Приморье позитивно коррели­ровали с изменениями в уровне сельскохозяйст­венного производства в крае по данным за 1996 и 1997 г. (единственные годы, по которым можно было получить необходимые данные во время сбора материалов для настоящего исследования, то есть выбор данного периода не диктовался во­лей автора). Так, уменьшению числа китайских рабочих-мигрантов в Приморье с 1996 по 1997 г. на 18% соответствовало снижение на 21% произ­водства овощей за тот же период.

2. Приграничные поездки и торговля дают возможность местным российским предпринима­телям и частным лицам делать деньги и нанимать рабочую силу, увеличивая ценность взаимодейст­вия с китайскими партнерами и снижая конкурен­цию за рабочие места. Одной из важных состав­ляющих данной мотивации явилось резкое сокра­щение с начала 90-х годов реальной заработной платы и покупательной способности населения в Приморье, что побудило людей искать новые (внешние) источники доходов и отдавать предпо­чтение более дешевым товарам. С 1993 по 1997 г. средняя зарплата рабочих и служащих (в ценах 1991 г.) уменьшилась на 16% по Приморскому краю и к 1998 г. составляла только 37% от уровня 1991 г.

Приграничная торговля как раз и предостав­ляет населению Приморья шанс несколько об­легчить экономические трудности. О том, что эта возможность активно использовалась, говорит тот факт, что число проживающих в Приморье российских граждан, которые посетили КНР (в подавляющем большинстве случаев с целью "челночной" торговли), превысило число посети­телей Приморья из Китая примерно в 10 раз за период с 1992 по 1996 г.⁹ . "Китайские" рынки, на которых половина торгующих россияне, были со­зданы (и продолжают расширяться) почти во всех городах края. По подсчетам автора, на основе ре­гистрации цен на рынках Владивостока и Уссу­рийска в мае 1999 г. рыночные цены составляют в среднем около 2/3 цен на товары в магазинах.

3. Чем больше у местных правительств ресур­сов, тем больше возможностей они имеют для то­го, чтобы поддерживать инфраструктуру и соци­ально-культурную сферу (что помогает выигры вать голоса избирателей на выборах), включая поддержание санитарного состояния и обеспече­ние безопасности на китайских рынках (что сни­жает потенциал социально-экономических со­ставляющих межэтнической напряженности). Дополнительно к этому, поскольку местным пра­вительствам приходиться использовать средства местных бюджетов для латания дыр в финансиро­вании федеральных служб при несвоевременном поступлении платежей из федерального центра (включая зарплату военнослужащих), средства, полученные на месте и связанные с деятельнос­тью торговцев и бизнесменов из КНР, увеличива­ют способность местных властей влиять на дея­тельность силовых структур.

4. Поток средств в результате приграничного взаимодействия создает заинтересованность у го­сударственных служащих в извлечении личной выгоды посредством нелегальной приватизации или обналичивания в свою пользу части этого по­тока средств, или же посредством манипулирова­ния принимающими законы и постановления по­литическими институтами для создания легаль­ных форм присвоения общественных средств в виде "исключений" из законов. Потенциал извле­каемых из коррупции выгод наиболее высок у по­граничников, сотрудников таможенной и иммиг­рационной служб, направленных на работу на ки­тайские рынки сотрудников милиции, а также у чиновников, контролирующих выдачу лицензий, сбор налогов, установление правил торговли и бизнеса и выдачу разрешений.

Таким образом, приграничная экономическая деятельность в Приморье увеличивает местную налоговую базу, помогает экономически поддер­живать местное население и дает возможность политическим и деловым элитам получать выгоды от приватизации части образующихся в результате ее доходов. Отсюда можно сделать вывод о том, какой эффект будут иметь политическая и эконо­мическая заинтересованность в ограничении мотиваций для антикитайской мобилизации в крае и на ДВ. При наилучшем сценарии, принимая в рас­чет экономические трудности сегодняшней России, и в частности Приморья, доходы от приграничной экономической деятельности будут достаточно высоки и вызовут большую заинтересованность (как у основной массы населения, так и у элит) в создании условий для китайских торговцев и предпринимателей в местные экономику и обще­ство.

По другому (и более вероятному) сценарию, однако, основная масса населения не воспринима­ет выгоды от приграничной экономической дея­тельности как существенные, при этом считая ки­тайскую миграцию в целом геополитической уг­розой. По такому сценарию политические элиты, принимая во внимание взгляды и настроения по тенциальных избирателей, будут заинтересованы в принятии мер, ограничивающих миграцию и экономическую деятельность китайских граждан на своей территории.

При этом произойдет расслоение интересов политических элит. Представители элиты с ма­лыми возможностями для извлечения выгод от приграничной экономической деятельности ки­тайских граждан будут иметь наиболее высокую заинтересованность в принятии (с опорой на си­ловые структуры) антимиграционных мер. Пред­ставители элиты с большими возможностями для извлечения выгод от приграничной экономичес­кой деятельности китайских граждан окажутся перед дилеммой: что выгоднее, занять сильную антимигрантскую позицию в резонансе с общест­венным мнением и таким образом максимизиро­вать политическую отдачу (то есть быстро на­брать много политических очков) или продолжать поддерживать приграничную экономическую дея­тельность (а, следовательно, и миграцию), чтобы не потерять важный источник доходов? Что каса­ется общественного мнения, то один из главных вопросов состоит в том, будет ли зависеть отно­шение (или "аттитюды") населения к китайским мигрантам от того, как люди оценивают масшта­бы китайской миграции и усматривают ли они связь между политической безопасностью и эко­номической выгодой.

Одним из рациональных решений дилеммы миграции для представителей элит является стра­тегия балансирования между, с одной стороны, символическими публичными заявлениями, где можно "подыграть" геополитическим опасениям этнических славян, и, с другой, - принятием кон­кретных мер для ограничения деятельности по­тенциальных катализаторов этнополитической мобилизации (например, "Русское национальное единство") и для улучшения условий для китай­ских инвесторов и деловых людей.

Другим рациональным решением дилеммы бу­дет "ограниченный активизм", то есть усиление контроля за въездом, передвижением, регистра­цией проживания и регулирование торговой дея­тельности китайских мигрантов. Видимо, целесо­образно не прибегать к более жестким мерам, та­ким как квоты на количество виз или поощрение депортации. Однако при падении (особенно рез­ком) уровня получаемой элитами экономической выгоды, стратегии балансирования и "ограничен­ного активизма" с высокой степенью вероятнос­ти могут быстро дегенерировать в стратегию ан­тикитайской мобилизации, поскольку интерес политических лидеров к сдерживанию этничес­кой мобилизации понизится, а интерес к полити­зации миграции и этнических различий возрас­тет.

Такая логика мотиваций подсказывает, что коррупция хотя и может служить фактором, сдерживающим этнополитическую мобилизацию в краткосрочной перспективе, может также вы­ступить в более длительной перспективе как один из факторов резкой и неожиданной дестабилиза­ции межэтнических отношений в Приморье и на РДВ. Если это так, то районы и города Примор­ского края с уровнем присутствия этнических групп из КНР (в основном этнических китайцев и корейцев) выше среднего (например, Уссурийск), с течением времени будут сопряжены с большей степенью риска возрастания формальной и не­формальной антикитайской мобилизации.

Таким образом, для определения уровня эко­номической заинтересованности в сдерживании или поощрении этнополитической мобилизации в Приморье приобретает важность оценка мас­штабов доходов, которые могут быть потенци­ально приватизированы государственными слу­жащими в крае. Во-первых, следует отметить, что изучающие постсоветскую Россию экономи­сты в целом соглашаются, что коррупция и олигархизм достигли болезненно высокого уровня. Более того, по определению профессора эко­номики из университета штата Вашингтон Дж. Торнтон, коррупция и олигархизм в постсо­ветской России эволюционировали в так называ­емые "институциональные ловушки", то есть превратились в "стабильные институциональные нормы, накладывающие на экономику бремя вы­сокой стоимости трансакций" и "могут доминиро­вать над другими институциональными правилами.

Экономика попадает в такие ловушки, когда лица, принимающие политические решения, оказываются способными заблокировать или исковеркать изменения в правилах игры, в которых они видят угрозу уменьшения своих "прав контроля", что в целом соответствует ситуации в Приморье. Политическая неопределенность при этом уменьшает временной горизонт приниемых решений (снижая заинтересованность в долгосрочном планировании) и выражается в росте заинтересованности в коррупции. Во-вторых, ряд исследовании показал, что матери­альные интересы имеют большее влияние, чем символические интересы, на различия в полити­ческих ориентациях элит.

Хотя большинство простых людей в Приморье признают в повседневном общении, что взяточни­чество среди чиновников, контролирующих при­граничную экономическую деятельность, являет­ся аксиомой, систематические конкретные данные по коррупции отсутствуют. Между тем пилотный опрос 100 китайских мигрантов зимой 1999 г. дает косвенные свидетельства, подтверждающие по­вседневные представления граждан Приморья. Так, при ответе на вопрос: "Кому Вы платите за безопасность?" 62% опрошенных мигрантов из КНР ответили "чиновникам", 80 - "милиции", 55 - "пограничникам" и 60% - "транспортным ра­ботникам". Другими словами, без платы за "безо­пасность" вероятность занятия бизнесом в При­морье большинства китайских граждан резко бы снизилась.

Отвечая на вопрос: "Какие правительствен­ные меры в России мешают Вашей торговле?", 65% опрошенных китайских мигрантов назвали "высокие тарифы на импорт", 86 - "строгий кон­троль за китайской иммиграцией", 73 - "запрет на торговлю на улицах", 23 - "визовый контроль" и 17% - "штрафы". Поскольку данные восприя­тия являются реакцией на конкретное поведение чиновников, они дают основание заключить, что государственные служащие в Приморье в целом занимаются активным поиском возможностей взимать плату с участников экономической дея­тельности за "безопасность" или "осуществление деятельности".

Отдельные факты свидетельствуют, что чинов­ники склонны гибко интерпретировать законы, когда дело касается извлечения личной экономиче­ской выгоды. Деловой еженедельник "Золотой Рог" сообщил в апреле 1999 г., что во Владивосто­ке открылись 13 новых китайских рынков и две оптовых торговых базы, работают они эффек­тивно, но нелегально. В той же статье цитирова­лись источники, по оценке которых 30 китайских семей продали овощей и фруктов с одной из этих оптовых продтоварных баз на сумму от 400 до 500 тыс. долл., без регистрации и уплаты налогов. В Уссурийске, где доходы городского бюджета увеличились втрое, в конце 90-х годов в результа­те поступлений, связанных с китайской торгов лей, местное таможенное управление, беспокоясь о потере своих доходов, заблокировало попытки городской санэпидемстанции провести инспекцию качества завезенных из Китая товаров, хранив­шихся на оптовом складе таможни . По подсче­там Ольги Проскуряковой, заведующей отделом внешней торговли в комитете по международным и региональным экономическим отношениям ад­министрации Приморского края, приграничная "челночная" торговля втрое превышает объем официальной торговли между Приморским кра­ем и Китаем¹⁶.

БЕЗОПАСНОСТЬ, ЭКОНОМИЧЕСКИЕ ИНТЕРЕСЫ И ОБЩЕСТВЕННОЕ МНЕНИЕ В ОТНОШЕНИИ КИТАЙЦЕВ, 1991-1998 гг.

Экономические интересы, способные обус­ловливать поддержку или оппозицию по отноше­нию к приграничным обменам с Китаем, различа­ются по характеру и интенсивности между элита­ми и основной массой населения Приморья, а также в различных городах и районах Примор­ского края. В то время как у правительственных элит есть реальные возможности для обогаще­ния, приоритетом основной массы населения яв­ляется выживание в условиях общего экономиче­ского спада. Поэтому логично предположить, что элиты более чувствительны к росту или сокраще­нию связанных с приграничной экономической деятельностью возможностей для обогащения, тогда как основная часть населения будет более респонсивной к изменениям в макроэкономичес­ких условиях в целом и менее респонсивной к ко­лебаниям в уровне доходов от приграничной тор­говли и бизнеса.

Статистические данные показывают, что об­щий экономический эффект в Приморском крае от официально учитываемых приграничных торгово-деловых трансакций с Китаем возрастал с 1993 по 1996 г., а затем уменьшился с 1996 по 1998 г. Спад экономического эффекта совпал примерно по времени с уменьшением объема финансирова­ния в долларовом эквиваленте госорганов в При­морье. Влияние этих тенденций на отношение русских в Приморье к китайским мигрантам про­тиворечиво. С одной стороны, логично ожидать, что будет возрастать число людей, как среди элит, так и основной массы населения, считающих, что связанные с приграничным деловым сотрудни­чеством надежды на улучшение экономики края не оправдались. Фрустрация по поводу неоправ­давшихся ожиданий затем даст толчок более не­гативному отношению к китайским гражданам и на этой основе росту националистической актив­ности борющихся за власть отдельных лиц и групп и усиливающейся враждебности общест­венности по отношению к китайским мигрантам.

С другой стороны, те же экономические тен­денции могут привести к росту требований обще­ственности улучшить условия для занятия китай­скими гражданами бизнесом и торговлей в крае и проводить политику увеличения возможностей для участия населения в приграничных экономи­ческих обменах. Можно предположить, что про­тиворечивость этих мотиваций усилит склон­ность политических элит вести "двухуровневую игру" - принимать символические меры по пре­дотвращению "ползучей китаизации" Приморья (с тем, чтобы набрать очки на фрустрации насе­ления). Однако в то же время сильнее сдерживать радикальные националистические группы и про­должать способствовать увеличению регулируе­мой государством приграничной экономической деятельности (с тем, чтобы увеличить государст­венную и личную выгоду).

В данной работе используется описательный анализ изменений в общественном мнении жите­лей Приморского края по отношению к Китаю и китайцам, на основании данных опросов общест­венного мнения, проводимых с 1991 г. Лаборато­рией изучения общественного мнения Института истории, археологии и этнографии народов Даль­него Востока ДВО РАН. Опросы про­водились методом случайной выборки населения со стратификацией по возрасту, уровням доходов и образования, профессии и местонахождению. В левой части таблицы дается величина изменений в общественном мнении жителей Приморья по различным аспектам "китайского фактора" - по­казатели за 1991-1994 гг. (когда происходил рост экономического эффекта и приграничных обме­нов) сравниваются с показателями за 1997-1998 гг. (когда экономический эффект и приграничная экономическая деятельность сократились). Вели­чины, превышающие значение среднестатисти­ческой погрешности опросов (приблизительно 4%) в два раза, считаются значимыми. Заслужи­вают внимания следующие тенденции.

1. Почти половина респондентов продолжает считать, что Россия потеряет территории на ДВ в результате экспансии Китая в регионе (неболь­шое увеличение числа этой категории респонден­тов находится в пределах стандартной погрешно­сти опроса). При ответе на дополнительный во­прос, заданный в анкетах 1998 г., о том, каким образом Россия потеряет эти территории в При­морском крае, 16% ответили, что это произойдет в результате "переговорного процесса" и "согла­шения между государствами"; 12% указали на "насильственный захват". Однако больше всего опрошенных (28%) ответили, что названные тер ритории отойдут к Китаю в результате "мирного проникновения" китайских граждан в Приморье. Механизм "мирного" проникновения был опреде­лен в анкете как "работа, торговля, туризм, браки" .

2. Число жителей Приморья, ответивших, что они "безоговорочно одобряют" присутствие граждан КНР, не превысило 5%. При этом число респондентов, одобрявших присутствие граждан КНР в Приморье "временно для строительства, с/х работ и т.д.", упало на 4% (почти на величину стандартной погрешности опросов) в 1998 г. по сравнению с 1999 г. Косвенно низкий уровень же­лательности для (преимущественно) русских рес­пондентов в Приморье принимать на своей терри­тории на длительное проживание представителей других этнических групп подтверждается малым процентом респондентов, считавших, что места проживания этнических корейцев в Приморском крае до 1937 г. можно отнести к исконно корей­ским. (Хотя число противников корейских посе­лений в Приморье и упало в 1997-1998 гг. по срав­нению с 1991-1994 гг. на статистически значимую величину, это уменьшение объясняется в основ­ном за счет увеличения числа респондентов, вы­бравших ответ "трудно сказать" - число сторон­ников корейских поселений также снизилось за данный период).

3. Среди выделенных в исследованиях соци­альных групп потенциальная оккупация Китаем территории Приморья рассматривалась в 1998 г. как более вероятное событие, чем в 1994 г., боль­шим процентом респондентов из числа лиц со средним и профессионально-техническим обра­зованием (в основном, людьми, занимающимися физическим трудом), с высокими доходами, а так­же среди представителей новых экономических структур (так называемые "новые русские") и во­енных. В то же время меньшая доля госслужащих и людей с высшим образованием считала, что территория Приморья отойдет к КНР. Также бо­лее низкий уровень образования и более высокий уровень доходов у респондентов коррелировал со значительно большей, чем в среднем, оппозицией даже временному присутствию китайцев в крае. Данные результаты консистентны с противоре­чивым влиянием колебаний в экономических тен­денциях в 1993-1998 гг., в результате которых по­тенциал экономической выгоды для основной массы населения сократился, в то время как по­лезность приграничного бизнеса и торговли для госслужащих повысилась (большинство из них как раз имеют высшее образование и номиналь­но низкие или средние доходы).

4. Статистически значимое (13%) увеличение с 1994 по 1998 г. доли респондентов, не одобряющих возможное вступление в брак своих родст­венников с гражданами КНР, совпало с еще более значимым (22%) уменьшением числа респонден­тов, которые указали, что такое решение являет­ся личным делом вступающих в брак. Эти данные являются сильным косвенным индикатором воз­растания этнических антагонизмов среди жите­лей Приморья, через усиливающееся восприятие граждан Китая как "чужих" (или "чужого этно­са") по отношению к этническим славянам (в ос­новном в Приморье это русские и украинцы). Данное восприятие увеличивающейся "чуждос­ти" китайцев, в свою очередь, является одним из вероятных следствий совокупного воздействия на восприятие как "дилеммы безопасности", так и "проблемы проверки обещаний".

5. Увеличился вдвое, достигнув 1/5 общего числа опрошенных в 1998 г., процент респонден­тов, считавших, что массовое насильственное вы­селение (при Сталине) этнических меньшинств (в анкете перечисляются корейцы, крымские тата­ры, чеченцы и немцы Поволжья) было проявле­нием "мудрости руководства тех лет". Другими словами, латентные этнические антагонизмы в Приморье возросли в 1994-1998 гг. одновременно с ростом поддержки применения государством массового насилия по отношению к этническим меньшинствам.

6. Сдвиги в восприятии наиболее характерных качеств китайцев в 90-х годах также отражают увеличение потенциала межэтнической враждеб­ности в Приморье. С 1992 по 1998 гг. лишь малая часть российских респондентов считала китайцев честными, вежливыми и ответственными. Хотя большее число опрошенных к 1998 г. отнесли к характерным качествам китайцев трудолюбие и предприимчивость, однако многие отметили у ки­тайцев такие черты, как агрессивность и хит­рость. Данные тенденции восприятия характер­ных качеств других этнических групп соответст­вуют логике эскалации этнических конфликтов под воздействием динамики "относительных экономических лишений.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ. НЕКОТОРЫЕ ПОЛИТИЧЕСКИЕ ВЫВОДЫ И РЕКОМЕНДАЦИИ.

1. Данные опросов общественного мнения в Приморском крае в 90-х годах свидетельствуют о том, что усиление озабоченности степенью безо­пасности этого региона имеет своими составляющими рост восприятия этнической дистанции между русскими и китайцами и растущее воспри­ятие деловой агрессивности граждан КНР, зани­мающихся в Приморье экономической деятель­ностью. Нетривиальным выводом из этих тенден­ций в общественном мнении является то, что как негативные демографические тенденции, так и позитивные экономические тенденции на ДВ спо­собны давать толчок росту межэтнической враж­дебности и антикитайской (и потенциально анти­русской) мобилизации при условии продолжаю­щегося отсутствия международных институтов или других механизмов многостороннего разре­шения спорных вопросов и конфликтов, способ­ных снизить эффект "дилеммы безопасности".

2. Вместе с тем, несмотря на использование на­ционалистической риторики главными политиче­скими деятелями в Приморье, они в настоящее время скорее всего имеют достаточно сильную экономическую заинтересованность в сдержива­нии антикитайского активизма. Оборотной сто­роной медали является то, что при уменьшении со временем восприятия экономической полезности от приграничного взаимодействия с КНР - что представляется возможным, учитывая патовую ситуацию по многосторонним проектам, таким как создание свободной экономической зоны "Туманган", и возрастающую заинтересован­ность в поднятии политических рейтингов через эскалацию националистических тем (особенно на фоне чеченской войны) - ассоциация геополити­ческой и демографической угрозы, связанных с китайской миграцией, вероятнее всего усилится.

Экономические тенденции (по таким показа­телям, как объем торговли, инвестиций и доходов СП) после 1996 г. свидетельствуют в целом об уменьшении материальной заинтересованности в сдерживании антикитайской мобилизации в крае. Интервью автора с государственными и общест­венными деятелями и данные опросов общест­венного мнения говорят о том, что представители российского правительства и общественности в целом переоценивают реальную угрозу "китаизации". Из этого следует, что государственные ин­ституты и общество на ДВ России плохо подго­товлены к интеграции китайских мигрантов и к взаимодействию в рамках многокультурной толе­рантности и согласия. Между тем долгосрочные демографические и экономические тенденции обусловливают растущую необходимость увели­чения присутствия китайских мигрантов в При­морье и на ДВ в целом.

3. Российское правительство может внести большой вклад в изменение условий в регионе с тем, чтобы уменьшить восприятие китайской ми­грации на ДВ в рамках "дилеммы безопасности" и усилить не только экономическую, но и полити­ческую заинтересованность населения и элит ДВ в работе над улучшением условий сотрудничества с Китаем и созданием более благоприятного кли­мата для работы и жизни китайских мигрантов в крае в рамках регулируемых Россией и КНР миг­рационных процессов. Одним из конкретных ша­гов могло бы стать усиление сотрудничества с правительством США по работе над созданием и развитием многосторонних, многонациональных институтов для разработки приграничных проек­тов и решения споров и проблем.

Имеет смысл, с этой точки зрения, активизи­ровать такой уже имеющийся институт, как Груп­па взаимодействия между Западным побережьем США и Дальним Востоком России, которая была образована в рамках двусторонней комиссии Гор-Черномырдин и зарекомендовала себя как катализатор многостороннего сотрудничества и продолжает работу над транснациональными экономическими проектами на стыке России, Ки­тая, Северной и Южной Кореи и Японии. Важно не потерять наработанный опыт и поддержать политический статус данной группы в условиях, когда к власти в России и США пришли новые президенты.

Более того, полезно было бы рассмотреть воз­можность повышения полезности данного инсти­тута путем более активного привлечения к его де­ятельности представителей правительственных и деловых кругов Китая, Кореи и Японии. Парал­лельно с этим следует повышать - непосредст­венно и путем переговоров с правительствами стран-участниц – роль АРЕС в развитии региона путем поощрения участия представите­лей федеральных и региональных органов влас­ти, а также бизнеса в разработке предложений по проектам многостороннего экономического раз­вития, включая зоны свободной торговли, раздел продукции и развитие инфраструктуры. Вовлече­ние в такие проекты и институты также способно уменьшить сильную на сегодня объективную заинтересованность китайского бизнеса в кратко­срочной стратегии быстрого извлечения ренты и распродажи ресурсов и капитальных фондов, на­ходящихся на ДВ России.

4. Правительство России может усилить со­трудничество с США и другими странами, а так­же работу в международных организациях для повышения экономической заинтересованности в снижении межэтнической напряженности в Приморье и на ДВ по такому каналу, как Про­грамма международного развития ООН (UNDP), в рамках которой был разработан проект "Ту­манган". Правительство России вместе с другими странами-участницами могло бы обратить внима­ние этой организации на необходимость повыше­ния внимания к демографическим и политическим процессам, отмеченным в данном исследовании, которые усиливают по большей части негативное восприятие проекта среди политических элит Приморья.

5. Одним из аргументов (помимо научных исследований, установивших роль многосторонних транснациональных институтов в снижении "дилеммы безопасности") в пользу начала активизации конструктивных действий по созданию и укреплению многосторонних институтов и форумов на ДВ является то, что многие шаги можно сделать без значительного инвестирования политического и экономического капитала, на базе уже имеющихся институтов. Чем раньше такие шаги будут предприняты, тем с большей вероятностью России (и ее соседям в северо-восточной Азии) удастся избежать более дорогостоящих шагов в случае активизации, в длительной перспективе, наметившихся в 90-е годы дестабилизирующих аспектов демографических, социально-экономических и политических тенденций в регионе.