Метаязык
Метаязык
Вадим Руднев
Метаязык - язык описания, язык "второго порядка", при помощи которого описываются языки-объекты. Термин метаязык возник и математике и математической логике , где в качестве метаязыка выступают формальные символы, связки, кванторы и операторы.
Выгодность М. состоит в том, что он отличается от языка-объекта и выступает как более простой, однозначный и ясный (см. логический позитивизм). Однако в гуманитарных науках, которые с трудом поддаются формализации, в качестве М. выступает тот же естественный язык, что создает определенные трудности. Мы говорим, изучаем объект - в истории, лингвистике, литературоведении,- пользуясь тем же языком, на котором история говорит в документах, язык - в речевых действиях, а литература - в своих текстах. Для того чтобы отличить М. от языка-объекта, он строится как терминологическая система. Чем строже эта система, тем научнее дисциплина, которая пользуется этой системой. Во всяком случае, так считалось всегда в ХХ в. до постструктурализма и постмодернизма, научных и философских парадигм, которые именно в расплывчатости и неясности М. видят адекватность изучаемому объекту.
В нашем словаре рассмотрено несколько М. терминологических систем: М. математической логики, фонологии , основными единицами которого являются бинарные оппозиции дифференциальных признаков фонем: гласный - согласный, смычный - щелевой, губной - зубной и т. д. В М. структурной лингвистики также важнейшую роль играют бинарные оппозиции: синтагматика - парадигматика, язык - речь, синхрония - диахрония. В генеративной поэтике элементами М. являются понятия темы и приемов выразительности, а также сами эти приемы выразительности - контраст, варьирование, совмещение и т. д. А вот мотивный анализ знает, по сути, лишь один термин - мотив, М. мотивного анализа не выделен - это является признаком того, что данное научное направление уже относится к парадигме постструктурализма.
В принципе, на протяжении ХХ в. наблюдалась динамика понятия М. от жесткости к мягкости - не прямолинейно, конечно, но общая тенденция была именно такая. Вначале логические позитивисты провозгласили поиск идеального М. самой главной задачей философии, после этого Витгенштейн заметил, что говорить на идеальном языке - это все равно, что ходить по идеально гладкому льду.
Однако после второй мировой войны в связи с идеями формализации знания на основе электронных систем, теории информации и кибернетики начался новый взлет жестких М. - появилась математическая лингвистика, семантика возможных миров, употреблявшие сложные системы М. Потом эти М. отошли в чисто технические разработки и вновь - на этот раз, по крайней мере на протяжении ХХ в., окончательно - пошла мода на мягкие расплывчатые М. Венцом этой тенденции стал, конечно, постмодернизм. МИФ
. Это понятие имеет в обыденном и культурном языке три значения: 1) древнее предание, рассказ; 2) мифотворчество, мифологический космогенез; 3) особое состояние сознания, исторически и культурно обусловленное.
Первое значение, или представление, как мы покажем ниже, просто неверно. М. не может быть рассказом чисто историческим, поскольку на стадии мифологического мышления то, что говорится, еще не отделено от того, о чем говорится. М. сознание не знает самых фундаментальных противопоставлений постмифологической культуры. Прежде всего - между реальностью и вымыслом. Для человека мифологического сознания не может быть также противопоставления правды и лжи, а для того чтобы говорить о рассказе, повествовании, нужны обязательно эти два противопоставления.
Все дело в том, что в М. сознании другое время и пространство - время циклично: один из основных мифов человечества - это миф о вечном возвращении. Пространство же М. - это пространство аграрного ритуала, где все взаимосвязано. Каждое явление, в том числе и природное, толкуется в терминах пространства-времени, связанного с посевом, созреванием и уборкой урожая.
Когда появляется историческое сознание - представление о будущем, которое не повторит прошлого, М. начинает ломаться, демифологизироваться. Отсюда и возникает представление о нем как о рассказе в духе "Преданий и мифов Древней Греции" - это вытянутые в линию, искусственно наделенные чертами повествовательности мифологические "остатки". Вот как пишет Клод Леви-Строс в этой связи о задаче мифолога: "Мы будем рассматривать миф так, как если бы он представлял собой оркестровую партитуру, переписанную несведущим любителем, линейка за линейкой, в виде непрерывной мелодической последовательности; мы же пытаемся восстановить его первоначальную аранжировку".
Связанный с аграрным циклом мифологический культ умирающего и воскресающего бога (смысл аграрного культа в том, что "умирающее" зерно потом прорастает, "воскресает", как и умирающий бог - история Иисуса Христа тоже была решена в аграрно-мифологическом ключе как история умирающего и воскресающего бога) порождал особое отношение к личности, такое отношение, когда не действует фундаментальный закон тождества (а = а). Личность эпохи М. не такая, как наша личность, она - часть всего коллектива, то есть не просто олицетворяет весь коллектив, а отождествляется с ним. Различные похожие люди, например близнецы, Принимались за различные ипостаси одного человека, равного при этом всему космосу Когда появлялось линейное время, циклический миф начинал превращаться в линейный текст тогда появлялись двойники и близнецы исторического и условно-художественного повествования.
Второе значение понятие М. как мифотворческого космогенеза - рождения мира из хаоса - более корректно, но ведь нас в первую очередь М. интересует потому, что в ХХ веке он стал одной из важнейших культурных категорий, а стал он таковым благодаря третьему значению - М. как особому состоянию сознания. Это такое состояние сознания, которое является нейтрализатором между всеми фундаментальными культурными бинарными оппозициями , прежде всего между жизнью и смертью, правдой и ложью, иллюзией и реальностью. Вот почему во времена тоталитарного сознания, например, во времена сталинских репрессий, миф действует так безотказно. Когда арестовывают всю семью и человек понимает, что тот, кто все это заварил, - негодяй и тиран, а его арестованные или убитые родственники явно ни в чем не виноваты, он долго не может психологически удерживать в себе это непосильное для него знание. И он регрессирует в мифологическое сознание; оппозиция "злодей / жертва" сменяется для него оппозицией "вождь / герой" или "вождь / его враги". Сознание человека затемняется, и им полностью овладевает бессознательное, которое, как показал Юнг, как раз и состоит из М. (см. аналитическая психология).
Вот почему миф так важен для ХХ в. Но мифологическое пронизывает не только политику, но и фундаментальную культуру, которая в ХХ в. становится тотально мифологической (см. неомифологическое сознание). Чтобы изучать это сознание, важно знать структуру классического М. (пусть реконструированную этим же неомифологическим сознанием).
Для структуры М. прежде всего характерно то, что Люсьен ЛевиБрюль назвал партиципацией, то есть сопричастием. В мифе каждый объект, каждое действие сопричастно другим объектам и действиям. Изображение человека - это не просто изображение, это часть того человека, которого оно изображает, одна из его форм. Поэтому достаточно проделать какие-то манипуляции с изображением, и нечто произойдет с изображаемым человеком, например если проколоть изображение булавкой, человек умрет (контагиозная магия). Потому что часть - это то же, что целое, одно из проявлений целого.
Как писал А. Ф. Лосев, для М. характерно всеобщее оборотничество - все связано со всем и отражается во всем. Для этого нужен особый язык и особое сознание. Например, когда человек говорит: "Я вышел из дома", то он просто описывает свое действие. Такой язык не может быть мифологическим, в нем слишком четко разделены объект, субъект и предикат. Но М. не разделял ни субъекта, ни объекта, ни предиката М. вообще не знал слов в современном смысле и синтаксиса в современном смысле: членов предложения, частей речи - ничего этого не было.
В мифологическом сознании господствовал наиболее примитивный синтаксический (досинтаксический) строй - инкорпорирующий: в нем слово и предложение - это одно и то же, нерасчлененные смыслы нанизываются друг на друга. Не "я вышел из дома", а нечто вроде "меня-дом-наружу-хождение". Конечно, в таком нерасчлененном языке и сознании не может быть ни разграничения правды и лжи (оно возникает как функция членораздельного предложения), ни деления на иллюзию и реальность (оно возникает, когда есть предметы и есть слова), ни разграничения жизни и смерти (оно возникает, когда появляется начало и конец предложения и вообще начало и конец - то есть линейное время).
Леви-Строс охарактеризовал М. мышление как бриколаж (фр. bricolage- отскок шара в бильярде ), то есть всеобщее взаимное отражение (утонченным вариантом бриколажа является, например, "Игра в бисер" Гессе).
Рассмотрим особенности мифологического сознания на примере мифа об Эдипе (см. также Эдипов комплекс). Эдип по неведению убивает своего отца и женится на своей матери. Важно при этом, что он становится царем и что отец его был царь. Вот первая характерная черта архаического М.: ритуальное убийство престарелого царя, ветхого жреца - этому посвящена огромная книга Дж. Фрейзера "Золотая ветвь". Ритуальное убийство царя связано с культом умирающего и воскресающего бога - в мифологическом сознании Эдип и отец его Лай суть две стадии одного человека, это и есть умирающий и воскресающий бог-царь.
А что такое соитие с матерью? Как говорили в древней Руси, "Богородица - мать-сыра земля": земля, мать - это олицетворение плодоносящего начала и одновременно субститут царской власти как овладения матерью-родиной. Ведь Эдип, овладев Иокастой, своей матерью, тем самым овладел городом Фивы, стал царем Фив.
Почему же Эдип ослепил себя? В М. об Эдипе действует особая диалектика зрения как слепоты и слепоты как зрения. Об этом хорошо пишет Я. Э. Голосовкер. Эдип видел своего отца, видел свою мать, но тем не менее совершил все эти поступки, а слепой старецандрогин провидец Тиресий знал всю эту историю заранее от начала до конца. Стало быть, внешнее зрение ничего не стоит. Так пусть же его не будет вообще. И Эдип выкалывает себе глаза, чтобы отныне видеть все внутренним зрением (говорят, что так же поступил философ Демокрит, который ослепил себя, чтобы лучше видеть). Итак, в М. об Эдипе слились и аграрный М., и М. об умирающем и воскресающем боге. Убийство отца и инцест - явления поздние, то есть поздним является их осознание как чего-то ужасного. В обществе с эндогамией инцест был обычным делом. А первые люди вступали в инцест в силу обстоятельств; с кем же еще было им вступать в связь, ведь больше, кроме них, никого не было? Если же мы вспомним, что черпаем сведения об Эдипе из линеаризированных, лишенных "партитуры" рассказов и трагедии Софокла, а также вспомним то, что мы говорили о М. языке и сознании, то, в сущности, никакого в современном смысле убийства отца и инцеста не было. Было что-то другое, выраженное на инкорпорирующем языке: матере-отце-убива-женение.
Леви-Строс же вообще считал, что главное в мифе об Эдипе совсем другое - вопрос, заданный мифологическим сознанием: как рождается человек, от одного человека или от двух?
Современные представления о том, как рождается человек, - очень поздние, все мифологические герои рождаются каким-нибудь экзотическим, с нашей точки зрения образом: из головы отца, от наговора, от укуса какого-то насекомого и так далее. Наконец, они просто вырастают из земли. Леви-Строс обращает внимание на то, что Эдип был хромой, ведь ему в детстве перерезали сухожилия, и на то, что в имени его отца Лая (что значит "левша") кроется намек на то, что нечто не в порядке с конечностями. Леви-Строс толкует это как остатки архаического представления о том, что человек вырос из земли, а весь миф об Эдипе, как пробуждающееся любопытство к тому, как же это происходит на самом деле, в этом, по Леви-Стросу, и смысл Эдипова комплекса, который он тоже считает частью мифа об Эдипе, ибо миф не знает времени.
Список литературы
Фрейзер Дж. Дж. Золотая ветвь: Исследование магии и религии.- М., 1985.
Леви-Брюль Л. Первобытное мышление.- М., 1994.
Лосев А Ф. Знак. Символ. Миф.- М., 1982.
Голосовкер Я. Э. Логика мифа. - М. 1987.
Леви-Строс К. Структурная антропология. - М., 1983.
Юнг К. Г. Архетип и символ.- М., 1991.
Элиаде М. Космос и история. - М., 1987.
Аверинцев С. С. К истолкованию символики мифа об Эдипе // Античность и современность. - М., 1972.
Пятигорский А. М. Некоторые замечания о мифологии с точки зрения психолога // Учен. зап. Тартуского ун-та, 1965 - вып. 181.
Для подготовки данной применялись материалы сети Интернет из общего доступа