Апология имени

Апология имени

А. К. Матвеев

Мир ономастики - прежде всего имен людей и мест (антропонимов и топонимов) - настолько велик, значим для общества и (не боюсь пафоса) прекрасен, что любой, кто к нему прикоснется, будь то ученый - филолог, историк, географ, краевед или просто любитель, уже не может пройти мимо. Вступая в этот мир, исследователи пытаются его осмыслить: об именах написано множество работ. Диапазон их проблематики обширен: ономастов интересовала сущность собственного имени, его языковой статус, возникновение имен, их жизнь в обществе, история, судьба и, наконец, окутанная флером мистики загадка тысячелетней давности - связь имени и человека.

Имена поражают не только своим множеством и разнообразием. Они могут быть общепонятны как река Черная или озеро Круглое и загадочны подобно реке Исеть или озеру Шувакиш, но, будучи семантически полярными, с одинаковым успехом обслуживают общество. Вместе с тем в имени можно видеть и просто этикетку и некий фетиш, определяющий жизненные пути, при этом чисто прагматический подход и фетишизация имени могут спокойно сосуществовать. Однако, объединяя собственные имена в один необозримый класс языковых единиц, следует учитывать существенную разницу между отдельными разрядами имен, обусловливающую многие их особенности. В частности, антропонимия и топонимия противостоят друг другу, например, по таким признакам, как обозначение объекта живого и способного к передвижению объекту неживому и неподвижному. Между тем параметры объектов во многом определяют народное видение и номинативный процесс, а соответственно способствуют и адекватному выбору путей этимологического анализа.

Имя многолико, у него много тайн, но поскольку имя - языковой знак, оно в первую очередь привлекает лингвистов. Отсюда и "болезнь ономастов" - рано или поздно обращаться к теории имени собственного, чаще всего к вопросу о его лингвистическом статусе. Это естественно, т. к. понимание специфики собственных имен создает надежный фундамент для их объяснения. Наша статья - тоже порождение "зова имени". Интересы автора связаны прежде всего с областью историко-этимологической ономастики, но он глубоко уверен в том, что успешная этимологизация собственных имен во многом зависит от понимания их места в языке.

Обычно эта проблема рассматривается в ракурсе наличия - отсутствия лексического значения у собственных имен или его "специфичности", что в конечном счете единодушно сводится к признанию способности выделять отдельные объекты из ряда подобных. Сложность, однако, в том, что в обширной галерее собственных имен есть и такие, которые сочетают ономастическое значение с собственно лексическим (гора Высокая) или реализуются в многоликих имяобразующих структурах.

Сферу собственных имен часто относят к периферии языка. Действительно, можно представить такую речевую ситуацию, когда люди разговаривают несколько часов подряд или даже целый день, не употребляя ни одного имени. Значит, имена появляются в речи только тогда, когда они необходимы, востребованы. Но и все в языке - все слова и формы - хранятся в нашей памяти до востребования. Следовательно, специфика собственных имен не в этом.

Иногда собственные имена уподобляют заимствованиям, но и это неверно в принципе, во-первых, среди заимствований множество полностью освоенных слов, а во-вторых, явно смешивается происхождение собственных имен с их функционированием.

Очень часто ученые пытаются отождествить имя и слово или соотнести их каким-либо образом. Но имя даже материально не всегда совпадает со словом. А главное - у имени иная природа и семантика. Значение, доставшееся имени в наследие от нарицательного (гора Шайтан <шайтан), часто очень существенное для местного населения, тем не менее является только сопутствующим (коннотативным) компонентом, который может вообще отсутствовать (гора Шунут).

Сказанное относится и к структурной характеристике имен, которые очень часто могут быть не словами, а словосочетаниями (Белый Камень, Нижний Новгород), причем в различных неиндоевропейских языках в именах широко представлены глагольные конструкции с причастиями и даже с личными формами. В нашем языке это редчайшие случаи, аномалии, поскольку русский язык, как и другие индоевропейские синтетические и флективные языки, исторически тяготеет к семантической и грамматической конденсации. Поэтому труднодоступную вершину русские назовут не "Гора, где можно сломить голову", а Сломиголова . Но ученый, решая теоретические вопросы, не может смотреть на структуру имени только через русские, славянские или - шире - индоевропейские очки. Он обязан учитывать данные разных языков.

Нецелесообразно предлагать новые термины, тем более что стаж тех, которыми мы пользуемся, уже превышает два тысячелетия, но вполне очевидно, что термин имя собственное (nomen proprium), восходящий к античной традиции и противопоставляемый имени нарицательному (nomen appellativum), затрудняет определение места собственных имен в языке, поскольку ограничивает их мир пределами слова и, более того, существительных, что легко объяснить: для античных ученых языковая действительность замыкалась в рамках греческого и латинского - классических индоевропейских языков. Фактически же она несравнимо богаче: в мансийской топонимии Северного Урала на каждом шагу можно встретить названия типа Сат-хум-хайтум-лох - "Лог семи бежавших мужчин", Нял-пахвтын-керас - "Скала, в которую пускают стрелы", Пут-урнэ-сяхл - "Гора, где караулят котел", Соруп-аньт-тусьтым-керас - "Скала, где поставили лосиные рога"; в лакской топонимии Дагестана находим не менее выразительные и сложные наименования мест Шялмахъру-бусай-ххуллу - "Дорога, на которой рассказывают небылицы", Къурхъ-рутай-щаращи - "Родник, который вызывает заворот кишок"1 , а также название лакского аула Ккул-базарлувун-най-бур - "Кулинцы идут на базар"2 ; в языках аборигенов Австралии встречаются глагольные топонимы как в личной, так и в неопределенной форме, ср.: Jingubullaworrigee - "Я пойду туда", Ningoola - "Не могу выйти", Woollongong - "Там, где прошло чудовище" и Genanagya - "Идти вперед", Urandangie - "Встретиться и сесть", Berowaltha - "Спускаться"3 . Подобные же конструкции засвидетельствованы и в антропонимии, ср. личные имена у аборигенов Океании: Лава-и-паки - "Прилететь и коснуться"4 или Тере-хе - "Уплывающая в даль из-за своего греха"5 .

Отсюда следует, что именник использует разные средства языка. Имена, будучи знаком выделения предмета из ряда подобных, могут быть и словом, и словосочетанием, и предложением. И потому они выходят за рамки лексики. Попытки определить статус имени, опираясь на антиномию имя - слово, как правило, не дают результата, поскольку слово - только одна ипостась имени.

Таким образом, в именах слова, словосочетания, предложения могут рассматриваться как звуковой материал, смысловое неономастическое содержание которого, иногда очень существенное в момент возникновения имени, может быть затем утрачено безо всякого ущерба для его функционирования. Поэтому при необходимости можно "творить" собственные имена из любого языкового материала, как это происходит в наши дни в эргонимии - названиях фирм, магазинов и т. п. под влиянием внешних факторов. "В принципе СИ (собственные имена. - А. М.) не нуждаются в переводе на данный язык"6 , что еще раз указывает на их особое положение в языке.

Трудности, возникающие при обсуждении онтологии собственных имен и их места в языке, во многом обусловлены смешением синхронии и диахронии, а также функционального плана и этиологии. Объективные диалектические противоречия порождаются и самим сложным характером имен, в идеале предназначенных называть, а не обозначать (cр. известную формулу nominatur singularia, sed universalia significatur - "единичное называется, а общее означивается"), но во множестве случаев факультативно способных на то и другое.

В этой диалектике многое проясняет происхождение имен, которые возникли в естественном звуковом языке и которые, таким образом, вторичны. Человек сперва должен был научиться обобщать и создавать слова для обозначения общих понятий, а уже потом освоить технику различения однородных явлений, предметов одного класса и научиться давать именования индивидуальностям. Оппозиция человек - противостоящий мир с течением времени дополняется противоположением человек - другие люди. Оказалось, что все мы - разные, а я - отличен от всех. Инстинктивный животный эгоизм постепенно эволюционирует в разумный эгоизм homo sapiens. Но, осмысляя этот процесс, нельзя упускать и роль имени в становлении человека.

Можно сколько угодно спорить о том, что сделало человека человеком: мясная пища, прямохождение, освобождение руки от транспортных функций, изготовление и использование орудий, поддержание огня, становление разума и возникновение человеческой речи и т. д. Фактически все это - этапы эволюции, которая связывает человека с животным миром и вместе с тем отделяет от него. Важнейшим рубежом было и появление имени. На каком-то этапе эволюции человек осознал факт своего выделения из промискуитетного стада, и появилось имя, в котором находит ярчайшее выражение человеческая "самость", закрепляется формирование человеческой личности, развитие личного самосознания. Именно в этом смысле можно говорить, что имя создает человека. Собственные имена - писал В. Н. Топоров - являются "неотъемлемой характеристикой человеческих коллективов в отличие от животных коллективов"7 .

Общеизвестна роль имен в человеческом обществе. Ясно, что изъять именник из общения столь же невозможно, как и лишить человечество языка. Но роль имени в прошлом была еще значительнее. В древности человек тщательно оберегал имя, считая его своей неотъемлемой частью. Он старался держать имя в тайне, чтобы отгонять злых духов, а узнав имена врагов, уничтожить их при помощи магии. Имя и миф, магия имен, их фетишизация - все это известные лингвоэтнокультурные мотивы. Современный человек лишен предрассудков, легко меняя фамилию и имя. Изменения в обществе ведут к калейдоскопу переименований городов и селений. Имя беззащитно. И в этом снова проявляется обособленность имени в языке, основной лексический фонд которого человеку неподвластен или почти неподвластен. Можно изменить имя, исказить его или вообще упразднить. Но вот парадокс - магия имен продолжает жить. Более того, во времена культурной деградации она получает широкое распространение в паранаучной форме. В красиво изданных книгах с названиями вроде "Тайна имени", а также многочисленных журнальных и газетных статьях не только содержатся традиционные объяснения имен, но и утверждается, что имя определяет судьбу человека. В этом особенно преуспел психолог Б. Ю. Хигир, который по имени, отчеству и дате рождения характеризует человека и прогнозирует его будущее. Эта лингвистическая астрология может показаться безобидной игрой. Но манипуляции с именами подаются в научной упаковке, подобно "новой хронологии" академика А. Т. Фоменко. Поэтому на них стоит остановиться поподробнее.

1. Одно и то же имя в разных языках звучит по-разному: русское Иван - английское Джон, русское Александр - венгерское Шандор, русское Андрей - мансийское Унтари. Возникает вопрос, сохраняются ли волшебные свойства имени в случаях столь радикального несоответствия звуков или только русские имена, в силу каких-то удивительных обстоятельств, обладают такой способностью? А как быть с тем непреложным фактом, что имя живет во множестве вариантов: Алексей становится Лёхой, Андрей - Дюшей, Анна - Нюрой, Александр - то Сашей, то Шурой. В жизни эти варианты, в которых нет ничего общего с каноническими именами, нередко встречаются намного чаще, а в детском возрасте, когда, казалось бы, прежде всего должно сказываться роковое влияние имени, они преобладают абсолютно. Десятки и даже сотни вариантов личных имен фигурируют на страницах словарей8 . И какой же из них будет определять жизненный путь?

2. Наш именник, толкованием которого занимаются ономастические кудесники, в основном заимствован. Он - древнееврейско-греко-латинского происхождения. Если же обратиться к другим народам и языкам с совершенно прозрачными по семантике именами типа бесчисленных арабских Абдулвали - "Раб Святого", Абдулгафур - "Раб Прощающего", Абдулкарим - "Раб Щедрого", Абдулхамид - "Раб Славного" и т. п., то исчезает сама база для гадания, которая появляется, когда внутренняя форма скрыта для неспециалиста, хотя в большинстве случаев известна ученым, т. е. в именах типа Иван, Александр, Андрей. В таких случаях можно легко спекулировать на благозвучных и неблагозвучных сочетаниях и случайных совпадениях.

3. Наконец, если бы подобные закономерности действительно существовали, то ученый мир безо всякой генетики давно додумался бы до клонирования людей со специфическими чертами характера и судьбой при помощи имен. Да и эмпирические наблюдения привели бы даже малообразованных людей к выводу, что есть не только благозвучные и неблагозвучные, но и "хорошие" и "нехорошие" имена. Вопрос о паранауке в ономастике сейчас весьма актуален, ведь то, что можно простить наивному дикарю или суеверному средневековому крестьянину, которые давали своему потомству разного рода профилактические имена, в наше время следует квалифицировать только как шарлатанство или глубочайшее заблуждение.

Имена влияют на судьбу людей и мест, но опосредованно. Люди могут смеяться и даже издеваться над именем, фамилией, прозвищем или названием деревни, а это может так или иначе ущемлять психику человека или группы людей с развитием в дальнейшем аномальных чувств, реакций, действий и соответствующими последствиями. В таких русских именах, как Фекла, Акакий, Пульхерия только специалист может сейчас увидеть значения "Божья слава", "Не причиняющий зла", "Прекрасная", а у незнающих - их огромное большинство - неблагозвучные звуковые комплексы могут вызывать неэстетичные ассоциации. В результате эти старые имена фактически выпали из русского именника. Оказывается, материальной базой для воздействия имени на человека являются прежде всего фонетические и смысловые ассоциации. Именно поэтому создатели искусственных имен сознательно или бессознательно, как правило, не жалеют сонорных звуков для имен положительных персонажей и смычных, шипящих, а также труднопроизносимых групп согласных - для отрицательных. Потому благозвучны имена, связанные с провиденциальным началом в "Розе Мира" Даниила Андреева (Нэртис, Олирна, Ирольн) и какофоничны, трудны для произношения наименования демонических персон (Гагтунгр, Гашшарва, Друккарг).

Еще пример: в алфавитных списках фамилий преподавателям и командирам бросаются в глаза первые по списку. Их чаще спрашивают, отмечают, награждают и т. п. Последним по списку уделяется меньше внимания. Они чувствуют себя ущемленными, у них развивается комплекс неполноценности. Поэтому первые успешнее в жизни. Объяснение это, конечно, спорно, но и оно указывает на опосредованность влияния имен на человека.

Еще сложнее путь воздействия имен на географические объекты. Название, несущее отрицательную историческую информацию (урочище Убиенное, где некогда кого-то убили; поле Гнилое, где сгноили урожай и т. п.) может способствовать развитию отрицательного отношения к объекту: его перестают посещать и обрабатывать. Постепенно он утрачивает свои полезные качества. Разумеется, и это случаи опосредованного воздействия имени.

Реально существующие поразительные свойства имени состоят прежде всего в его способности обслуживать общество даже при очень высокой повторяемости компонентов (в России тысячи тысяч Иванов и Ивановых и тысячи Ивановок). Естественно сложившиеся ономастические системы всегда нормально функционируют, если не вмешивается волюнтаристский фактор и не происходит смешение систем и создание неудачных наименований. Эта способность имен связана с тем, что ономастические системы основаны на принципе сосуществования множества частных подсистем. Поэтому одинаковые названия могут обслуживать разные коллективы. Такое устройство ономастических систем позволяет понять, как они отражают состояние общества, а топонимия - и географическую среду. Это отражение, конечно, неполно, но оно не является кривым зеркалом, как можно вывести из "закона относительной негативности топонимов" В. А. Никонова, в соответствии с которым названия даются по редкому признаку и являются собранием раритетов9 .

В действительности в пределах минимальной микросистемы, например топонимии сельского населенного пункта, действует правило обязательного различения названий, что обусловливает их неповторяемость. Частотность и раритетность топонимов в этом отношении не играют роли: исключается дублирование тех и других. Но в пределах каждой отдельно взятой микросистемы типичные топонимы (река Черная, поле Большое, гора Высокая) встречаются чаще, чем раритетные, поэтому сложение микросистем неизбежно дает эффект преобладания высокочастотных названий, которые господствуют в топонимии и объективно, хотя и неполно, отражают окружающий мир. Это закономерно, поскольку назначение имен не только выделять предметы, но и способствовать выявлению структурной организации действительности, что подтверждается прежде всего возникновением условных топонимических систем для ограниченных коллективов (военных, охотников, туристов). В принципе даже один человек может создать такую систему, если она помогает ему осваивать мир.

Другое удивительное свойство ономастических систем - хранить историческую память, содержать языковую информацию о прошлом, которая затем может быть интерпретирована с точки зрения лингвистики, истории и географии. Это свойство ономастики связано с ее консервативностью, устойчивостью, обособленностью в языке, а также с легкостью усвоения другим языком. Такие названия, как Вологда или Пермь и тысячи им подобных давно стали достоянием русского языка, но они продолжают хранить в себе информацию о древних языках и народах. Территория России огромна. Ее населяли в прошлом и населяют сейчас многие народы. Следует всегда помнить о том, что история русского этноса изобилует не только внутренними потрясениями, о которых так любит писать наша пресса, но и великими пассионарными движениями - преодолением и освоением огромных пространств. Эти пространства не были пустыми: в формирование русского этноса внесли свой вклад многие народы, история которых уже завершилась. Их наследие в русском языке - топонимия и антропонимия. Китайская мудрость гласит: "Лучше увидеть лицо, чем услышать имя". Но если лица не видно, если его уже нет, а в руке ученого только плохо сохранившийся череп, изучение имен позволяет заглянуть в глубокое прошлое и возродить звуки исчезнувшей речи. Поэтому значение собственных имен для контактологии - науки о лингвоэтнических контактах и прежде всего древних субстратах - исключительно велико.

Но надо помнить и о другом. На территории России непрерывно происходят и ранее происходили языковые и этнические скрещения. Именно этому смешению и обновлению обязан русский народ многими своими достойными качествами, поскольку смешение "своего" и "чужого" дает генетический эффект. Однозначное противопоставление "свой" - "чужой" актуально в армии, например при опознании самолетов, или на практических занятиях по иностранному языку. Для исторической лингвистики, изучающей топонимию и антропонимию, намного актуальнее другое: выявление "чужого" в "своем" и "своего" в "чужом", а также объяснение того, как произошло это взаимопроникновение. Именно такой подход сближает науки и объединяет народы.

Имя - ключ ко многим проблемам истории человечества и его языков, т. к. ни в одной другой сфере языка не выражено с такой силой слияние "своего" и "чужого", возможность которого обусловлена самими свойствами имени, способного даже при поверхностном контакте преодолевать языковые границы, временные рамки и территориальные рубежи. Долг ономастов всемерно использовать удивительные возможности и пути, которые указывает имя.

Список литературы

1 См.: Хайдаков С. М. Глагол в лакских топонимах // Топонимика Востока: Новые исследования. М., 1964. С. 204.

2 См.: Хайдаков С. М. Некоторые вопросы, связанные с изучением топонимии Дагестана // Топонимия Востока. М., 1962. С. 113.

3 См.: Беленькая В. Д. Заметки о географических названиях Австралии (аборигенная топонимия) // Ономастика Востока. М., 1980. С. 179.

4 См.: Мифы, предания и сказки фиджийцев. М., 1989. С. 387.

5 См.: Те Ранги Хироа (Бак П.). Мореплаватели Солнечного Восхода. М., 1959. С. 71.

6 Топоров В. Н. Из области теоретической топономастики // Вопр. языкознания. 1962. № 6. С. 5.

7 Там же. С. 3.

8 См., например: Тихонов А. Н., Бояринова Л. З., Рыжкова А. Г. Словарь русских личных имен. М., 1995.

9 См.: Никонов В. А. Пути топонимического исследования // Принципы топонимики. М., 1964. С. 77-79.

Для подготовки данной применялись материалы сети Интернет из общего доступа