Кризис культуры в условиях тотальности цивилизации и трагедия гуманизма
Кризис культуры в условиях тотальности цивилизации и трагедия гуманизма
С.В. Колычева, Омский государственный университет, кафедра философии
Для того чтобы глубоко проникнуть в суть проблемы, обратимся к истокам толкования термина "crisis". Этот термин возник давно, еще в эпоху античной Греции. Crisis в переводе с греческого означает решение, приговор, решительный исход. В общественных науках он обозначает перелом в каких-либо процессах. Кризис культуры -- это тяжелое переходное состояние, в котором рождается истина и определяется ее дальнейшая судьба. Смысл кризиса -- переоценка ценностей и перестановка слагаемых ее духовно-смыслового ядра. Он способен вывести из равновесия или даже парализовать культурную динамику, породить болезненные, разлагающие феномены, которые, как бактерии разъедают ее внутреннюю органичность -- целостность Бытия Культуры. Кризис связан с обнаружением ее внутреннего потенциала, новых возможностей внутреннего развития. Если просмотреть мировые кризисы, то часто смутное время предшествует рождению новой парадигмы мышления, закладывающей новую ценностную доминанту, определяющую весь последующий культурно-исторический процесс. Кризис -- это отступление, переломный момент, где "разворачивается некий целенаправленный процесс, божественный план, по которому знание, полученное через страдание, вызванное крушениями цивилизаций, в результате становится высшим средством прогресса" [1]. Можно говорить об эпохах расцвета и заката культуры.
Мартин Бубер, проанализировав самосознание разных эпох, пришел к заключению: "В истории человеческого духа я различаю эпохи обустроенности (Behaustheit) и бездомности (Hauslosigheit). В эпоху обустроенности человек живет во Вселенной как дома, в эпоху бездомности -- как в диком поле, где и колышка для палатки не найти" [2].
Весь ХVIIIв. сопровождался прогрессом образования, науки, культуры в целом. Казалось, что путь развития общества теперь ведет только к улучшению, накапливанию материального и духовного благосостояния, высокой степени развития цивилизации. Против всеобщей удовлетворенности результатами этого прогресса впервые выступил Ж.Ж.Руссо, когда в 1750г. опубликовал конкурсную работу, где на вопрос "Способствовало ли возрождение наук и искусств улучшению нравов?" дал отрицательный ответ. Его взгляды положили начало последующей критике цивилизации и культуры, поставив под сомнение веру в прогресс. В мышлении эпохи произошел сдвиг. Фихте тоже занимался критикой своего времени. В "Основных чертах современной эпохи" (1806 г.) он рассмотрел мировую историю в качестве секуляризации христианской философии истории, где ее самой низшей точкой была современность, как эпоха "совершенной греховности".
В 1825 г. Гете скажет: "Человечество станет умнее и рассудительнее, но не лучше, счастливее и деятельнее. Я предвижу время, когда человечество не будет больше радовать Бога, и он будет вынужден вновь все разрушить для обновленного творения" [3]. А в 1829 г. французский мыслитель Шарль Фурье выпустит книгу "Новый хозяйственный и социетарный мир", в которой выступит с тотальной критикой цивилизации.
Первую критику своего времени, отличающуюся по своей серьезности от предыдущих, дал С.Кьеркегор, где ставит человека перед "НИЧТО". Он предвидел появление европейского нигилизма, неумолимо поставив диагноз своему времени. В его знаменитом сочинении "Страх и трепет", которое многие считают психологическим шедевром, он описывает страх человека перед своей конечностью. Падшесть (Verfallenheit) и потерянность существа, которое становится жертвой необходимости существования, создают основу для вины перед Богом, что рождает трагическое мироощущение и тотальную отчужденность. Отчуждение трактовалось как грех, отказ человека от самого себя, от Бога в себе самом. Гегель в "Философии истории" говорит, что вся история человеческого существования -- это история человеческого отчуждения. Кьеркегор в работах "Болезнь к смерти" и "Понятие страха" выступает пророком затерянных и отверженных. "Человека он уподобляет шахматной фигуре, запертой на доске и не имеющей ходов в жизни" [4].
Зыбкая твердь рождает и зыбкое мироощущение. Явление Шопенгауэра с его философией вселенского пессимизма привело к возникновению новой этики абсолютного миро- и жизнеотрицания. Разложению культуры способствует "воля к жизни", как воля к утилитарно-практическим целям. Шопенгауэровская этика жизнеотрицания предвосхищает то предельное самоотчуждение человека, которое станет трагической реальностью ХХ века. Именно к Шопенгауэру восходит традиция осмысления самоутраты человека в обезбоженном мире, его одинокого противостояния всем стихиям при осмыслении полной бессмысленности борьбы. Ницше с его "amor fati" -- любовью к року - выступил его последователем. Он стал теоретиком практического антигуманизма, заявив всему миру о том, что Бог умер. Он хотел освободить человека от пут религиозности, как от заразной болезни, и взрастить Сверхчеловека, главным принципом жизни которого будет "воля к власти". После Ницше наступает эпоха Сверхчеловеческого Антигуманизма.
Через весь ХIХ в. проходит мрачное осознание эпохи. Так, в предчувствии наступающих сумерек, Макс Нордау пишет свою книгу "Вырождение" (1884 г.), в которой описывает настроение конца века "Fin de siecle", как состояние умов всех европейцев, без времени впадающих в старчество духа. Он писал: "Это настроение чрезвычайно смутное; в нем есть лихорадочная неутомимость и тупое уныние, безотчетный страх и юмор приговоренного к смерти. Преобладающая его черта -- чувство гибели, вымирания. "Fin de siecle" -- исповедь и в то же время жалоба" [5]. Он, исследуя болезнь века, ставит ему прямой диагноз: всеобщее вырождение.
В социальной философии ХХв. появляется ряд книг по проблемам кризиса. Кризис наступает тогда, когда культура перестает понимать, что же она собой представляет. Возникает тоска по идеалу, поиск новых ценностей. Тоска по прочному архетипу порой заводит человека в тупик и пугает. Пугает беспочвенность под ногами, развергшаяся бездна, напоминающая конец света. После того как мир узнал о "Смерти Бога", в век смятения, в век катаклизмов и войн, по всей планете пронесся, как раскат грома, приговор О.Шпенглера о закате западной культуры. "Закат Европы" -- метко найденное слово, которое будет сопутствовать всему грядущему столетию и станет символом всего самосознания ХХв. Это и был тот архетип, которого жаждал научный мир. По крайней мере, не пустота, пессимизм и жалкое отчужденное существование, зыбкое мироощущение и шаткая твердь, а красивая законченная теория о цикличности локальных культур. Эти красивые краски "Заката культуры", заката большого стиля в искусстве, успокаивали и удовлетворяли страждущие души человечества. История обрела новую систему координат, новые хронологические рамки -- "Эпоху Заката". Это настроение уходящего века подтверждалось фундаментальным исследованием О.Шпенглера о морфологии мировой истории, где он отрицает культурно-историческое единство человечества, называя его "пустым звуком" [6]. Он отвергает трансформацию культуры в пространстве и времени, культуры для него как самотождественные замкнутые монады, они -- лишь момент всемирной судьбы, история же лишена единого развития. Исключительный успех книги О.Шпенглера обьясняется тем, что она появилась в эпоху "Заката культуры", когда человечество жаждело ответа на вопрос, что ждет его на исторических перевалах, в эпоху кризисов и катастроф: смерть, небытие, или новый день, новая эпоха?
Шпенглер остро поставил вопрос о судьбе всего грядущего человечества, говоря о гибели Великой духовной культуры и пришествии ей на смену Великой техногенной цивилизации. Культуру он назвал великой неудачей жизни, сравнивая ее с растением, у которого есть фаза зарождения, роста, развития, созревания и увядания, а цивилизацию -- роком для всякой культуры. Культура не развивается бесконечно. Она, перенасыщаясь материальными благами, переходит в цивилизацию, так как умирает ее душа. В этом заключается роковая диалектика цивилизации и культуры. По Шпенглеру, с эпохи ампир стиль переходит во вкус, что является синонимом перехода от культуры к цивилизации, а с концом этой эпохи зодчество превращается в художественную промышленность, что говорит о конце подлинной истории искусства, вымирании особой человеческой породы. Культура религиозна. Цивилизация антирелигиозна. Культура призвана, созерцая вечность, творить ее подобие. Культура происходит от культа предков и связана со священными преданиями. В культуре находят свое воплощение Божии заповеди и законы. Цивилизация -- есть воля к мировому могуществу, к устроению поверхности земли. Она способна лишь хранить трупы красоты и воплощенного вдохновения в музеях, когда умирает Душа культуры, но сама не способна на созидание. Культура -- органична и символична, Цивилизация -- механична и технична. Культура основана на неравенстве и качествах, Цивилизация стремится к равенству и количеству. Культура основана на аристократичности Духа, Цивилизация -- на демократичности разума. Внутри культуры обнаруживается большая "Воля к жизни", она сама готовит себе гибель, отрываясь от духовно-религиозных законов, рассеивает свою энергию, и из стадии "органической" переходит в стадию "критическую". Эпоха "Культурного Заката" и отличается повышенной жаждой наживы, обогащения, острым превышением материальных благ и скудостью духовных ценностей. Культура теряет свой духовный иммунитет, инстинкт самосохранения в вечности. Попадая во власть приобретательских инстинктов, культура отпадает от Бога, становясь Человекобожеской Сверхцивилизацией, максимально несвободной от своих болезненных потребностей. Ведь истинная свобода достигается тогда, когда человечество исполняет волю Творца -- жить по его образу и подобию. Отпадение же от истинного источника жизни и вдохновения приводит к тотальной самоутрате и вырождению личности, перерождению ее в новый тип Человека-механизма ("Homo meсhaniсus" по Э.Фромму).
Человек для Шпенглера как высшая форма жизни -- "хищное животное". Новизна Шпенглера заключается в том, что этот "хищный зверь" оказывается творцом уникального культурно-исторического мира. Человек обладает особой техникой приспособления к окружающей среде, делающей его "культуросозидающим хищником". Вся человеческая жизнь -- есть политика, как тактика приспособления к жизни, диктуемая хищническим инстинктом "воли к власти". Шпенглер пытается в морфологии мировой истории найти основной символ каждой культуры, "прафеномен", через который обнаруживается ее душа, смысл и судьба. Греко-римскую культуру он назвал аполлоновской, так как нашел ее символ в чувственном гармонично сложенном теле, западноевропейскую -- фаустовской, так как она олицетворяет бесконечность пространства и времени, византийско-арабскую -- магической, потому что она олицетворяет противопоставление души и тела. Всю судьбу западноевропейской культуры он отождествляет с образом гетевского Фауста -- человека, вечно стремящегося к обладанию и покорению мира, стремящегося во что бы то ни стало достичь славы и известности, пусть даже заключив сделку с самим чертом -- Мефистофелем, который может продать дьявольскую гениальность, приносящую славу и деньги, лишь в обмен на душу.
Душа западной культуры была полна бурных стремлений, она несла в себе необыкновенную динамичность и для осуществления своих бесконечных устремлений вступила в союз с Мефистофелем, подписав себе этим смертный приговор. Душа Фауста была постепенно измучена и опустошена Злым Гением, и силы ее стали истощаться. Она уже больше не способна на большую любовь и большое искусство, она умеет лишь только осушать болота, строить гидроэлектростанции, атомноое оружие, она умеет гениально господствовать над миром. Фауст в своем становлении проходит путь от религиозной культуры к безрелигиозной цивилизации. И в безрелигиозной холодной цивилизации, одурманенный черными чарами славы, околдованный дьявольской "волей к власти", он погибает как обманутый "Поверженный Демон" Врубеля в лучах заходящего солнца западной культуры. Поэтому каждая высокая культура -- это великая трагедия.
В ХХ в. машина, как микрокосм, восстает против человека, как раньше человек мог восстать на Бога. Властелин мира теперь сделался рабом машины. "Трагизм нашего времени заключается в том, что лишенное уз человеческое мышление уже не в силах улавливать собственные последствия... . Сама цивилизация стала машиной, которая все делает по образу машины" [7, с. 487]. Цивилизация, рожденная на основе техники -- это хищник еще более страшный, чем человек, так как она ставит полностью под угрозу органическую жизнь, не оставляя в ней места человеку -- творцу культуры. "Взбесившаяся упряжь влечет низвергнутого победителя к смерти" [7, c. 486].
С первых шагов истории человек стремился убежать от природы к цивилизации, покоряя и истребляя природный мир. В результате он полностью утратил с ней духовно-органичное единство, соорудив искусственную стену из нагромождения вредоносных орудий. Он сам заключил себя в железобетонную клетку мировых городов, где возрастает научно-техническое отчуждение. Теперь ищут свободу от рабства у машины, от холодной атмосферы технической заорганизованности. Все победившие державы в I мировой войне проиграли в свете общего кризиса "фаустовской" культуры, так как продали душу. С тех пор машиноподобная техногенная цивилизация переламывает и перемалывает людские судьбы во всем мире. Отсюда -- всевозрастающая тоска по прошлому, бегство в средневековье, преобладающий в мировоззрении эпохи пессимизм и оккультизм, делающий, по Шпенглеру, "фаустовскую культуру" подобной Римской культуре времен Августа.
В истории цивилизации распространено определение человека, как "Homo faber" -- человек, изготовляющий орудие, что подразумевает подмену целей жизни средствами жизни. Это происходит потому, что творческий акт отныне осуществляется ради себя самого,-- Человека сильной руки, но смертного духа, либо во имя цивилизации он выходит из союза с природой и Богом и с каждым новым шагом история человечества все дальше и дальше спускается вниз, к первобытной дикости, к новому "цивилизованному варварству". Поэтому все великие культуры трагичны, они являются также "великими поражениями" и целые расы обрекаются на вымирание, рушатся империи, этносы становятся духовно бесплодными и исчезают с лица земли. Человек до конца не осознает свою великую вину и трагедию, потому что природа и Бог сильнее и борьба против них не приведет к победе. Таким образом, всемирная история -- это "история неудержимого, рокового раскола между человеческим миром и Вселенной, история мятежника, переросшего материнское лоно и поднимающего на него руку" [7].
Возрождение культуры О.Шпенглер видит в реанимации Вечной элиты -- Дворянства и Духовенства, в которых сосредоточена та культуротворческая энергия, которая и порождает локальные культуры. Эти два прасословия аккумулируют космические стихии жизни мужского и женского начал. Мужское начало переживает судьбу, женщина -- сама есть судьба. Мужское начало -- микрокосмично и связано с пространственной ориентацией, подобно животному. Женское начало -- макрокосмично, оно тождественно жизни и времени и подобно растению. Так, духовенство, обладающее мужским космическим импульсом, также микрокосмично и играет в истории роль просветителя-идеолога. Он вечный спутник дворянства -- носителя женского импульса, олицетворяющего макрокосм. Дворянство -- это и есть судьба культуры, и духовенство вечно стремится ее постичь. Эти два прасословия, рождающиеся в "золотой век человечества", цементируют и упорядочивают все культурно-историческое развитие, являясь главными движущими силами прогресса.
Шпенглер видит и III сословие, которое называет "печальной необходимостью". Это остаток первых двух сословий, но с отрицательным знаком, лишенная внутреннего единства, она, подобно плебсу, несет разрушение мирового значения, провоцируя истребление "большого стиля".
Массы -- это IV сословие, еще более разрушительная сила в панораме ХХ в. Это "лишенный душевных корней народ поздних состояний культуры, бродячая бесформенная и враждебная формам масса, которая, скитаясь по каменным лабиринтам, поглощает вокруг себя живой остаток человечности, не имея Родины, ожесточенная и несчастная, полная ненависти к прочным традициям старой культуры, которая для нее отмерла, она грезит об освобождении из своего невозможного состояния" [8]. Этой силе способна противостоять гармония главных прасословий -- Дворянства и Духовенства в их цельной сплоченности.
Таким образом, по Шпенглеру, культура и сословие -- это два синонимичные понятия, отражающие высокий уровень развития общества. История большого стиля и имела свой творческий центр в сословиях, вымуштрованных в совершенстве, ведь истинная культура достигается путем возделывания качества. Культура и сословие возникают как единство, проявляясь одно через другое, и как единство -- гибнут. Сословие и каста отличны друг от друга, как наиболее ранняя культура и наиболее поздняя цивилизация. Поэтому цивилизации следует обратить внимание на возделывание лучших сортов вечной элиты, чтобы не погибнуть в вечности.
Список литературы
Тойнби А.Дж. Цивилизация перед судом истории. М., 1996. С. 27.
Бубер М. Два образа веры. М., 1995. С. 164-167.
Ясперс К. Смысл и назначение истории. М., 1994. С. 288-293.
Третьяков Н.Ф. Философия человека и общества. Омск, 1997. С. 253.
Нордау М. Вырождение. М., 1997. С. 24.
Шпенглер О. Закат Европы. Т. I. С. 22. Цит. по: Губман Б.Л. Западная философия культуры ХХ в. Тверь, 1997. С. 32.
Шпенглер О. Человек и техника // Культурология ХХ века. М., 1995. С. 454-489.
Шпенглер О. Прусская идея и социализм. Берлин, б.г. С. 112-113. Цит. по: Губман Б.Л. Указ. соч. С. 40.
Для подготовки данной применялись материалы сети Интернет из общего доступа