К преодолению парадигмального кризиса в социологии
К преодолению парадигмального кризиса в социологии
Признаки парадигмального кризиса в социологии
К настоящему времени в социологии сложился целый ряд фундаментальных подходов к научному исследованию общества. В то же время при всем богатстве существующих на сегодняшний день методологических принципов явственно ощущается парадигмальный кризис социологии. На мой взгляд, он обусловлен, во-первых, утерей процессуальной ориентации в рамках эвристической деятельности, предваряющей социальное познание, и, как следствие, обеднением возможностей этой дисциплины. Ведь ее цель - не только описывать социальные явления, но и отслеживать их истоки, предвидеть возможные "конфигурации" и рекомендовать те или иные способы регулирования социально значимых процессов, т.е. процессов, которые оказывают влияние на жизненную среду и качество жизни людей. Во-вторых, парадигмальный кризис вызван отторжением общественной практикой теоретических моделей, являющих собой идеальные конструкты без человека. Эти конструкты дробят научное знание о природе, человеке и обществе таким образом, что практически неизученный механизм взаимодействия индивидуальных и экосоцио-культурных компонентов, предопределяющий тот или иной исход соприкосновений человека с окружающим миром, был и остается до сих пор вне предметной области социологии. Третья причина парадигмального кризиса видится в отсутствии такой трактовки предметной области социологии, которая позволила бы ориентировать теоретические модели и аналитический аппарат не только на рефлексию и описание, но и (разумеется, в определенных пределах) на регулирование механизмов воспроизводства естественной и социокультурной жизни людей, ресурсов для жизни и "технологий" выживания именно в данном, а не в каком-либо ином социуме. Наконец, четвертую причину я вижу в игнорировании коммуникации как ключевого среди "механизмов", позволяющих влиять на характер взаимодействий между людьми, включая активность персонажей, представляющих корпоративные интересы сообществ, организаций, разного рода управленческих структур.
На мой взгляд, скрытые пласты социальной жизни недоступны для исследования традиционными методами, вытекающими из столь же традиционной трактовки предметных областей отдельных дисциплин. Жизненные стратегии людей в мире социокультурных контактов включают в себя целую гамму ориентации. В условиях, когда нарушен баланс между технологическим потенциалом среды и нравственной зрелостью человеческого интеллекта, ареной решающих событий становится общественное, прежде всего обыденное, сознание. Предпосылкой же выживания физически и нравственно здоровых людей оказываются такие их физические, социально-психологические и социокультурные качества, которые позволяют на всех этапах жизненного цикла сохранять органическую связь со средой обитания. Основной механизм осуществления этой связи - социокультурная коммуникация - пронизывает все уровни межсубъектных взаимодействий. Именно в этом и состоит основная особенность коммуникации, которая параллельно может быть рассмотрена и как процесс, и как деятельность, и как "смысловой контакт" (по достижении "эффекта диалога"). При том, что в отличие от однонаправленных информационных процессов коммуникативные процессы - двунаправленны, поскольку всегда предполагают обратную связь или, говоря иначе, протекают в диалоговом режиме.
Грядущая информатизация всей социокультурной жизни ведет к возрастанию роли человеческой интуиции и интеллекта в эволюции не только культурной и технологической цивилизации, но и живой природы. Социум синкретичен: многослоен и многомерен, при этом он совмещает в себе координаты пространства и времени. Не случайно он - объект внимания специалистов разного профиля, изучающих не только его современные состояния, но и детерминанты его эволюции. Однако в отрыве от организующего человеко-средового начала (в отрыве от ментальности и образа жизни людей, осуществляющих собственный выбор, вступающих во взаимодействие друг с другом и постоянно контактирующих со своей жизненной средой) нельзя постичь социум как целостность, равно как и понять механизмы воспроизводства естественной и социокультурной жизни, ресурсов для жизни и технологий выживания. Представляется, что без соответствующего анализа ни одно социально значимое управленческое решение не способно дать позитивного социального эффекта.
Таким образом, представляется весьма актуальным поиск теоретико-методологической парадигмы социального познания, располагающей научным аппаратом, который позволяет в соответствующих ей "рамках соотнесения" (frames of reference) описывать и анализировать природу социально значимых процессов, протекающих в пространстве-времени разнообразных экосоциокультурных систем. Переход к такой парадигме социального познания требует прежде всего признать, что групповой социальный субъект — единица условная. Ее "единство" заведомо не предопределено. Оно "исчисляется" аналитически, на основе столь же условного сходства признаков. И вряд ли целесообразно, скажем, организуя инфраструктурные сети, исходить из социально-структурных "пропорций". Социальная инфраструктура призвана служить жизнеобеспечению людей, значит, ее услуги должны адресоваться не группе или классу, а человеку, причем не среднестатистическому или групповому, а отдельному, с конкретными нуждами и запросами. Ведь питается, учится, трудится, лечится именно человек, а не "слой" или "прослойка". А потому, если инфраструктура, составляющая существенную часть социокультурной среды, ориентирована в расчете на "безличные" компоненты социальной структуры, то она неэффективна по исходному принципу.
Изучая социальные процессы и тем более претендуя на право их регулировать, целесообразно от увлечения структурами вернуться к истоку - к человеку, герою и автору множества социальных драм. Не к виду - Homo sapiens. Homo ludens. Homo agens и т.п., а к роду - Homo vivens (человек живущий), который, будучи антропологически изначальным, рефлексируется, как правило, лишь авторами художественных произведений. Располагая свободой выбора в идентификации себя с другими, он лишен такой свободы применительно к самому себе как представителю человеческого рода. Между тем именно в этом качестве человек жив, пока контактирует со средой, которая по многим причинам непрерывно меняется.
Переход к такой парадигме социального познания открывает обширные возможности для интеграции научного знания о природе, человеке и обществе в практику выработки социально значимых управленческих решений. Думаю, это единственно научно осмысленный путь не только к реабилитации в социальных науках организующего начала социокультурной жизни общества, но и к постижению механизмов зарождения этой жизни, ее поддержания и воспроизводства, а также к познанию природы жизненных и социокультурных ресурсов, способов выживания людей и сообществ в разных социокультурных ситуациях и средах.
Экоантропоцентрическая социология: человек и среда в новой парадигме социального познания
Уберечь для науки целостное мировидение можно, думается, на основе онтогно-сеологического представления о соотношении "человек-среда", сопровождаемого введением соответствующего понятийно-аналитического аппарата в состав новой парадигмы социального познания, названной мною экоантропоцентрической ("человеко-средовой") социологией.
Экоантропоцентрическая парадигма социального познания восходит к идеям, развивавшимся в экзистенциальной философии; философской, культурной и социальной антропологии; этологии и социальной географии. Она исходит лз того, что социальные институты общества представляют собой кристаллизацию непрерывно происходящего метаболизма (обмена веществом, энергией и информацией) между человеком и средой его обитания. Соответственно, работающий в этой парадигме исследователь акцентирует свое внимание не столько на человеке и/или среде, сколько на тех обменных (метаболических) процессах, которые происходят между ними.
При таком подходе изначально в центре исследования оказываются не группы (этнические, конфессиональные, возрастные, профессиональные, статус-позиционные и т.п.), с предписанным им типовым или среднестатистическим сознанием и поведением, а люди. Именно они осуществляют собственный выбор под давлением среды и сами образуют разные группы и общности. Идентифицируя себя с ними сегодня, они могут завтра по каким-то мотивам сменить свою ориентацию.
Рассматриваемая парадигма социального познания не случайно названа мною экоантропоцентрической. Человек с его ментальностью и собственной системой "жизненных координат" и многослойная, многомерная среда его обитания охватываются ею прежде всего в той мере, в какой они на разных этапах жизненного цикла пребывают в состоянии органической связи и интерференции. Методологическая позиция экоантропоцентрической социологии - науки о способах самоорганизации и воспроизводства вещества и форм социальности - формируется на стыке семиосоциопсихологической теории коммуникации [1-3] и ситуационной концепции социокультурной динамики, проецируемых в представление о жизненной среде и особенностях ее развития.
Она изучает механизмы и социально значимые следствия интерактивного обмена (метаболизма) человека с его природным, культурным и социальным окружением, опосредуемого социальной структурой и социальной инфраструктурой, а также жизненными и вытекающими из них локальными социокультурными ситуациями. Специфика этой теоретико-методологической платформы состоит в том, что в сферу исследовательского внимания попадают не только результаты общественной практики, но и интенции1, лежащие у истоков зарождения, становления и распространения образцов поведения, деятельности, общения и взаимодействия людей со всеми элементами их жизненной среды. Осваивая среду, делая ее своей, человек привносит в нее себя, т.е. состояние и направленность своего сознания, свое жизненное кредо. Внесение организующего начала в индивидуальный образ жизни придает ему не только известную цельность, но и своеобразие.
Рис. 1. Человек и среда неразрывны.
Возникает сложный, практически не изученный механизм взаимопроникновения личностных и экосоциокультурных, т.е. средовых, детерминант, предопределяющих тот или иной исход разнообразных "соприкосновений" человека со средой. И значит, научное объяснение того на первый взгляд тривиального факта, что и в сходных условиях образ жизни людей неодинаков, требует своей аналитической модели. Такая модель в нашем случае - модель "ситуации" в ее экзистенциальной и социо-культурной ипостасях. В рамках и сквозь призму этой модели сравнительно четко прослеживается проходящая "через человека" связь между состоянием тех или иных параметров среды, в которой реализуется жизнедеятельность человека, с присущими последнему способами взаимодействия с ней, ее интерпретации и персонализации [4,5].
Иными словами, в качестве первоосновы самоорганизации (равно как и воспроизводства социальности как таковой) рассматривается никогда не прекращающийся человеко-средовой метаболизм, в котором и заложены, как представляется, истоки поддержания и обновления всех форм естественной и социокультурной жизни. Именно этой причиной можно объяснить известный в биологии феномен: любой организм жив, пока контактирует со средой; утеря такого контакта означает его гибель. На рисунке 1 эта мысль отражена в метафорическом образе бабочки. Среду символизируют крылья: их нельзя оторвать, не погубив бабочку, но и сами оторванные крылья становятся безжизненными. Этот образ, мне кажется, стоило бы "отпечатать" в сознании лиц, принимающих управленческие, прежде всего градостроительные, решения, которые нередко из-за социальной некомпетентности авторов, разрушают среду обитания людей, нанося тем самым непоправимый ущерб не только "чьей-то", но и собственной жизни.
Особая роль в экоантропоцентрической социологии принадлежит, как отмечалось выше, понятию "ситуация". Ведь отношения человека со средой обитания строятся как опосредуемые обстоятельствами его личной и социокультурной жизни многомерные пространственно-временные, прямые и обратные связи с окружением. Родившись в определенной среде, индивид вынужден к ней приспосабливаться. И все же, располагая не только биологическими и этологическими, но и идеационно-технологи-ческими механизмами организации жизненного пространства-времени, человек интенсивно преобразует свою экосферу, что в конечном итоге сказывается на нем самом. Необходимое условие выживания состоит, как отмечал известный эколог Н. Реймерс, в "максимальном сохранении природы, как своей собственной - человека, так и среды жизни, поскольку динамические качества всех природных систем предельны, а скорость изменения подсистем (имеются в виду изменения антропо-систем и экосферы. - Т.Д.) должна быть максимально согласована" [1, с. 116, 117]. Такого рода согласование возможно лишь при наличии определенной "зоны безопасности", или некоего "демпфера", способного гасить колебательные перепады, опасные как для человека, так и для среды. Поясню эту мысль.
Жизненная среда человека включает в себя по меньшей мере четыре аспекта измерения: природный - флора, фауна, вода, воздух; рукотворный - плоды технико-технологической цивилизации; информационный - потоки знаков и символов, транслируемые в связывающие людей друг с другом коммуникационные сети; социо-психоантропологический - другие люди с их менталитетом, образом и стилем жизни и т.п. Столь же многомерно и социально-практическое бытие личности, существующей, с одной стороны, во множестве временных ритмов, соответствующих астрофизическому, историко-культурному, психологическому, биологическому времени, а с другой - в системе координат, отвечающих основным видам человеческой деятельности и направленности человеческих усилий - социально-экологическому (воспроизводство жизни), социально-экономическому (воспроизводство ресурсов для жизни) и социализационно-культурному (воспроизводство образцов и норм жизнедеятельности). Значит, возможность существования названного выше "демпфера" в существенной мере заложена в человеческом сознании, в его способности "проигрывать" в своем воображении ситуацию. Интуиция и интеллект, память и воля - все это проявления интенциональности (направленности) человеческого сознания. Известную целостность и даже цельность "культурной субстанции", проявляющих себя в поведении людей, входящих в те или иные местные сообщества, можно объяснить, по-видимому, тем, что сама эта субстанция в достаточной степени "закреплена" в некотором пространственно-временном ареале.
Такого рода ареалы, как бы ограничивающие расширение "культурной субстанции", могут иметь инфракультурные (популяционные) основания. Вместе с тем неуклонно наступающая информатизация ведет к расширению "коммуникативных сетей", экспансии "объемлющего" социокультурного универсума, стирающего границы между цивилизациями. В этом видится причина тяги гуманитарной науки к средовому и даже планетарному антропоцентризму, т.е. не к тому, что разъединяет людей, сообщества и цивилизации, а к тому, что их объединяет.
Вместе с тем чтобы глубже понять причины общего и различного в поведении людей, важно признать наличие между ними неявного "медиатора" - динамического антропокультурного образования, интегрирующего так называемые "объективные" свойства среды с их индивидуальной интерпретацией личностью. Эти образования изменчивы. В каждый данный момент они обладают специфическими структурой и конфигурацией, придающими образу жизни людей характер направленного и непрерывного процесса, в рамках которого воспроизведение уже известных (кодифицированных в данной культуре) образцов выхода из проблемных состояний перемежается с рождением новых, доселе неизвестных способов решения жизненно важных проблем. Именно так трактуется мною понятие "ситуация", содержание которого меняется, сообразуясь с масштабом изучаемых социально значимых процессов.
Соответственно, в качестве единиц анализа можно использовать понятия "конкретно-историческая ситуация", "социальная (социо'культурная) ситуация" и "жизненная ситуация". Каждая из них мыслится в определенных аналитических границах и связывается с конкретным уровнем анализа взаимодействия субъекта социального действия со средой. При этом под жизненной ситуацией индивида понимается совокупность значимых, т.е. "втянутых" в орбиту его жизнедеятельности, событий и обстоятельств, оказывающих непосредственное или опосредованное влияние на его мировосприятие и поведение в каждый данный конкретный период его жизненного цикла.
Организуя "среду своего обитания", постоянно решая возникающие проблемы, человек тратит умственную, эмоциональную и физическую энергию. При этом "среда обитания" отнюдь не сводится к той или иной сфере деятельности. Все они (труд, быт, отдых и т.п.), равно как и общеизвестные "отрасли" общественной жизни (экология, экономика, культура), связаны между собой не "напрямую", а через человека. Поэтому все происходящее с культурой сказывается на экономике и экологии, перемены в экономике воздействуют на состояние экологии, культуры и т.п. При этом фактура "культурной субстанции", циркулирующей в масштабе локальных и более широких социально-пространственных сообществ, зарождается в проблемных жизненных ситуациях.
Социальная коммуникация как механизм человеко-средовых взаимодействий и социокультурного нормотворчества
Таким образом, нормы и образцы поведения, деятельности, общения и взаимодействия людей с элементами окружающей среды создаются самими людьми. Это происходит в процессе коммуникации, которая реализуется в форме обмена действиями порождения и интерпретации текстов — в текстовой деятельности. Текст, трактуемый в семиосоциопсихологии как единица коммуникации (а не языка!), представляет собой иерархию коммуникативно-познавательных программ, цементируемую общей концепцией или замыслом партнеров по общению. Текстовая деятельность оказывается одним из ключевых социокультурных механизмов, обеспечивающих (через включение в диалог "субъектности", т.е. сознания и интеллекта, интенций, воли и эмоций субъектов общения) саму возможность обмена деятельностью и ее продуктами между людьми [2, З].
Диалог в этом случае трактуется мною как режим, или условие коммуникации, связанный с направленностью и распорядком коммуникативно-познавательных действий. Именно этот режим отличает коммуникативные процессы от процессов информационно-поточного характера, когда отправитель и получатель информации остаются на разных полюсах информационного канала. Вместе с тем наличие так называемого эффекта диалога позволяет распознавать феномен коммуникации в отличие от псевдокоммуникации (попыток диалога, не увенчавшихся адекватными интерпретациями коммуникативных интенций) и квазикоммуникации (ритуальных "действ", подменяющих общение и не предполагающих диалог по исходному условию).
Коммуникация, или знаковое общение социальных субъектов, потому и формирует локальное и глобальное социокультурное пространство-время, что служит в первую очередь социальным механизмом человеко-средовой интеракции и осуществляется в режиме диалога. Применительно к обеспечению социальных связей и контактов между людьми речь идет о взаимной ("субъект-субъектной") ориентации партнеров, стремящихся "войти" в ситуации друг друга, придавая "моносубъектный" характер этому процессу. Результат подобной идентификации - адекватная интерпретация коммуникативных намерений партнера по общению. Ее значение первично по отношению к согласию-несогласию с партнером, поскольку они всегда предметны и соотносятся с тем, что было понято. Именно по тому, произошло ли адекватное понимание, можно судить о качестве коммуникации, о степени ее диалогичности и о возможности перехода к поиску согласия.
Рис. 2. Коммуникативное пространство-время прогнозного социального проектирования (авторы рисунка Т. Дридзе и Ю. Крючков) / - ученый; 2 - специалист-практик; 3 - обыватель; 4 - инвестор; 5 - должностное лицо.
Рис. 3. Схема иерархической многоуровневой организации практического (включенного в деятельность) сознания субъектов социального действия. А - личностный уровень субъектности: индивидуальное (личностное) сознание ("Я - человек"; "Я - личность"); Б - групповой уровень субъектности: групповое (коллективное) сознание, включая сознание условных социально-психологических и социокультур-ных фупп ("Мы - артель"; "Мы - демократы"; "Мы - молодежь" и т.п.); В - организационно-управленческий уровень субъектности: должностное, представительское сознание ("Мы - руководство"; "Мы - представители интересов..."); Г- институциональный уровень субъектности: институционально-профессиональное сознание ("Мы - специалисты"; "Мы - правоведы"; "Мы - музыканты"; "Мы - семья" и т.п.); Д - общесоциальный ("социетальный") уровень субъектности: сознание крупного социально-культурного сообщества ("Мы -москвичи"; "Мы - американцы"; "Мы - буддисты"; "Мы-рабочие" и т.п.).
Таким образом, представая во множестве ипостасей (и в качестве механизма социального взаимодействия, и в качестве процесса, формируемого "сцеплением" действий порождения и интерпретации текстов, и в качестве деятельности) успешная коммуникация предстает также в виде смыслового контакта. Последний достигается лишь тогда, когда взаимная ситуационная идентификация партнеров по общению приводит к совмещению в их сознании "смысловых фокусов" (коммуникативных доминант) порождаемого и интерпретируемого текста. Иными словами, речь идет об эффекте "моносубъектности" как платформе для взаимопонимания и диалога в любом переговорном процессе, как бы широко ни трактовалось понятие "переговоры".
В ходе социальной коммуникации в пространство-время микровселенных (например, эко- и урбосистем, разного рода сообществ и организаций) "втягивается" множество потенциальных собеседников - носителей разных субкультур и разных типов сознания. Однако в каждом отдельном случае в коммуникацию вступают не группы, сообщества и (или) организации, а люди. Природа каждого текста индивидуальна. У его начала - личность, хотя представляемый ею уровень социо-культурной субъектное™ в диалоге существенным (но не всегда решающим) образом влияет на его развитие и исход (см. рис. 2).
Рис. 4. Уровни абстракции при описании генезиса и направленности социокультурных процессов: Динамическая интерпретационная модель социокультурного пространства-времени. 1 - низшая ступень абстракции; II - промежуточная (средняя) ступень абстракции; III - высшая ступень абстракции; П>1> П>2> проявления двуединого (индуктивно-дедуктивного) начала прогнозной социально-проектной деятельности (ПСПД), П>1> - проявление индуктивного (опытного) начала ПСПД; П>2> - проявление дедуктивного (рефлексивно-выводного) начала ПСПД.
Стрелками показана направленность (по отношению к оси АД) процессов, протекающих как в пределах внутримакросистемного пространства-времени, так и выходящих за его пределы. Разветвления стрелок указывают на возможность перемен в направленности динамики, обусловленных субъективными и (или) ситуационными факторами. I - синхронические: внутриуровневые, обратимые двунаправленные процессы, стабилизирующие социокультурную макросистему, т.е. поддерживающие ее в состоянии равновесия: 2 -синхронические: межуровневые, обратимые, реверсивно ориентированные процессы, стабилизирующие социокультурную макросистему; 3 — диахронические: необратимые, однонаправленные, "исторически маркированные" процессы, дестабилизирующие социокультурную макросистему; 4 — исторический: необратимый однонаправленный процесс, связанный с переходом из одного макросистемного пространства-времени в другое.
Социально-практическое бытие человека многомерно. Эта многомерность носит вполне выраженный пространственно-временной характер и состоит в том, что он существует, с одной стороны, по меньшей мере в четырех временных ритмах, соответствующих хронологическому, социально-историческому, психологическому и биологическому времени, с другой - по меньшей мере в трех аспектах-измерениях (координатах), отвечающих основным видам человеческой деятельности, а значит, и по меньшей мере трем основным направлениям координации человеческих усилий -социально-экологическому, социально-экономическому и социализационно-культурному. К тому же менталитет и поведение личности обусловлены множеством ситуационных и статусно-ролевых факторов. Поэтому в модели подвижного и многомерного социокультурного пространства-времени каждый человек мысленно может быть представлен непрерывно меняющимся набором векторов состояния тех или иных характеристик, форм и условий, регулирующих его поведение, деятельность и взаимодействие со средой. Подвижность этого пространства-времени стимулируется активностью человека, тем, что он не только адаптируется к окружающим его условиям жизни, но и оценивает их по мере соприкосновения с ними, ибо постоянно "проигрывает" их в своем воображении. Преломляя их в собственном сознании, вырабатывая к ним собственное отношение, человек так или иначе воздействует на эти условия, преобразует их, пожиная затем плоды преобразований.
В результате происходит непрерывное перемещение информационных потоков между обывателями и должностными лицами, специалистами и предпринимателями, чиновниками и коммерсантами и многими другими носителями разнообразных типов сознания и субкультур, социальных ролей и статусов, представляющих разные уровни социальной "субъектности" (см. рис. 3). Однако в реальной жизни человек чаще всего не расчленяет собственные интенции, знания, представления. Он не слишком задумывается и над природой своих эмоций, оценок людей и событий, при том что разные уровни "субъектности" в его сознании всегда присутствуют, хотя и находятся в разных связях и соотношениях. Актуализируясь в коммуникации, они самым непосредственным образом влияют на преобразования, происходящие во всей нормативно-ценностной сфере, а значит, и в социокультурной жизни людей.
Из гипотетической интерпретационной схемы, представленной на рисунке 3, видно, что можно выделить по меньшей мере пять уровней социокультурной организации общества, каждому из которых соответствует как бы свой тип "субъектности", или практического, т.е. включенного в конкретную деятельность сознания субъектов социального действия. Выделяя эти уровни, я естественно строю абстрактно-аналитическую модель.
У основания описанной аналитической иерархии оказываются личности с их индивидуальным опытом, которые взаимодействуют между собой, обмениваясь представлениями различной степени обобщенности и отрефлексированности. Эффективность такого взаимодействия определяется содержанием коммуникативно-познавательных процессов. В их ходе результаты разнохарактерных видов деятельности осваиваются социальными субъектами и включаются в культурные процессы на каждом из уровней социокультурной организации общества.
Каким образом происходит такое освоение и включение? Предложенную на рисунке 3 интерпретационную схему целесообразно рассматривать на разных ступенях абстракции в "диалектическом" движении от конкретного к абстрактному (см. рис. 4).
Низшая ступень - сфера реальной жизнедеятельности во всем богатстве и разнообразии более или менее устоявшихся и (или) проблемных жизненных ситуаций. Соответственно, это и вся область актуального общения, в ходе которого используются социокультурные представления, циркулирующие на всех уровнях социокультурной организации общества. Именно здесь лежат истоки интенциональности социально значимых процессов, их мотивационно-ценностных "энергетических" начал. Тут люди реализуют свои жизненные стратегии, разрешая собственные проблемные жизненные ситуации по меньшей мере через три ключевых вида активности: рефлексию, коммуникацию и материально-практическую деятельность. Разумеется, все эти виды активности тесно переплетены. И хотя для каждого из них характерно использование не только общих, но и специфических ресурсов, и к тому же они отнюдь не всегда друг другу сопутствуют, все же интенциональность (трактуемая мною как равнодействующая мотива и цели действия) присуща и рефлексии, и коммуникации, и материальной практике. Вместе с тем существует "предметное" различие таких интенций. "Предмет потребности", реализуемый в коммуникативно-познавательной деятельности (коммуникативная интенция), нельзя путать с "предметом потребности", реализуемым в ходе материально-практической или рефлексивной деятельности.
Промежуточная ступень - все нормированные (общеупотребительные либо наиболее распространенные в обществе или на определенном уровне его социокультурной организации) способы деятельности и взаимодействия, их установленные социокуль-турные образцы, накопленные знания и общепринятые в данной социокультурной среде ценности, находящие текстуальное воплощение и фиксацию в разнохарактерных социокультурных образованиях. Иными словами, это отдельные, текстуально документированные области социокультурной жизни субъектов, принадлежащих (или принадлежавших ранее) к разным уровням социокультурной организации общества: обыденная и деловая, светская и религиозная, связанная с наукой и искусством, политикой, идеологией и пр. Это также тексты, отражающие образцы социокультурной мысли и практики, относящиеся к разным временным "срезам" (социо-культурное наследие, образцы прошлых и современных технологий, организационно-управленческих структур и т.п.). Все это область текстуально воплощенных норм и образцов поведения, деятельности и взаимодействия социальных субъектов, основанного на коммуникации и реализуемого в виде тех или иных "жанровых форм". Осваиваясь людьми, такие "формы" становятся коммуникативными элементами культуры, где как бы "фильтруются" и "возвращаются" затем в сферу практической жизнедеятельности в виде готовых моделей взаимодействия и образцов поведения. Затем они транслируются в сферу социально-институциональных отношений, способствуя становлению, поддержанию, развитию или устранению тех или иных социальных институтов и организаций. Как составляющие знаний, представлений, практического опыта и мотивации социальных субъектов они способствуют формированию мировоззрения и образа жизни людей.
Наконец, высшая ступень абстракции - возникновение (создание) конструктов (инвариантных социокультурных образований), "схватывающих" лишь существенные элементы, отношения и связи, закрепляемые в нормализованной форме социальных институтов и реализующих их социокультурные функции организаций. Речь идет об общественном сознании - его институционализированных сферах и формах.
В предложенной динамической интерпретационной модели важна фиксация двунаправленности социокультурных связей. Она объясняет, каким образом активная личность, будучи носителем разделяемых общественных представлений и одновременно уникального опыта, обусловленного индивидуальной психологической организацией, становится (благодаря этому уникальному опыту) источником "вкладов" в культуру. Вклады эти осуществляются через процессы межличностного общения и взаимодействия, фиксируются в культурных образованиях - образцах и ценностях, транслируемых в "текстовой деятельности", и могут нормироваться, институцио-нализироваться и т.п. Чурез культуру, как через "фильтр", идет и обратный процесс -обогащение индивидуального опыта за счет общественного. Он также осуществляется благодаря общению и взаимодействию людей в обыденной и профессиональной сферах культуры. Таким образом, коммуникация "по вертикали" и "по горизонтали" может быть рассмотрена в качестве того механизма социокультурной динамики, регулируя который можно на эту динамику влиять.
Естественно, чем выше ступень абстракции, тем более бедным предстает образ сферы реальной практической деятельности. Вместе с тем на каждой такой ступени в предложенной интерпретационной модели рассматривается, в сущности, вполне реальный феномен - плод интеллектуальной, материально-практической и коммуникативно-познавательной деятельности людей. Каждый уровень социокультурной организации общества, а значит, и тип идентичности ("субъектности") сигнализирует о себе другим ее уровням. Именно наличием "действующих лиц" (акторов), активно участвующих в нормотворческой коммуникации, объясняются преобразования, происходящие в нормативно-ценностной, а затем и в институциональной сфере. Этим же обусловлена и "процессуальность" (динамичность) предложенной интерпретационной модели, где коммуникация выполняет функцию механизма внутриуровневых и межуровневых человеко-средовых взаимодействий. В центре внимания исследователя, придерживающегося описанной модели, оказываются генезис и направленность процессов, у истоков которых лежат, как уже отмечалось, организующие человеко-средовые начала. Вместе с тем в самой этой модели проявляется двуединая (индуктивно-дедуктивная) природа социального познания, где опытное начало сочетается с рефлексивно-выводным.
В рамках этой модели процессы, протекающие в пределах и за пределами внутри-макросистемного пространства-времени, могут быть классифицированы по ряду критериев: синхронические, диахронические и исторические; стабилизирующие и дестабилизирующие макросистему; обратимые и необратимые; двунаправленные, реверсивно-ориентированные и однонаправленные; внутриуровневые, межуровневые и выходящие за пределы макросистемы.
Если вокруг элементов антонимичной пары - "стабилизирующие-дестабилизирующие" - сгруппировать остальные из вышеперечисленных признаков внутримакро-системных процессов, то среди последних можно выделить:
- процессы, стабилизирующие социокультурную макросистему и охватывающие как синхронические - внутриуровневые, обратимые, двунаправленные, так и синхронические межуровневые, обратимые, реверсивно ориентированные компоненты (например текущие информационные потоки, связывающие людей друг с другом, с группами, организациями, более широкими социокультурными сообществами; движения моды и предметов потребления, разнообразные виды повседневной деятельности и взаимодействия людей с окружающим их миром и т.п.);
- процессы, дестабилизирующие социокультурную макросистему, охватывающие в свою очередь транзитивные (трансформирующие) и диахронические, т.е. необратимые, однонаправленные, "исторически маркированные" компоненты (например связанные с реализацией новых идей и/или принятием управленческих решений о внедрении разного рода новых технологий; с распространением информационных аудиовизуальных и компьютерных сетей; со стихийными событиями и "рукотворными" бедствиями или решениями, ведущими к социально значимым изменениям в жизненной среде, к расширенным миграционным потокам; со сменой форм собственности - постепенной или "обвальной", сопровождаемой перераспределением благ, территорий и пр.);
- процесс исторический — необратимый, однонаправленный переход из одного макросистемного пространства-времени в другое (см. рис. 4, из подрисуночной подписи к которому очевидно, что типологизация подобных'процессов возможна также и на основе трихотомии "синхрония—диахрония—история"). В этом случае речь идет как о становлении новых и отмирании многих из прежних социокультурных (в том числе правовых) норм, социальных институтов и организаций, так и о глубоких переменах в образе, качестве и стиле жизни людей.
Все эти процессы могут быть описаны, с одной стороны, как коммуникативный обмен интенциональными текстуальными и реальными поведенческими образцами между субъектами одного и разных уровней социокультурной организации общества, а с другой - как преобразование "актуальных" (реально функционирующих) образцов в инвариантные (канонические). Скажем, связанная с экономическими неурядицами, а значит, ситуационно обусловленная материальная и хозяйственная зависимость взрослых (уже имеющих собственные семьи) детей от родителей получила статус распространенного, устойчивого и постоянно воспроизводящего образца взаимоотношений между членами многопоколенных семей. В итоге в этой сфере отношений представление о взаимопомощи как высшей моральной ценности оказалось замещенным представлением о зависимости. Будучи транслированным в коммуникации, оно заняло впоследствии свое место среди устойчивых черт обыденной культуры, а затем - в системе мотивационно-ценностных (поведенческих) ориентации не только среди рядовых граждан, но и среди должностных лиц, а также профессионалов, стало закрепляться институционально средствами социальной, экономической и культурной политики.
Таким образом, и "синхронические", и "диахронические" процессы имеют социально-коммуникативную природу. Однако если первые двунаправленны и служат поддержанию социокультурных норм и ценностей, то вторые однонаправленны, необратимы и чреваты историческими переменами. Дело в том, что процессы развития связаны с "накоплением" нового качества структурными элементами культуры. Такие "накопления" в ее отдельных областях, влекущие существенные изменения как в представлениях, так и в деятельности, приводят к существенным изменениям в других областях социокультурной практики и в конце концов закрепляются в поведенческих образцах и правовых нормах. Этот "обратный эффект" отнюдь не обязательно влечет за собой существенную трансформацию всей социокультурной макросистемы. Вместе с тем именно динамика представлений, образцов деятельности и поведения, культурных ценностей создают условия для смены нормативных систем, для возникновения нового состояния всей макросистемы, носящего исторический, т.е. необратимый характер.
В режиме диалога с другими людьми формируются установки личности, ее картина мира, осуществляется обмен идеями. Люди узнают о существовании различных черт характера, склонностей и интересов. В диалоге (как непосредственном, так и опосредованном существующими в современном обществе системами коммуникации) они усваивают социальный и культурный опыт, включают его в свою повседневную жизнедеятельность. Диалог способствует формированию и поддержанию групповых (ассоциированных) структур. А его нарушение влияет на изменение и разрушение этих структур. Следовательно, диалогичность общения занимает чрезвычайно важное место не только среди других компонентов образа жизни людей, но и в системе человеко-средовых метаболизмов, а значит, и социокультурного воспроизводства как такового.
Усваивая социально-культурный опыт в материально-практической деятельности и общении, индивид не только поддерживает в культуре устойчивые черты такого опыта, но и преобразует и обогащает его, преодолевая устаревшие нормы и стереотипы. Именно так индивид, являющийся носителем уникального опыта, вносит свой "вклад" в общественное сознание и культуру, "имплантируя" в нее новации, преобразующие нормы и образцы поведения, деятельности и взаимодействия людей, что в свою очередь может сказаться и на последующем ходе истории.
Нормативные и ценностные предписания, носящие характер "ограничителей" свободы социокультурного выбора, входят в качестве составной, части в сложный комплекс социальной деятельности, формирующей "среду обитания" человека, условия его жизнедеятельности. Они влияют на жизненные ситуации, т.е. на ту индивидуальную "систему координат", в которой личность повседневно существует. Будучи итогом нормотворчества, продуктом текстовой деятельности людей, творящих индивидуально, в составе групп, социальных общностей, организаций, институтов и пр., названные "ограничители" в конечном итоге начинают диктовать установления и правила, регламентирующие все компоненты структуры жизнедеятельности людей вплоть до конкретных действий. Такие нормы и правила могут носить как "подразумеваемый", так и выраженный непосредственно и формально характер, предполагая наличие как в том, так и в другом случае разнообразных способов социального контроля (санкций). Причем социокультурные нормы, призванные регулировать отношения в самых различных сферах общественной практики, рождаются, поддерживаются, корректируются и упраздняются в диалоге. Именно в нем формируется то социокультурное пространство-время, которое становится затем контекстом жизнедеятельности и "питательной средой" для зарождения, воспроизводства, поддержания и развития цивилизованных форм существования общественных организмов.
Успешное изучение социальных метаболизмов и обеспечивающих их механизмов возможно лишь на пути преодоления (разумеется, постепенного) разрозненности накопленного наукой знания о природе, человеке и обществе. Интеграция такого знания через его суммирование невозможна. Ведь многослойный и многомерный социум, разъятый наукой на отрасли знания, "сферы" деятельности и разного рода показатели, понятные только членам тех или иных узкопрофессиональных сообществ, не поддается осмыслению в отрыве от организующего его человеко-средового начала. Без понимания этого не могут быть постигнуты механизмы зарождения и воспроизводства естественной и социокультурной жизни, природа жизненных и социальных ресурсов, способы выживания людей в разных средах и ситуациях, равно как и природа, и сущность коммуникации и диалога как механизма организации социо-культурного пространства-времени.
Экоантропоцентрическая парадигма социального познания и получившая обоснование в ее рамках теория коммуникации как механизма становления, поддержания и развития культуры и социальности, будучи рассмотрены в прикладном разрезе, открывают новые возможности для диагностики, описания и регулирования социально значимых процессов. Об этом свидетельствует уже осуществленная разработка "мягкой" наукоемкой социальной технологии прогнозного (проблемно-ориентированного) социального проектирования. Данная технология, включающая в себя две взаимоувязанные стратегии - социально-диагностическую и конструктивно-коммуникативную - интегрируется в процессы выработки решений на основе высокоразвитых форм социальной коммуникации, способствуя устранению существующего поныне разрыва между эмпирическим и теоретическим уровнями социального познания [6, 7].
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
1. Прогнозное социальное проектирование: теоретико-методологические и методические проблемы. М., 1994.
2. Дрийзе Т.М. Текстовая деятельность в структуре социальной коммуникации: проблемы семиосоциопсихологии. М.,1984.
3. Дридзе Т.М. Социальная коммуникация как текстовая деятельность в семиосоциопсихологии // Общественные науки и современность. 1996. № 3.
4. Хейдметс М. Человеческое начало в средообразовании // Социально-психологические основы средообразования. Таллин, 1985.
5. Хейдметс М. Феномен персонализации среды: теоретический анализ // Средовые условия групповой деятельности. Таллин, 1988.
6. Дридзе Т.М. Экоантропоцентрическая парадигма в социальном познании и социальном управлении // Человек. 1998. № 2.
7. Градоустройство: от социальной диагностики к конструктивному диалогу заинтересованных сторон. В 2 кн. М., 1998. http://www.linkexchange.ru/users/060398/goto.map