Античная философия (работа 1)
Античная философия
1. “Золотой век” человечества
Философия в чистом виде появилась у древних греков. Само слово “философия”, как мы уже видели, греческого происхождения. Поэтому можно утверждать, что философию, как таковую, придумали греки. Они прочертили весь круг философских проблем и вопросов и наметили пути их решения. Последующие народы и эпохи развивали дальше, обогащали и продолжали те первоначальные положения и идеи, которые были сформулированы греками. Немецкий ученый Ф. Энгельс в книге “Диалектика природы” говорит, что “… в многообразных формах греческой философии уже имеются в зародыше, в процессе возникновения, почти все позднейшие типы мировоззрений”. Кроме того, философия древних греков дошла до нас в необыкновенно ярких и выразительных формах. Она представляет собой нечто среднее между наукой и искусством, и поэтому ее можно было бы назвать научной художественностью или художественной научностью. Греки имели особый дар, наверное, навсегда утерянный в человечестве, говорить о сложнейших вопросах мироздания необычайно просто, но в то же время точно, ясно и выразительно. Философия для них, как правило, не была родом деятельности, или профессиональным занятием, она была, скорее, образом их мышления или стилем жизни: они, философствуя, жили или, живя, философствовали. Жизнь и любовь к мудрости нераздельны в эллинском понимании (эллины – греки, Эллада – Греция в переводе с греческого). Именно поэтому результаты греческой философии были огромными, наследие ее – колоссальным, а идейный резонанс – нескончаемым. Она по праву и всеми считается сейчас философией классической, то есть образцом, эталоном, совершенным вариантом любого философствования вообще. Поэтому изучающим философию следует начинать с эллинской мысли и глубоко с ней знакомиться, потому что именно греческая любовь к мудрости позволяет увидеть и почувствовать сам дух философии, ее специфику, непередаваемую внутреннюю сущность, вполне понять, что она такое.
Греческую философию часто называют античной. Но античность – это история и культура Древней Греции и Древнего Рима, поэтому можно полагать, что античная философия суть греко-римская. Но это не совсем так. Рим – величайшее государство Древнего мира - за свою тысячелетнюю историю превратился из маленького города на семи холмах в огромнейшую империю, которая охватила собой все Средиземноморье. Представим себе этот размах: вся Европа и половина британских островов, Малая и Передняя Азия, Ближний Восток, вся Северная Африка – поистине мировая держава. Все силы римского народа ушли в завоевательные войны, в создание необъятного государства, равного которому не было в человеческой истории. Понятно, что римлянам было не до философии и поэтому их любовь к мудрости была заимствованием и приспособлением к своим практическим нуждам оригинальных греческих идей. Рим оставил человечеству свою необыкновенную политическую историю, юриспруденцию и риторику, но философское наследие мир получил от греческой цивилизации. Поэтому под античной философией, как правило, понимается философия греков.
Древняя Греция, история которой охватывает период приблизительно с XXII по II вв. до н.э., очень часто воспринимается человеческим сознанием как нечто прекрасное, единожды появившееся на земле и с тех пор более недостижимое. В романе Ф.М. Достоевского “Подросток” один из персонажей – Версилов - произносит такие замечательные слова: “Мне приснился совершенно неожиданный для меня сон, потому что я никогда не видал таких. В Дрездене, в галерее, есть картина Клода Лоррена, по каталогу – “Асис и Галатея”; я же называл ее всегда “Золотым веком”, сам не знаю почему. Я уж и прежде ее видел, а теперь, три дня назад, еще раз мимоездом заметил. Эта-то картина мне и приснилась, но не как картина, а как будто какая-то быль. Я, впрочем, не знаю, что мне именно снилось: точно так, как в картине, - уголок Греческого архипелага, причем и время как бы перешло за три тысячи лет назад; голубые, ласковые волны, острова и скалы, цветущее побережье, волшебная панорама вдали, заходящее зовущее солнце – словами не передашь. Тут запомнило свою колыбель европейское человечество, и мысль о том как бы наполнила и мою душу родною любовью. Здесь был земной рай человечества: боги сходили с небес и роднились с людьми… О, тут жили прекрасные люди! Она вставали и засыпали счастливые и невинные; луга и рощи наполнялись их песнями и веселыми криками; великий избыток непочатых сил уходил в любовь и в простодушную радость. Солнце обливало их теплом и светом, радуясь на своих прекрасных детей… Чудный сон, высокое заблуждение человечества! Золотой век – мечта самая невероятная из всех, какие были, но за которую люди отдавали всю жизнь свою и все свои силы, для которой умирали и убивались пророки, без которой народы не хотят жить и не могут даже и умереть! И все это ощущение я как будто прожил в этом сне; скалы, и море, и косые лучи заходящего солнца – все это я как будто еще видел, когда проснулся и раскрыл глаза, буквально омоченные слезами…” Греческая философия была одной из сторон этого “земного рая человечества” и прошла в своем развитии три этапа. Первый – архаический, то есть древнейший, охватывает время примерно с VII по V вв. до н.э. Второй – классический, датируется V-IV вв. до н.э. и последний – эллинистический, начавшийся с похода эллинов на Восток, то есть с завоевания (эллинизации) Востока охватывает период с III по II вв. до н.э. Первый период чаще называется досократическим, то есть бывшим до появления в греческой философии Сократа, а архаических философов часто называют досократиками. В составе имени любого греческого философа два слова: первое – его собственная имя, а второе происходит от названия города, в котором он родился. Например, имя Фалес Милетский означает, что этот мыслитель был из города Милет. Под словом “школа” в истории греческой философии понимается не учебное заведение, а группа мыслителей, объединенная сходными идеями или мыслями, образующими в философии определенное течение или направление. После этих предварительных замечаний перейдем к рассмотрению воззрений и учений эллинских философов.
Вопросы и задания
1. Почему Древняя Греция ассоциируется в памяти человечества с “золотым веком” всемирной истории?
2. Что такое античность и античная философия?
3. В чем заключается роль и значение греческой мысли в мировой истории философии?
4. Расскажите о периодизации греческой философии.
5. Известный античный историк и философ Диоген Лаэртский, написавший книгу “О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов”, утверждал: “Занятия философией, как некоторые полагают, начались впервые у варваров: а именно у персов были их маги, у вавилонян и ассириян - халдеи, у индийцев - гимнософисты... И все же это большая ошибка - приписывать варварам открытия эллинов: ведь не только философы, но и весь род людей берет начало от эллинов”. Прокомментируйте это утверждение.
2. Милетская школа и Пифагор о первоначале мира
Первой школой в греческой философии была милетская, основанная в городе Милет (греческая колония на побережье Малой Азии) Фалесом. Его учениками и продолжателями были Анаксимандр и Анаксимен. Задумываясь об устройстве мироздания, милетские философы говорили следующее: нас окружают совершенно различные вещи, причем многообразие их бесконечно. Ни одна из них не похожа на любую другую: растение это не камень, животное – не растение, океан – не планета, воздух – не огонь и так далее до бесконечности. Но ведь несмотря на это разнообразие вещей, мы называем всё существующее окружающим миром или мирозданием, или Вселенной, тем самым предполагая единство всего сущего. Несмотря на разницу между вещами мира, он является все же единым и цельным, значит у мирового многообразия есть некая общая основа, одна и та же для всех различных предметов. За видимым разнообразием вещей кроется невидимое их единство. Подобно тому, как в алфавите всего три десятка букв, которые порождают путем всяческих комбинаций миллионы слов. В музыке всего семь нот, но различные их сочетания создают необъятный мир звуковой гармонии. Наконец, нам известно, что существует сравнительно небольшой набор элементарных частиц, а различные их комбинации приводят к бесконечному разнообразию вещей и предметов. Это примеры из современной жизни и их можно было бы продолжать; то, что разное имеет одну и ту же основу – очевидно. Милетские философы верно уловили данную закономерность мироздания и пытались найти эту основу или единство, к которому сводятся все мировые различия и которое разворачивается в бесконечное мировое многообразие. Они стремились вычислить основной принцип мира, все упорядочивающий и объясняющий и назвали его Архэ (первоначало).
Фалес считал основой всего сущего воду: есть только она, а всё остальное – ее порождения и модификации. Понятно, что его вода не совсем похожа на то, что мы сегодня разумеем под этим словом. У него она – некое мировое вещество, из которого все рождается и образуется. Анаксимен первоначалом полагал воздух: все вещи происходят из него путем сгущения или разрежения. Самый разреженный воздух – это огонь, более густой – атмосферный, еще гуще – вода, далее – земля и, наконец, - камни. Анаксимандр решил не называть первооснову мира именем какой-либо стихии (воды, воздуха, огня или земли) и считал единственным свойством первоначального мирового вещества, все образующего, его бесконечность, всеобъемность и несводимость к какой-либо конкретной стихии, а потому – неопределенность. Оно стоит по ту сторону всех стихий, все их в себя включает и называется Апейроном (Беспредельным).
Милетским философам, полагавшим первоначалом нечто вещественное или материальное противостоит Пифагор Самосский (с острова Самос), который, как и милетцы, говорил, что нас окружают совершенно различные предметы, но должна быть у этого многообразия единая мировая основа. В чем же она? Все вещи можно посчитать. Понятно, что птица – это не рыба, дерево – не камень и так далее. Но мы всегда можем сказать: две птицы, десять рыб, двадцать деревьев. Числом можно все выразить или описать. Число есть то, что всегда и неизменно присутствует в совершенно различных вещах, является их связующей нитью, единой объединяющей основой, поэтому его можно назвать первоначалом мира. Но число - нематериальная сущность, оно идеально и в этом принципиальное отличие пифагорейского воззрения от милетского. Из всех чисел главным является единица, так как любое другое число есть всего лишь та или иная комбинация единиц. Каким же образом первоначало мира – число порождает все видимое нами многообразие? Единице, говорит Пифагор, соответствует точка, а двойке – две точки, но через две точки можно провести прямую, таким образом, числу два соответствует прямая; тройке соответствует плоскость, потому что ее можно построить только через три точки, а через четыре строится пространство, которое, следовательно, соответствует четверке. Оно делится на четыре стихии: землю, воду, огонь и воздух, а каждая из них, в свою очередь, - на различные предметы, взаимодействие которых и приводит к бесконечному разнообразию вещей. Это многообразие, таким образом, сводится к четырем стихиям, они – к пространству, пространство – к плоскости, плоскость - к прямой, а прямая к точке, которая является единицей. Получается, что весь мир представляет собой последовательное разворачивание идеальной сущности – Числа; оно же является не чем иным, как свернутым в единство мирозданием.
Как видим, первоначало всего можно было с одинаковым успехом усмотреть как в чем-то материально-вещественном, так и в чем-то идеально-бестелесном, что и сделали первые греческие философы – милетцы и Пифагор, развернув и обосновав два противоположных взгляда на происхождение и устройство мира.
Вопросы и задания
1. Какой была основная философская идея мыслителей милетской школы?
2. Как объясняли милетцы наличие одновременно и единства мира и его многообразия (и тождества между вещами и их различия)?
3. Как трактовали первоначало мира Фалес и Анаксимен?
4. Какова специфика трактовки первоначала Анаксимандром?
5. Как понимать утверждение Пифагора о том, что весь мир есть Число?
6. Каким образом Число разворачивается в бесконечное многообразие мироздания в пифагорейском учении?
7. В чем заключаются главные различия философских доктрин милетцев и Пифагора.
3. Элейская школа и Гераклит об изменении и неизменности
Следующей школой в греческой философии была элейская, основанная в городе Элея (греческая колония в Южной Италии) странствующим философом Ксенофаном Колофонским, который прославился своей критикой народной греческой религии и мифологии. Во-первых, говорит Ксенофан, греки считают, что богов много, во-вторых, что они подобны по своему устройству людям: у них те же руки, ноги, тело и голова, в третьих, олимпийские боги и в поведении своем мало чем отличаются от людей: они так же радуются и печалятся, любят и ненавидят, обманывают и враждуют. Все их отличие от людей только в том, что они бессмертны и могущественны. А в остальном – это такие же люди. Разве возможно, спрашивает Ксенофан, чтобы богов было много, чтобы были они в человеческом облике и вели себя, как люди? Ведь такие боги вовсе не являются богами и остается только предположить, что их выдумали люди и наделили, естественно, своими собственными чертами. “Если бы коровы и лошади, - говорит Ксенофан, - придумывали себе богов, то их боги были бы коровами и лошадьми”. Это высказывание кажется атеистическим, но его автор далек от атеизма. Он выступает не против религии вообще, но только против конкретной ее формы. Олимпийским антропоморфным богам он противопоставил свое понимание божества. Бог – это высшее и непостижимое начало и поэтому, во-первых, он один, во-вторых, он бесформен, потому что приписать ему какую-либо известную нам форму (человека, животного, растения, природной стихии) невозможно, в-третьих, он неведом нам и невыразим, то есть мы совершенно не можем сказать, что он делает и как себя ведет. Такое божество Ксенофан называет термином Единое и говорит, что весь мир из него происходит и в него обращается. Единое – это и есть все мироздание. Воззрение Ксенофана пантеистическое: мир и божество – это одно и то же начало – вечное, безграничное и постоянное.
Продолжатель его учения философ Парменид Элейский вместо термина Единое, предполагающего все существующее, употребляет понятие Бытие и предлагает его рассмотреть. Оно происходит от глагола “быть”, который в личной форме звучит как “есть”. Бытие, значит, - это все, что существует, все, что есть. Но если что-то сейчас есть, то возможно ли, что его не было в прошлом? Если возможно, тогда получается, что нечто, которое есть сейчас, и которого не было раньше, произошло из ничего. Но из ничего не может произойти нечто. Таким образом, если что-то сейчас есть, то это автоматически означает, что оно и было. Другое дело, что оно могло быть в прошлом в иной форме, но его не могло не быть вовсе. Далее, если что-то сейчас есть, то возможно ли, что его не будет в будущем? Если возможно, тогда получается, что нечто, которое есть сейчас и которого не будет в будущем, обратится в ничто. Но нечто не может обратиться в ничто. То есть, если что-то сейчас есть, это обязательно означает, что оно будет и в дальнейшем. Правда, оно может перейти в иную форму существования, но не может исчезнуть вообще. Итак, получается, что если что-то сейчас есть, то это непременно означает, что оно и было и будет, то есть, что оно из ниоткуда не взялось и не может в ничто превратиться или существует вечно. Из самого понятия Бытие, как видим, следует его вечность. То, что существует, обязательно вечно. Если же чего-то нет сейчас, то это значит, что его не было и не будет, ибо в противном случае пришлось бы предположить, что нечто обращается в ничто, из которого потом опять возникает нечто. Парменид произнес знаменитое высказывание, которое кажется, на первый взгляд, бессмысленным: “Бытие есть, небытия же нет”. На самом деле в этой фразе подытожено всё, что было нами сказано выше: если что-то есть, то оно есть всегда, а если чего-то нет, то его нет никогда. Вечность, как мы уже отметили, вытекает из самого понятия Бытия и является его первым и наиболее существенным признаком.
Но то, что вечно, обязательно должно быть неделимым. Если что-то делится, значит, оно состоит из частей, и если части разъединятся, то этого предмета не будет. Следовательно, делимое то есть, то – нет. А Бытие есть всегда и потому оно неделимо. Но если это так, то оно нечто сплошное, не состоящее из частей; и тогда возможно ли в нем какое-либо движение? Ведь если есть части и границы, то перемещение вполне допустимо. Но если что-то является абсолютно цельным и сплошным, то в нем ничего не может двигаться. Значит, Бытие неподвижно. Но любое движение это всегда какое-нибудь изменение. Стало быть, Бытие еще и неизменно. Итак, в результате чисто логического, умственного рассмотрения Бытия у нас получилось, что оно обязательно вечно, неделимо, неподвижно и неизменно. Такую картину Бытия нарисовал нам разум. Наши чувства же (зрение, осязание и другие) рисуют нам совершенно другую его картину: мы видим, что все не вечно (то есть возникает и уничтожается), делимо (состоит из частей), движется и меняется. Какая же из двух картин является истинной: та, которую нам рисуют несовершенные и грубые чувства, коими наделены все вообще живые существа, или же та, которую нам рисует несомненно более тонкий и совершенный по сравнению с чувствами разум, имеющийся только у человека? Картина, представляемая нам разумом является правильной. Чувства же нас обманывают. Мы видим мир делимым, подвижным и изменчивым, на самом же деле он неделим, неподвижен и неизменен, только мы этого не видим, но понимаем это разумом. Значит, действительно или подлинно существует не то, что мы чувствуем (воспринимаем органами чувств), а то, что мы мыслим. Мыслимое существует, а немыслимое не существует.
Чувства, например, говорят нам о том, что все возникает и уничтожается. Понятно, что мы видим постоянно возникновение. Но давайте попробуем его помыслить, то есть представить себе возникновение не чувствами, а разумом. Допустим, что-то возникло. Обозначим его условно буквой А. Из ниоткуда оно возникнуть не могло. Значит появилось откуда-то, из чего-то другого. Из чего? Обозначим это другое буквой В. Из некого В возникло некое А. Но это значит, что А уже содержалось в В, то есть, что в В было какое-то не-В, следовательно, В было самим собой и одновременно не было самим собой, что невероятно. Пытаясь помыслить возникновение, мы натолкнулись на противоречие, стало быть возникновение немыслимо и потому невозможно.
Далее – мы видим, что все вокруг нас делится на части. Но попробуем помыслить деление. Всё состоит из частей, но каждая часть тоже, в свою очередь, делится на более мелкие части. Значит, любая вещь является целым по отношению к частям, из которых она состоит, и в то же самое время она является частью по отношению к более крупному целому, в которое она входит. То есть вещь является целым и частью, что невозможно. Следовательно, деление немыслимо и потому оно не существует.
И, наконец, мы видим, что всё движется. Но давайте попробуем помыслить движение. Это предлагает сделать последователь Парменида – Зенон Элейский, который выдвинул апории (парадоксы), доказывающие, что движение немыслимо и поэтому невозможно. Рассмотрим две его апории. Первая называется “Дихотомия (деление пополам)”. Допустим, телу надо пройти из точки А в точку В. Перед тем, как оно пройдет свой путь, ему сначала надо пройти половину этого пути, а еще раньше – четверть его, а еще раньше - 1/8 этого пути, а перед тем – 1/16, а еще раньше - 1/32 и так сколь угодно долго. Получается, что телу надо пройти бесконечное количество отрезков. А можно ли пройти бесконечность? Тело, таким образом, никогда не сможет пройти из точки А в точку В. Вторая апория называется “Ахиллес и черепаха”. Ахиллес идет на неком расстоянии вслед за черепахой, причем в 10 раз быстрее ее и никогда ее не догонит. Понятно, что зрительно (то есть, если мы представим себе такую картину) он ее догонит и перегонит. Но наша задача – не представлять себе движение чувственно, а попытаться помыслить его, разобрать или проанализировать логически, с помощью разума. Когда Ахиллес пройдет расстояние, разделяющее его и черепаху, она за это же время пройдет впереди него 1/10 этого расстояния (ведь она идет в 10 раз медленнее) и будет на 1/10 пути впереди него; когда Ахиллес пройдет 1/10, черепаха за это же время пройдет 1/100 и будет на 1/100 впереди него; когда он пройдет эту 1/100, она пройдет 1/1000 и так до бесконечности. То, что мы видим вещи движущимися, говорят философы элейской школы, вовсе не значит, что движение действительно существует. Так, например, мы видим, что Солнце движется над нами с Востока на Запад, на самом же деле оно неподвижно. Почему бы не предположить, что и другие вещи, которые нам представляются движущимися, на самом деле неподвижны, только мы этого не видим, не ощущаем и потому не понимаем.
Элейским философам противостоит мыслитель Гераклит Эфесский, ключевой формулой учения которого были знаменитые слова: “Всё течет и ничто не становится”. Это высказывание говорит о том, что всё в мире вечно движется и меняется, ничто не пребывает в неизменном состоянии. А если мы что-либо и видим неизменным, то только потому, что не замечаем произошедших изменений. Так, например, дважды нельзя войти в одну и ту же комнату. Почему? Ведь сколько не заходи а нее – всегда одни и те же стены и окна, пол и потолок, столы и стулья. Но это только на первый взгляд. Когда мы заходим в комнату второй раз, там уже совсем другая комбинация молекул воздуха, уже произошли невидимые микропроцессы в веществе, из которого сделаны стены и потолок. Значит, это уже не абсолютно та же самая комната, какая была совсем недавно. Точно так же меняется и все остальное. Да и в нашем собственном организме происходят тысячи неощущаемых нами химических и физических реакций в секунду, и мы сами в каждый момент времени уже не те, что были мгновение назад.
Ничто не стабильно, все движется и меняется и никогда ни на чем не останавливается. Мир, в котором нет ничего устойчивого и постоянного является беспорядочным и хаотичным. Но только таким он и может быть. Вообще изменение и движение – это единственно возможный способ существования мироздания. Хаос мира – это главный его принцип или закон, по-гречески - Логос. Говоря иначе, высший закон всего заключается в том, чтобы оно было хаотичным. Но закон это нечто стабильное и упорядоченное. Получается парадокс: высшая упорядоченность мира заключается во всеобщей беспорядочности или хаотичности. Два противоположные начала – Хаос и Логос, оказывается, тесно друг с другом связаны и являются, как ни странно, тождественными.
Точно так же, говорит Гераклит, и все вещи состоят из противоположностей: мокрое и сухое, теплое и холодное, темное и светлое, день и ночь, расцвет и упадок и т.д. Противоположности борются друг с другом: день, например, это преодоление ночи, весна – победа над зимой, радость – отрицание печали. Борьба противоположных начал и является источником вечного движения и изменения. Если бы противоположностей не было, то ничто не менялось бы, так как любой вещи не на что было бы меняться. Но противоположности не только борются между собой, но еще образуют и единство. Так, например, мокрое – это противоположность сухого. Но почему оно мокрое? Только потому, что когда-то было сухим, намокло и превратилось в мокрое. Получается, что если бы оно не было сухим, то никак не могло бы стать мокрым и наоборот. Или, допустим, существовал бы только день, а ночи не было бы вовсе. Знали бы мы тогда, что такое день? Нет. Мы только потому и знаем, что он такое, потому что есть его противоположность – ночь. Выходит, что противоположности друг без друга не существуют, друг друга дополняют, друг из друга вытекают и друг друга предполагают. Они находятся не только в состоянии вечной борьбы, но еще и пребывают в неизбывном единстве. Эта фундаментальная закономерность мироздания, о которой говорит Гераклит, является главным принципом диалектики – учения о всеобщей связи и вечном изменении вещей.
Итак, элейские философы и Гераклит сформулировали два совершенно противоположные понимания мира. Первые говорят о том, что он неизменен, неделим и неподвижен, представляет собой вечную стабильность и абсолютную устойчивость; эфесский же мыслитель, наоборот, утверждает, что мир есть совершенное непостоянство, непреходящее движение, всеобщее изменение и полное отсутствие чего-либо устойчивого.
Вопросы и задания
1. Вспомните основные черты олимпийской религии и мифологии. За что Ксенофан критиковал их?
2. Можно ли называть Ксенофана атеистом? Какая трактовка божества была им предложена?
3. Раскройте основные идеи Парменида. Как вы понимаете его утверждение о реальном существовании только того, что можно мыслить без противоречий?
4. Объясните, что представляют собой апории Зенона. Какую цель преследовал он, выдвигая их?
5. Каковы основные идеи Гераклита? Как вы понимаете тезис о единстве и борьбе противоположностей?
6. В чем заключаются основные различия элейского и гераклитовского учений?
7. В одном из своих произведений Гераклит утверждал: “Этот космос, один и тот же для всего существующего не создан никем из богов и никем из людей, но всегда он есть был и будет вечно живым огнем, мерами воспламеняющимся и мерами потухающим”. Как вы думаете, почему Гераклит называл мироздание огнем?
4. Атомистическое учение Демокрита
Примирил элейскую и гераклитовскую точки зрения философ Демокрит Абдерский. Он осуществил синтез этих двух воззрений. Так же, как и Гераклит, он считал, что все в мире находится в движении, изменяется и делится на части, но, вслед за элеатами, полагал также, что Бытием может быть только неделимое и неизменное. Ведь Бытие вечно, что следует из самого этого понятия, а вечное не может быть делимым, так как то, что состоит из частей, существует не всегда (если части вместе, оно существует, если же они разъединятся, то его не будет). Каждая вещь состоит из частей, считал Демокрит, но и каждая ее часть, в свою очередь, тоже состоит из частей, и так все делится сколь угодно долго. Но если деление возможно до бесконечности, если все вообще состоит из частей и все делимо, то тогда что же можно назвать Бытием? Делимое не вечно, а всё является делимым, значит всё не вечно, но Бытие может быть только вечным, следовательно, его вообще нет. Но Бытия не может не быть, что следует из самого понятия. Поэтому необходимо предположить, что всё делится не до бесконечности, а до некого определенного предела, за которым деление невозможно. То есть, что существует некая частица, пусть очень маленькая, но неделимая дальше. Будучи неделимой, она не может уничтожиться, потому что не состоит из частей, на которые может распаться. Она существует вечно, а значит и является действительной основой Бытия, его носителем, представляет собой само Бытие. Делимое по-гречески звучит как “томoс”. Отрицательная частица в греческом – “а”. Поэтому неделимое – это “aтомос” или “атом”. Это слово, как видим, впервые употребил Демокрит, и вот уже две тысячи лет оно существует во всех западных языках. Понятно, что атом в современном смысле – совсем не то же самое, что у Демокрита. Сегодня этим термином обозначается очень маленький элемент вещества, но отнюдь не неделимый: мы знаем, что атом состоит из элементарных частиц и имеет сложную структуру. У Демокрита же атом – это обязательно неделимое и потому вечное, то, что можно считать подлинным Бытием. Ведь единственное свойство атома – это всегда быть. Даже если бы он захотел не быть, он не смог бы это сделать. Атом (неделимое) обречен на неизменное существование, на Бытие. Демокрит в своем учении о постоянной основе всего сущего – атоме – частице мироздания вечной, неделимой и неизменной – разделяет воззрение элейских философов.
Но вслед за Гераклитом, он полагал мир вечно меняющимся. Дело в том, что по Демокриту, атомов бесконечно много, они движутся в пустоте и, сталкиваясь, соединяются, существуют какое-то время вместе, потом, под воздействием новых столкновений, разъединяются и вновь движутся, взаимодействуя друг с другом. Соединение атомов приводит к рождению вещей, разъединение – к гибели их. Все предметы, таким образом, возникают и уничтожаются, а мир представляет собой вечное движение и изменение. Все вещи совершенно различны, но, вместе с тем они, по крупному счету, одно и то же, потому что состоят из одних и тех же атомов. Мировое многообразие сводится к одной основе – атомам, движущимся в пустоте. Как за разнообразием мироздания у Фалеса стоит единое начало – вода, а у Анаксимена – воздух, у Пифагора – число, так у Демокрита – атомы. Почему вещи отличаются друг от друга, если сделаны из одного материала? Потому что атомы, из которых они образованы, соединены в каждой вещи по-разному и в различных пропорциях.
Любой предмет – всего лишь временная комбинация неделимых частиц и существует только до тех пор, пока они вместе. Вещи - то есть, то – нет, и поэтому не являются действительным Бытием, говоря иначе, их вообще, по крупному счету, нет, а есть только то, из чего они состоят – набор неизменных атомов. Точно так же и свойства вещей существуют временно: нет вещи, нет и ее свойств. Они, таким образом, тоже, по крупному счету, не существуют, так как являются лишь порождениями атомных комбинаций. Всё, что мы видим вокруг себя, говорит Демокрит, на самом деле не является настоящей реальностью. За тем неподлинным миром, который нас окружает стоит действительный, но невидимый нами мир атомов и пустоты. Он и есть истинно существующее, а всё, что мы воспринимаем чувственно – всего лишь его порождение и потому эфемерность, фантом, мираж, иллюзия. Нет ни гор, ни небесных тел, ни воды, ни земли, ни воздуха, нет растений и животных, говорит абдерский мыслитель, нет ни холодного, ни теплого, ни сладкого, ни соленого, ни белого, ни зеленого, нет вообще ничего, а нам только кажется, что всё это есть. А вот единственно и действительно существуют только атомы и пустота.
Для иллюстрации атомистической картины мира Демокрита приведем аналогию. Всем хорошо известен такой вид изобразительного искусства, как мозаика: есть набор цветных стеклышек или фишек, из которых можно составить один узор или орнамент или другой, ту или иную комбинацию. Сделаем из них какую-нибудь картинку, потом сломаем ее и построим другую и так далее. Существуют ли реально все эти рисунки? Нет, не существуют, они – только возможность. А что же существует реально? Только этот набор мозаичных стеклышек и больше ничего! Так и мироздание по Демокриту представляет собой не вещи и их свойства, но только сумму атомов, которая и есть единственная реальность.
Вопросы и задания
1. Выделите мотивы элейской философии в системе Демокрита.
2. Попробуйте объяснить смысл демокритовского утверждения: если все делимо до бесконечности, тогда Бытия нет.
3. Какие идеи Гераклита заимствовал Демокрит при построении своего философского учения?
4. Если атомы, по крупному счету, бескачественны, то почему образованный из них реальный мир в учении Демокрита обладает бесконечным количеством качеств и свойств? Можно ли называть его с демокритовской точки зрения виртуальной реальностью?
5. Если атомы неощущаемы, то откуда мы знаем об их существовании с точки зрения демокритовской системы?
5. Сократ и софисты: майевтика против релятивизма
В V в. до н.э. во многих городах Греции установилась демократическая форма политической жизни. Это значит, что на различные государственные должности людей не назначали, а выбирали путем народного голосования. Стало быть, человек, который вызывал симпатии избирателей, удачно выступив перед ними в народном собрании, мог занять какой-нибудь ответственный пост. Ведь для того, чтобы за кого-то проголосовали, он обязательно должен был понравиться массе народа, которая коллективно и решала политическую судьбу тех или иных претендентов. Понятно, что в это время сильно поднялось в цене ораторское искусство и вообще образование, так как выступить перед народом с успехом мог только образованный, владеющий политическим красноречием человек. Но обширными познаниями в различных областях располагали тогда философы (отдельных наук и искусств, в полном смысле слова, в древности не было, и все их заменяла философия, а философы были почти единственными в то время учеными), к которым люди и стали обращаться с просьбами научить их различным премудростям, но прежде всего – умению спорить и доказывать, опровергать и убеждать.
Некоторые философы стали брать деньги за обучение и получили название софистов, то есть платных учителей мудрости. Они учили, прежде всего, риторике – различным приемам доказательства и опровержения, искусству вести спор и побеждать в нем, уметь при любых обстоятельствах воздействовать на слушателя и добиваться желаемого эффекта. Но для того, чтобы во всех интеллектуальных ситуациях выходить победителем, надо иметь способность и доказывать, и опровергать все, что угодно. Платные учителя мудрости изобрели разнообразные софизмы – внешне правильные доказательства заведомо ложных положений. Например, софизм “Рогатый” звучит так: “У тебя есть то, что ты не терял; ты не терял рога, значит ты рогат”. Или софизм “Покрытый”: человека спрашивают: “Знаешь ли ты, кто стоит под этим покрывалом?” “Не знаю”, - отвечает он. “Это же твой отец, - говорят ему, - выходит ты не знаешь своего отца”. Или вы спрашиваете кого-нибудь: “Знаешь ли ты, что я хочу тебя спросить?” “Не знаю”, - отвечает ваш собеседник. Тогда вы говорите ему: “Неужели ты не знаешь, что Солнце встает на Востоке?” “Знаю”, - говорит он. “Ага, - торжествующе произносите вы, - выходит, ты знаешь, а сначала сказал, что не знаешь, получается – ты знаешь то, чего не знаешь”. А вот более хитрый софизм: что лучше – вечное блаженство или бутерброд? Конечно же – вечное блаженство. А что может быть лучше вечного блаженства? Ничто! А бутерброд лучше, чем ничто, значит, он лучше, чем вечное блаженство.
Но одних софизмов недостаточно. Для того, чтобы побеждать в любом споре, человек должен быть всегда прав. Однако, если истина едина для всех, а спорящий не на ее стороне, тогда он никак не может быть прав. Значит, единственное, что остается софисту – это предположить существование не одной истины, а многих. Сколько людей, столько и мнений, каждый человек – сам себе истина. Знаменитый софист Протагор Абдерский предложил формулу такого воззрения: “Человек, - говорит он, - есть мера всех вещей”. То есть как кому кажется, то для каждого и есть истина, которая, таким образом, совершенно субъективна (зависит от субъекта – человека). Ничего общего и обязательного для всех нет, никаких единых принципов или законов не существует. Каждый из нас сам себе устанавливает правила и ориентиры, по которым должна протекать его жизнь. Любое воззрение настолько же истинно, насколько ложно. Всё можно и доказать и опровергнуть, противоположные суждения совершенно равносильны. Обо всем можно сказать: “Это и так и не так одновременно”. И все в данном случае зависит только от конкретного человека, который и устанавливает критерий правды и лжи. Такой взгляд называется субъективизмом. Но если нет ничего общепринятого, тогда никто не может быть ни абсолютно прав, ни абсолютно неправ, вернее, что кажется истинным одному, для другого – ложно, важное для кого-то оставляет иного совершенно равнодушным, смешное для одного кажется грустным другому, и если нечто представляется кому-то добром, другой вполне может расценить его, как зло. Получается, что ни о чем нельзя сказать определенно, и все в мире относительно. Таким образом, из субъективизма софистов вытекает релятивизм – положение об относительности всего сущего и мыслимого (relativus в переводе с латыни означает – относительный).
Познаваем ли мир, в котором нет ничего устойчивого и общеобязательного, но все субъективно и относительно? Скорее всего – не познаваем. Заслуга философской софистики в том, что она уделила значительное внимание гносеологической проблеме. Архаические философы от Фалеса до Демокрита не сомневались в познаваемости мира, поэтому их больше беспокоили вопросы о его устройстве (космологические) и происхождении (космогонические). Софисты же считали, что прежде чем рассуждать о мироздании, надо сначала выяснить – можем ли мы о нем вообще что-либо узнать или же наш удел – оставаться в полном неведении и потому полагать истинным то, что кажется нам таковым. В ответе на этот вопрос они склонялись ко второму, и поэтому характерной чертой их учения является также агностицизм (гносис – знание, а – отрицательная частица в греческом) – утверждение о непознаваемости мира или же скептицизм (от греческого скептомай – сомневаюсь) – сомнение в возможности его познания. Так, например, софист Горгий Леонтийский, написавший сочинение “О несуществующем или о природе”, сформулировал свои взгляды в виде трех положений: во-первых, ничего нет; во-вторых, если бы что-то и было, то оно было бы непознаваемым; в-третьих, если кто-то и смог бы что-либо познать, то не мог бы передать это знание другому.
Софистам противостоит знаменитый греческий философ Сократ Афинский. В отличие от них он считал, что истина, так же, как Солнце в небе, всё освещающее и всех согревающее, может быть только одна. Она едина для всех, общеобязательна и объективна, то есть существует вне нас и независимо от наших желаний. Не мы ее придумали и не нам ее отменять. Эта истина была до нас и будет всегда. Где бы ни жил и кем бы ни был человек, он не может не подчиняться ей, потому что она абсолютна. Как, например, всех людей, совершенно различных, объединяет то, что все они рождаются и умирают, радуются и печалятся, дышат и ощущают биение своего сердца, так же все мы едины и нет меж нами различий перед лицом одной истины, разлитой во всем, все освещающей и пульсирующей в каждой человеческой душе. Если кто-то и вздумает утверждать, что он не подчиняется ей, не признает ее, что у него своя индивидуальная истина, это будет самообманом, попыткой отвернуться от неизбежного. Невозможно никому из нас, считал Сократ, отказаться от этой общей для всех нас истины, как нельзя отказаться от того, например, что ты – человек, как нельзя отказаться от собственных глаз, рук и ног, сердца и разума.
Что же это за истина? Где она? Чем является? Отвечая на эти вопросы, Сократ говорит, что было бы слишком самонадеянно кому-либо из смертных полагать, что он наверняка знает эту истину и точно может сказать, что она из себя представляет. Единственное, что мы можем утверждать, это то, что истина такая есть. Но говорить, что она есть нечто уже определенное, совсем известное, раз навсегда найденное и установленное, невозможно, ведь речь идет об абсолютной истине, а человек как существо далеко несовершенное никогда не может достичь абсолюта. Скорее, даже наоборот, единственное, о чем мы знаем точно – это о собственном незнании, о трудностях, которые встают перед нами при попытках что-либо познать. Поэтому одним из известнейших изречений Сократа было: “Я знаю только то, что ничего не знаю”. Но наше неведение истины вовсе не означает, что ее нет. Мы просто не знаем какая она, и насущной задачей каждого человека как раз и является поиск этой реально существующей, единой для всех, но неизвестной вполне истины.
Причем искать ее любой из нас должен самостоятельно, потому что ни один авторитет, каким бы уважаемым он ни был, не может точно знать, какова истина и на этом основании вести за собой других. А самостоятельный поиск всегда чреват сомнениями, противоречиями и долгими размышлениями, но только таким способом – тернистым и многотрудным – человек может если не обрести истину, то хотя бы приблизиться к ней. Этот метод получил название эвристического (от греч. эвриско – я нахожу). Философ, говорит Сократ, должен содействовать ищущему в его начинаниях: не предлагая готовых ответов, он всего лишь помогает ему сориентироваться в необъятной стихии мыслей и идей, в которую вступает желающий найти что-либо истинное. Поэтому сократический метод также является майевтикой (от греч. майевтикос – повивальный): философ оказывает помощь рождению истины, но его участие в этом отнюдь не решающее, так как она все же должна рождаться сама в душе и разуме человека.
Однако, будут ли люди заниматься поиском какой-то неведомой и далекой истины, если повседневная жизнь прекрасно понятна им и для нее совсем не требуется никаких особых раздумий? Допустим, человек зарабатывает достаточно денег, чтобы безбедно существовать, имеет почет и уважение в обществе, у него есть привычные занятия и уверенность в завтрашнем дне. Чего же более? Зачем размышлять о каком-то не вполне понятном бессмертии, смысле жизни, своем предназначении во Вселенной, о долге, добродетели и еще неизвестно о чем, если все и так достаточно хорошо? Все дело в том, что обычный круг жизни уводит человека от этих мыслей, заслоняет их собой, в то время как они, быть может, и являются главными, а все повседневное – суета и вздор, иллюзия жизни, неподлинность существования. Сократ считал необходимым постоянно напоминать людям, что помимо привычных дел есть заботы высшего порядка, иначе мы окончательно погрязнем в земной рутине и напрочь забудем о настоящем, истинном и нетленном, тем самым потеряв право называться именем человека – существа разумного, а потому не могущего не размышлять о глобальном и вечном. Он сравнивал себя с оводом, который больно жалит спокойно пасущуюся на лугу лошадь, не давая ей стоять на месте, медленно тучнеть, жиреть и пропадать зря. В своих беседах афинский мыслитель тонко подводил слушателей к пониманию того, что никто не может быть вполне доволен своей жизнью и самим собой, что нет пределов вопросам, сомнениям и стремлению к более совершенному. При этом он использовал приемы и методы, к которым часто прибегали софисты: ставил человека в интеллектуальное затруднение, озадачивал его противоречиями, заставлял усомниться в очевиднейшем и предположить невозможное. Только софистика ставила своей целью смутить человеческий ум, сбить его с толку, чтобы показать относительность и субъективность всего, Сократ же делал то же самое для того, чтобы через сомнения и мыслительные тупики подтолкнуть человека к поиску объективной и вечной истины.
Понятно, что такие его “приставания” далеко не всем были по душе. И как лошадь стремится прихлопнуть назойливого овода, так и афиняне решили избавиться от беспокойного философа, который своими вопросами “портил” людям беззаботную жизнь. Против Сократа организовали судебный процесс, обвинив его в нечестии – будто бы он не почитает государственных богов, не уважает традиций и развращает юношество. Понятно, что он не делал ни того, ни другого, ни третьего, однако его осудили жестоко: Сократ выпил чашу с ядом. После казни философа его сограждане тут же раскаялись и воздали ему всяческие почести, как, впрочем, всегда бывает в таких случаях.
Сократ не оставил после себя никаких сочинений, узнаём же мы о нем из трудов его современников, а также по свидетельствам многочисленных учеников и последователей. Афинский мыслитель принципиально ничего не писал, говоря, что книга – это ровно столько, сколько в ней есть, ее ни о чем не спросишь, с ней не поспоришь, и никакой текст никогда не заменит живого человеческого общения. Он излагал свои воззрения устно, но не только беседы, а и вся жизнь его была философией. Можно сказать, что Сократ не записывал собственное учение, потому что сам жизненный путь философа и был наиболее ярким воплощением его взглядов, в силу чего он стал своего рода символом философии, ее пафосом на века.
Вопросы и задания
1. Каковы исторические условия появления софистики?
2. Кто такие софисты? Чем отличаются друг от друга понятия мудрец, философ и софист?
3. Что такое софизм? Приведите примеры каких-нибудь софизмов. Определите, какие логические законы нарушаются при построении софизмов?
4. Каковы основные философские идеи софистов? Раскройте содержание понятий субъективизм, релятивизм, агностицизм, скептицизм.
5. Каковы основные философские идеи Сократа? В чем заключается его противостояние софистике?
6. Что такое майевтика? Почему Сократа часто сравнивали с софистами? Что общего между их учениями?
7. Известный софист Протагор написал сочинение “О богах”, главной мыслью которого было следующее утверждение: “О богах я ничего не могу знать: ни того, что они существуют, ни того, что они не существуют; слишком многое препятствует мне узнать это, и прежде всего - темнота предмета и краткость человеческой жизни”. Какой принцип софистической философии лежит в основе этого утверждения?
6. Платон и Аристотель: идеализм и дуализм
Знаменитым учеником Сократа был философ Платон Афинский. Настоящее имя его – Аристокл, а Платон – это прозвище, которое переводится с греческого как “Широкий”. Он получил его то ли за крепость телосложения, то ли за широкий лоб, то ли широту мысли. Если Сократ ничего не писал, то Платон оставил много сочинений, которые в современном издании занимают четыре больших тома. Его произведения написаны, в основном, в форме диалогов, главным действующим лицом которых является Сократ, беседующий с философами на различные темы.
Одной из основных мыслей Платона является известное утверждение о том, что видимое не есть реальное: если мы что-то видим, то это вовсе не значит, что оно существует именно так, как нами воспринимается. Эта мысль является одной из вечных в философии. Вспомним, элейские философы говорят – мы видим вокруг себя движение и изменение, но на самом-то деле ничто не движется и не меняется; Гераклит утверждал, что если нечто наблюдается нами неизменным, то это не означает, что оно действительно таково, просто никто не замечает всеобщее и непрекращающееся движение; вы думаете, говорит нам милетский философ Анаксимен, что вокруг нас – разные вещи, ничего подобного – все, кажущееся различным, есть одно и то же вещество – воздух, только в разных своих состояниях; мы видим горы и деревья, луга и озера, звезды и планеты, утверждает Демокрит, и совсем не понимаем, что нет ни того, ни другого, ни третьего, а есть только набор невидимых нами атомов, которые движутся в пустоте. Итак, вполне может быть, что видим мы одно, а на самом деле существует совсем другое.
Чтобы лучше понять теорию Платона представим себе такую картину. Допустим, перед нами лежат три предмета – яблоко, груша и слива. Эти вещи совершенно различные и не похожие друг на друга, понятно, что яблоко – это не груша, груша – не слива и т.д. Но есть в них нечто общее, сходное, делающее их отличными от других вещей, объединяющее их в одну группу предметов. Это общее мы называем словом “фрукт”. Теперь спросим – существует ли фрукт в реальности – в качестве вещи, в которой были бы собраны все возможные фрукты земли, в качестве предмета, который можно было бы посмотреть или потрогать? Нет, не существует, говорим мы. “Фрукт” – это всего лишь понятие, термин, имя, название, которым мы обозначаем группу сходных между собой вещей. Реально существуют только сами эти предметы, а их названия реально в мире не существуют, так как они находятся в качестве понятий или идей только в нашем сознании. Так считаем мы.
Но ведь вполне можно предположить, что все обстоит совсем наоборот. Реально и сначала существуют идеи или понятия вещей, и не в нашем уме, а сами по себе, вне нас, только в особом, высшем, недоступном нам мире, а все вещи, которые нас окружают – всего лишь порождения этих первичных сущностей – идей и являются их отражениями или тенями и поэтому реально не существуют. Эта мысль – главная в учении Платона. Нам кажется, говорит он, что мир один – тот, который мы видим вокруг себя, на самом же деле мира два: один - высший и невидимый мир идей, другой - низший и воспринимаемый нами мир вещей. Первый порождает второй. Существует, например, в высшем мире идея лошади, она и обуславливает каждую конкретную лошадь, которая находится на земле. И именно благодаря этой идее земная лошадь остается лошадью и не превращается в какой-нибудь другой предмет. То есть чувственно воспринимаемые вещи обретают смысл, реальность, устойчивость, постоянство как раз из-за причастности к вечным и неизменным идеям. Если бы этого стабилизирующего мирового начала – идей – не было, то любая вещь постоянно переходила бы в любое иное состояние: муравей мог бы превратиться в слона или гору, или цветок, а планета могла бы стать треугольником или облаком, или каплей росы… Таким образом мир идей – это как бы смысловой “каркас” чувственного или физического мира, не видимый глазу, но доступный умозрению.
Но наш мир не вполне низший, потому что ниже его находится материя. Идеальный мир Платон называет Бытием, материю – Небытием. Она – ничто с его точки зрения, но она есть. Как это понимать? Мысленно перемешаем все разнообразные вещи нашего мира до состояния однородной массы. Получится некое мировое месиво, в котором не будет ни конкретных предметов, ни их свойств. Что можно будет сказать об этой массе? Ничего. Какая она? Единственно возможный ответ – никакая. И в этом именно смысле она ничто, Небытие. Знакомый нам по чувственным восприятиям мир возникает как раз на стыке материи и мира идеального: какая-либо высшая сущность – идея из бесформенной частицы материи творит нормальную, воспринимаемую нами вещь. Поэтому предметы физического или чувственного мира все же более совершенны по сравнению с никакой материей, так как в их появлении решающую роль играют вечные и неизменные, действительно сущие идеи.
Вещи телесного мира являются их проекциями, контурами, бледными подобиями или, всего лучше, – тенями. Для иллюстрации своего воззрения Платон предлагает следующую аллегорию. Представьте себе, говорит он, что мы сидим в пещере спиной к входу и смотрим на ее стену. За нами в солнечных лучах проходят какие-то животные, пролетают птицы, растут цветы. Мы же видим на стене пещеры тени этих предметов, но поскольку сидим спиной к выходу, то не знаем об их существовании – нам кажется, что наблюдаемые тени и есть сами предметы и представляют собой единственно возможную реальность. Но вот, допустим, кому-либо удалось оглянуться и увидеть сам предмет, который, конечно же, тысячу крат совершеннее по сравнению со своей тенью. Увидевший поймет, что все время принимал тень за саму вещь, сравнит одно с другим и удивлению его не будет предела. Он осознает, что настоящий мир совсем не такой, каким он его раньше видел, восхитится и уже никогда более не будет смотреть на жалкие тени, но все свои силы направит на созерцание самих предметов; более того, он выйдет из пещеры, чтобы увидеть, что помимо ее низкого свода, серых, мрачных стен, гнилого воздуха есть широкие зеленые равнины, прекрасные луга, свежий простор, бесконечное лазурное небо, на котором сияет великое Солнце. Также и в нашей жизни: мы видим вокруг себя различные вещи и полагаем их реально и единственно существующими, не понимая, что они – всего лишь ничтожные отражения, несовершенные подобия или бледные тени идей – сущностей мира действительного и в высшей степени подлинного, но недоступного и невидимого. Если бы кому-то из нас удалось увидеть за физическими вещами их настоящее начало – идеи, сколь бесконечно он презрел бы тот материальный, телесный мир, нам близкий, понятный и привычный, в котором мы живем, считая его единственно возможным.
Поэтому задача каждого из нас – за неподлинным увидеть подлинное, за нереальным – действительное, за материальным – идеальное, за контуром – настоящие очертания, за фантомом сущего – истинное Бытие. Как это сделать? Дело в том, что человек не полностью принадлежит миру вещей. У него есть душа – сущность вечная и идеальная, она-то и связывает его с невидимым миром. После смерти тела, душа отправляется именно туда, пребывает там какое- то время и при этом созерцает сами идеи и приобщается к высшему знанию. Потом она спускается в материальный мир и, вселяясь в какое-нибудь тело, забывает о своем знании. Но забыть не означает не знать вовсе, ибо в забывании кроется возможность вспомнить. Получается, что человек рождающийся уже все знает, но только потенциально. Ему не следует познавать с нуля и шаг за шагом приобретать знания. Он должен всего лишь обнаружить их в себе, проявить, вспомнить забытое. Поэтому познание по Платону – это припоминания души. Позже это воззрение получило название “теории врожденных идей”. Но, несмотря ни на какие усилия, мы все же не сможем вполне постичь идеальный мир, хорошо если нам откроется хотя бы маленький элемент или фрагмент его. Ведь мы – хотим того или нет – находимся по преимуществу в мире телесном, который зол и несовершенен. Но коль скоро известно нам о Бытии прекраснейшем, то почему бы не попытаться земную жизнь облагородить и возвысить по его образцу, сделать ее более гармоничной, добродетельной и счастливой?
Душа человека состоит, говорит Платон, из трех частей: разумной, аффективной или эмоциональной и вожделеющей. Это сочетание в каждом случае не равномерное. Если преобладает разумная часть души, то человек – философ, если эмоциональная, он – воин, а если вожделеющая, то – земледелец или ремесленник. Получается, что род человеческий естественным образом распадается на три сословия, каждое из которых должно заниматься тем, к чему предопределено своей природой: философы как люди всеведущие и мудрые должны управлять государством; храбрые, сильные и мужественные воины должны его защищать; а те, кто прекрасно знает как обрабатывать землю, умеет добывать урожай и изготавливать ремесленные изделия, должны трудиться и кормить государство. Каждый, занимающийся своим делом, будет приносить максимальную пользу обществу, и в этом случае нас ждет процветание. Если же каждый будет делать то, что не умеет, пользы не будет никакой, а общественная жизнь станет беспорядком. Первый принцип, на котором должно строиться идеальное государство – это разделение труда между сословиями, из которого вытекает полное отрицание демократии. Ведь она – это выборность руководящих государством людей. Как можно выбирать руководителя, недоумевает Платон. Ведь управлять должен тот, кто умеет это делать, а не тот, кто симпатичен нам и которого мы поэтому выбираем, чтобы он управлял нами. Не выбираем же мы кормчего на корабль – судном правит умеющий это делать, а если мы посадим на корму просто нам симпатичного или даже уважаемого человека, но совершенно не смыслящего в навигации, он потопит наш корабль после первых же минут плавания.
Вторым принципом идеального общественного устройства должно быть отсутствие частной собственности, так как она – источник всех бедствий. Если все равны, то кому придет в голову позавидовать ближнему оттого, что у него чего-то больше, и кому надо будет бояться соседа, который может что-либо отнять. Равенство исключает и зависть, и страх, и вражду. Из-за чего людям ссориться и обижаться друг на друга, если все одинаковые по своему имущественному положению? Общество и государство, построенные на естественном разделении труда и отсутствии частной собственности, будут процветающими и счастливыми. Так должно быть, но в действительности все иначе: каждый делает не свое дело; руководители не умеют управлять, ввергая народ в пучину страданий, воины скверно защищают его, а земледельцы не трудятся; любой преследует личный интерес, раскалывая общественное единство; все враждуют со всеми, а в результате на земле множатся бедствия и несчастья. Нарисованная Платоном картина – идеал, к которому следует стремиться и по которому должно преобразовывать нашу жизнь. Как правило, учение о совершенном обществе называется утопией (в пер. с греч. – несуществующее место: у – не + топос – место), потому что чаще всего идеалы на практике не осуществляются, и мечты не сбываются. Таким образом, Платон создал первую в истории человечества развернутую социальную (общественную) утопию.
В священной роще близ Афин, в которой по преданию был похоронен мифический герой Академ, Платон основал свою философскую школу, которая получила название Академии. Эту платоновскую школу закончил знаменитый впоследствии его ученик Аристотель Стагирит, который является последним представителем классического периода греческой философии.
Аристотель несколько видоизменил теорию Платона. Каким образом, спрашивает он, вещи могут существовать отдельно от идей, их порождающих? Как тени и предметы, которые их отбрасывают, могут находиться в совершенно разных местах? Платон, говорит Аристотель, слишком противопоставил друг другу мир идей и мир вещей, между ними в его учении – пропасть. Поэтому необходимо предположить, что предмет и его идея существуют вместе, в единстве. Вместо платоновского понятия “идея” Аристотель употребляет термин “форма”, который обозначает идеальную сущность, вечную и неизменную. “Форма” Аристотеля – это почти то же самое, что “идея” Платона. Помимо форм существует также материя, которая, будучи напрочь лишенной свойств, качеств или признаков, является никакой, представляет собой ничто. Во взгляде на материю как на Небытие Аристотель вполне сходится с Платоном. И вот какая-либо высшая сущность – форма вселяется в бессмысленный кусок материи, и получается нормальная, чувственно воспринимаемая вещь физического мира, которая обладает размером, цветом, запахом и прочими качествами. Например, форма лошади (или идея лошади – как сказал бы Платон) вселяется в никакой, то есть бесформенный, кусок материи и появляется телесная, конкретная лошадь, которую мы перед собой видим; а форма, допустим, цветка встраивается в другую ничего из себя не представляющую частицу материи, и делает из нее вполне материальный цветок, имеющий определенное строение, цвет, аромат и другие свойства. Здесь можно привести следующую аллегорию. Допустим перед нами лежит бесформенный кусок пластилина, но в нашем сознании есть представление или образ, например, дерева. Если мы этот свой умственный образ перенесем в кусок пластилина или наделим его этим образом, то есть вылепим из данного материала дерево, то бесформенный кусок пластилина превратится в нормальный предмет, у которого есть ствол, ветви, корни и так далее. Пока материал был бесформенным, мы ничего не могли о нем сказать, и он был ничем, но наделенный с помощью наших рук и сознания некой формой, он превратился в вещь, о которой теперь можно что-то говорить, то есть – стал чем-то. Так же и в окружающем нас мире: все вещи – это материя, преобразованная идеальными сущностями – формами. Все мироздание – это оформленное вещество. В любой вещи есть и материя и форма, а их нерасторжимое единство и является этой вещью. Таким образом, если в учении Платона мир идей и мир вещей существуют отдельно друг от друга, то по воззрению Аристотеля мир форм и мир материи образуют одно целое, которым и является все нас окружающее. Однако решающая роль в существующем принадлежит именно формам. Без них материя – ничто, и они приводят ее к состоянию упорядоченности, правильности и мировой гармонии. Материя, говорит Аристотель, есть всего лишь возможность Бытия, форма же из этой потенции создает действительность. Низменная материя – строительный материал, сущность вещей, форма же из этой основы создает подлинное существование. За видимым материальным строит невидимое идеальное, за чувственным – бестелесное, за несовершенным и изменчивым – совершенное и неизменное. Только одно нельзя отделить от другого, потому что они совпадают в рамках того мира, в котором мы живем, составляют неизбывное единство. Нет материи вне и помимо формы, считал Аристотель, как нет и формы без материи. И только одна единственная форма существует совершенно сама по себе, ни от чего не зависит и является предельно автономной. Это Ум - перводвигатель - причина и начало всего. (Его Аристотель также называет Богом).
Иной взгляд на взаимодействие материального и идеального в учении Аристотеля обусловил и несколько отличное от платоновского понимание познания. Платон полагал бессмысленным изучение вещей окружающего мира, так как они – всего лишь тени, а познавательной задачей он считал выведение знания из человеческого ума, в котором оно уже изначально содержится. Аристотель же говорит о том, что любая форма находится обязательно в единстве с материей, внутри каждого конкретного предмета, и поэтому не изучать последние невозможно – только через исследование отдельных вещей мы можем прийти к постижению формы, их определяющей, а значит познание должно состоять в исследовании внешнего мира, в накоплении фактов, обогащении нашего опыта; знание, таким образом, выводится не из ума, а из изучения окружающей действительности.
Из всех античных мыслителей средневековая теистическая философия (христианская – на Западе и мусульманская – на Востоке) признала прежде всего Аристотеля. Причем, не только признала – Стагирит стал непререкаемым, почти священным авторитетом в духовной жизни Средних веков. В это время утвердилось знаменитая фраза: “Сам сказал!” (Ipse dixit!). Если кому-то из спорящих удавалось доказать, что отстаиваемые им положения высказывал в свое время Аристотель, то он произносил эти заветные слова и спор считался законченным. Спорить дальше означало вести полемику с самым выдающимся философом всех предыдущих эпох, учение которого считалось в средневековье совокупностью истин безусловных и неизменных.
Вопросы и задания
1. В чем заключается центральная мысль платоновского учения?
2. Почему Платон сравнивает наш мир с пещерой, а чувственные предметы - с тенями?
3. Как вы думаете, какие идеи Сократа, бывшего учителем Платона, оказали влияние на становление платоновского учения?
4. Откуда мы знаем по Платону о мире идей, если он сверхчувственный? Что связывает нас с этим миром?
5. Определите, какую науку Платон считал божественной (ближе всего находящейся к миру идей) и почему?
6. Раскройте основные идеи учения Платона о душе и о познании.
7. Что такое утопия? Какие принципы положены Платоном в учение об идеальном обществе и государстве?
8. В чем заключается сходство и различие платоновского и аристотелевского учений?
9. И Платон и Аристотель называли материю небытием. Можно ли трактовать это их утверждение в том смысле, что материи нет?
10. Можно ли утверждать, что система Аристотеля, как и учение Платона, представляет собой вариант философского идеализма? Если нет, то почему?
11. Философ Антисфен, критикуя платоновскую теорию идей, как то сказал ее создателю: “Я видел огромное количество лошадей, Платон, но я никогда не видел идею лошади, о которой ты так настойчиво говоришь”. Платон ответил ему: “У тебя, Антисфен, есть глаза, чтобы увидеть каждую конкретную лошадь, но, видимо, у тебя нет разума, с помощью которого ты мог бы усмотреть идею лошади”. Прокомментируйте эти платоновские слова. Каким образом в них выражена основная мысль его учения?
7. Эпикурейцы, стоики, скептики, киники: поиски счастья
В 334 г. до н.э. греческое войско под предводительством Александра Македонского начало поход на Восток, который продолжался девять лет. На греческом языке Греция – это Эллада, а греки – эллины. Они завоевали Восток или эллинизировали его. Эпоха, которая началась с этого времени называется эллинистической или эллинизмом. Основной ее чертой была крайняя нестабильность и непредсказуемость. Весь старый, привычный и веками незыблемый уклад жизни рухнул, все менялось стремительно и безусловно. Действительность стала для человека жестокой и враждебной, в силу чего у него пропала уверенность в завтрашнем дне. Ощущение, типичное для этой эпохи – чувство потерянности и ненадежности. А когда утрачиваются все внешние гарантии, у людей возникает стремление обрести их внутри себя. Как выжить и сохранить самообладание в мире, где каждый брошен на произвол судьбы? Как оставаться спокойным и невозмутимо взирать на происходящие вокруг катаклизмы? Как оставаться самим собой, несмотря на разрушающуюся действительность? В эллинистической философии на первый план выходит антропологическая проблематика, а вопросы онтологические и гносеологические занимают подчиненное по отношению к ней положение. Главный вопрос философской мысли этого времени – как быть счастливым, как обрести внутри себя уверенность и благо, когда во внешнем мире ничего подобного найти уже невозможно. Счастье по-гречески звучит как эвдемония, поэтому философия эллинизма может быть названа эвдемонистической (ищущей счастье). В ней оформились четыре основных школы, сходные между собой в стремлении обосновать и разработать эвдемонизм, но различающиеся способами или путями, которыми они предлагали человеку достичь счастья.
Основателем одной из них был Эпикур с острова Самос. Прежде чем выяснять, считал он, каким образом можно достичь счастья, надо устранить препятствия к нему. Что мешает обрести благо? Прежде всего – страх, который является вечным спутником человеческого рода и постоянно отравляет его существование. Из всех возможных страхов есть три главных, от которых следует избавиться в первую очередь. Это страх перед Богами – существами высшими и могущественными, способными не только помочь нам, но и навредить; страх перед смертью – печальным, а главное, совершенно непостижимом финалом любой человеческой жизни; и страх перед судьбой – предопределением, от нас не зависящим, которое может быть как добрым, так и злым. По поводу первого Эпикур говорит так: Боги - бессмертные существа, а значит и совершенно блаженные (то есть обладают полным благом, абсолютно счастливые). Представьте себе того, кто имеет все возможное благо, кому предельно хорошо: будет ли он к чему-то стремиться, чего-то избегать, ставить перед собой цели и задачи и вообще – что-либо делать? Не будет. Значит Боги как совершенно блаженные являются и полностью бездеятельными и поэтому никак не могут повлиять на нашу жизнь. Стало быть, хотя они и существуют, их вовсе не следует бояться. Что касается смерти, говорит Эпикур, то мы прекрасно знаем, что все хорошее и дурное заключается в ощущениях, а смерть – это лишение всех ощущений, а значит после нее нет ни хорошего, ни дурного. Напрасно мы думаем, что она имеет к нам какое-либо отношение, как раз наоборот – пока мы есть, смерти нет, когда смерть есть, нас нет, то есть она и мы – это совершенно разные вещи, которые никак не соприкасаются и поэтому смерти не надо бояться. Относительно страха перед судьбой получается следующее. Если предопределение существует, значит есть и высшие силы, которые его назначают. Но только что мы видели, что Боги совершенно бездеятельны и не влияют на нас. Кому же тогда предопределять наш путь, в чьих руках наша жизнь? Остается сказать только то, что – в наших собственных. Каждый - хозяин своей судьбы и кузнец своего счастья. На нас никто не влияет, кроме нас самих. Судьба – это результат своих собственных действий, поступков и усилий и бояться ее, значит бояться себя самих.
Освободившись от страхов, необходимо выяснить, что следует делать, а чего – не следует для того, чтобы обрести счастье. Надо, говорит Эпикур, выбирать удовольствия и избегать страданий. Этот пункт его учения, кажется, на первый взгляд, гедонистическим утверждением. Гедонизм (от греч.гедонэ – удовольствие) – это культивация удовольствий. Но при более детальном ознакомлении с эпикурейской теорией выбора и избегания видно, что охарактеризовать ее как гедонизм невозможно. Во-первых, стремление к удовольствиям, полагал Эпикур, должно быть разумным: надо уметь и отказаться иной раз от чего-то соблазнительного и претерпеть, если нужно, какое-нибудь страдание. Во-вторых, удовольствия делятся по Эпикуру на три вида: 1) естественные и необходимые; 2) естественные, но не необходимые и 3) неестественные и не необходимые; из этих трех групп надо выбирать только первую, удовольствия же второго и третьего вида следует отбросить как совершенно пустые и бессмысленные. В-третьих, само отсутствие страданий, по мнению Эпикура, уже есть удовольствие. В-четвертых, и это главное, счастье заключается не в том, что вне нас, а в нас самих. Ведь ни для кого не секрет, что одно и то же событие может быть по-разному воспринято различными людьми в зависимости от их установок, оценок и мнений. Один обрадуется чему-либо, другой расстроится из-за этого, третий останется равнодушным по тому же самому поводу. Счастье – не в вещах, а в нашем отношении к ним. Стало быть, если мы произвольно поменяем свои оценки происходящего, все вокруг может (для нас) радикально измениться. Если мы иначе отнесемся к событиям собственной жизни, то понятно, что наше восприятие их станет совершенно другим, сможет превратиться из отрицательного в положительное, и поэтому от нас вполне зависит, чтобы печали стали радостями, а напряжение сменилось спокойствием. Значит если кто-то хочет быть счастливым, то он запросто может им быть, надо только открыть источник счастья в себе самом. А мы, как правило, ищем его вовне и, понятное дело, не находим. Из всего сказанного видим, что Эпикур вовсе не призывает к максимальному удовлетворению всех возможных желаний. Как раз напротив, он предлагает человеку довольствоваться малым и при этом испытывать не страдание от недостатка, а удовольствие от самого наличия. Зачем, спрашивает он, нам богатый стол и роскошные кушанья, когда и грубая еда может доставить столько же удовольствия. Не случайно же говорят, что голод – лучшая приправа к пище. Человеку, который хочет есть, простой черный хлеб покажется очень вкусным и доставит ему немало положительных эмоций, в то время как того, кто постоянно переедает, не удовлетворят даже изысканные яства. Зачем человеку, продолжает Эпикур, мягкая перина и десяток подушек, когда можно прекрасно выспаться даже на жестких досках, была бы возможность просто поспать в течение ночи, а не бодрствовать, борясь со сном, охраняя, например, какой-нибудь объект. Получать удовольствие от немногого – вот действительное жизненное искусство, говорит Эпикур. Понятно поэтому, что назвать его учение гедонизмом совершенно невозможно. Как это ни странно, философ, призывающий стремиться к удовольствиям, будет в данном случае являться представителем противоположной модели – аскетизма. Но если буддистские, например, аскеты готовы претерпеть страдания лишений, то для Эпикура сознательное ограничение собственных желаний есть средство удовольствия.
В центре философии самосского мыслителя стоит человек, устройство же мира, его законы и способы познания не являются для Эпикура столь же существенными вопросами, как проблема человеческого счастья. В онтологической части своей философской системы он повторил, несколько видоизменив, атомистическую теорию Демокрита.
Второй эллинистической школой была стоическая. В Древней Греции весьма распространенным архитектурным сооружением были портики – открытые с нескольких или со всех сторон беседки с колоннами, которые были защищены от солнца и продуваемы ветром. В одном из таких портиков философ Зенон из города Китион основал свою философскую школу. Портик на греческом языке – стоя, потому школа получила название стоической, а ее представителей называют стоиками.
Человек, полагал Зенон, является частицей мироздания. Что больше: часть или целое? Конечно же целое. А что чему подчиняется: часть – целому или же целое – части. Конечно же, часть подчиняется целому. Каждый из нас, поэтому, подчиняется мирозданию, малым элементом которого он является. Было бы смешно думать, говорит Зенон, будто бы отдельный человек был могущественнее мирового целого и делал бы с ним что угодно по своему собственному произволу. Всё как раз наоборот: никто не может заставить весь мир подчиняться чьим-либо желаниям, однако мировое целое постоянно диктует нам свою волю, определяет нашу жизнь, формирует наш путь. Оно является судьбой или роком, который от нас не зависит. Оно представляет собой ту силу, которой мы не можем не подчинятся, ибо она и ведет нас неизвестными никому путями. Человеческая жизнь подобна мельчайшей частице в огромном смерче пыли, которая сама по себе ничего не значит и вместе с миллионами других таких же частиц, не принадлежа самой себе, несется в неведомом ей направлении. Такое воззрение является фаталистическим. Ведущему нас року, считают стоики, бесполезно противостоять или сопротивляться: можно сколько угодно не соглашаться с его волей, но в любом случае, все произойдет так, как запланировано и предопределено, независимо от наших желаний. Формула стоической философии представлена знаменитым положением: “Желающего судьба ведет, нежелающего – тащит”. Человек совершенно несвободен и всецело пребывает в распоряжении внешних и не зависящих от него сил. А вернее, свобода состоит в том, чтобы понять их замысел и добровольно его выполнять, подчиняться своей судьбе и следовать предначертанному. В чем же тогда заключается стоическое счастье? Понятно, чем положительна волюнтаристическая модель Эпикура: каждый совершенно свободен и сам распоряжается своей жизнью. Но что хорошего в том, что от человека ничего не зависит и за него все заранее предрешено?
Результатом фаталистического миропонимания является полная свобода от всякой суеты, пустых хлопот и волнений. Тот, кто считает, что всё в его власти, обязательно ставит перед собой какие-то цели и задачи, к чему-то стремится и чего-то избегает, радуется, если у него получается задуманное, и печалится, если что-то не удается, а главное, он постоянно что-либо должен: одно делать, другое – нет, быть таким-то, не быть другим, добиваться неких результатов, а потому – напрягаться и беспокоиться. Тот же, кто считает, что от него ничего не зависит, не будет ни к чему стремиться и чего-то желать. Его жизнь совершенно свободна от волнений, забот и тревог. Если человек – всего лишь игрушка в руках мирового рока и его собственные желания ничего не значат и абсолютно бессмысленны, то чему он может радоваться или печалиться, к чему – стремиться и чего – избегать? Зачем ему волноваться и тревожиться, думать, решать и предпринимать что-либо, если за него все уже давно решено, а он не в силах ничего изменить? Такой человек будет абсолютно спокоен и безмятежен, ни положительные, ни отрицательные эмоции не смогут пробраться в его душу. Что бы ни происходило вокруг, он будет смотреть на все равнодушным взором, никак не оценивать совершающееся, мудро безмолвствовать и хранить невозмутимость. Поскольку человек, при таком взгляде на вещи, сам себе не принадлежит, то и жизнь его также не принадлежит ему, и с ней можно запросто расстаться. Одной из основных добродетелей стоиков является способность спокойно и мужественно встретить собственную смерть. Стоическое счастье, таким образом, заключается в полном безразличии ко всем жестоким превратностям судьбы, какими бы ужасными они ни были.
Третьей философской школой эллинизма была скептическая. Греческий глагол “скептомай” переводится как “я сомневаюсь”. Поэтому скептицизм – это сомнение, а его представители – скептики – сомневающиеся во всем философы. Родоначальником этой школы был Пиррон из Элиды. Для того, чтобы достичь счастья, говорил он, человек должен ответить на три вопроса: 1) какова природа вещей? 2) как нам к ним относиться? 3) что из этого для нас следует? Отвечая на первый вопрос, Пиррон утверждает, что природа вещей непознаваема. То, что мы видим и то, что действительно есть – не одно и то же. Вещи сами по себе нам недоступны, а известным может быть лишь то, как они нам себя являют, то, что нам кажется, то, как мы их воспринимаем. То есть, нам доступны только явления (в греч. – феномены) вещей, но не сами вещи. И поэтому мир как бы удваивается, разделяясь на реальный – существующий сам по себе и феноменальный – видимый или воспринимаемый нами. Первый – подлинный, второй – иллюзорный. Знание о втором возможно, о первом же – нет. Мы никогда не сможем сказать – “это так”, но только – “мне кажется, что это так”. Ответ на второй вопрос таков: если вещи непознаваемы, то все суждения о них, как утвердительные, так и отрицательные являются и истинными, и ложными одновременно. Все можно доказать и опровергнуть. Ни одно из противоположных положений не может быть более или менее достоверным, чем другое. Такую ситуацию Пиррон называет изостенией (изос – равный + стейнос – сила), то есть равносилием различных высказываний. Вследствие этого все суждения о вещах ничего не значат и совершенно бессмысленны и, поэтому, от них надо воздержаться или отказаться. Безмолвие – вот наиболее правильная философия, считают скептики. Каким же будет ответ на третий, самый главный вопрос? Поскольку мы ничего не знаем, говорит Пиррон, то мы, в том числе, не знаем, что является хорошим, а что – плохим, чему следует радоваться, а чему – печалиться, а значит не можем испытывать ни положительных, ни отрицательных эмоций. Можно сказать и иначе: так как нам доступен только феноменальный мир (см. ответ на первый вопрос), который является неподлиным, то возникает резонный вопрос – стоит ли по поводу неподлинного мира испытывать подлинные эмоции, то есть по-настоящему радоваться и печалиться. Обыкновенный человек скажет себе по поводу какого-либо события: “Это плохо” и расстроится из-за него. Скептик же скажет: “Мне кажется, что это плохо, но ведь всего лишь кажется”. Как же он сможет расстроиться из-за этого события, если он даже не знает какое оно на самом деле – плохое или хорошее? Это отсутствие позитивных и негативных эмоций, полную невозмутимость души, безразличие ко всему происходящему греческие скептики называют атараксией. Она-то и является несомненным счастьем и результатом скептической философии. Один античный историк сообщает нам такой эпизод. Однажды корабль, на котором плыл Пиррон, попал в сильную бурю, и среди его спутников началась страшная паника. Философ указал паниковавшим на поросенка, который, не обращая ни малейшего внимания на происходящее, спокойно продолжал поедать свой корм, и произнес знаменитые впоследствии слова: “Вот в какой атараксии должен находиться мудрец”. Как видим, результат скептического умонастроения значителен: если вокруг закипят самые ужасные страсти, начнутся немыслимые катастрофы и станет рушиться мир, философу-скептику не будет до этого никакого дела, он сохранит полную невозмутимость, хотя бы ему даже и предстояло погибнуть вместе со всем мирозданием.
И наконец еще одной не менее известной эллинистической школой была киническая, основанная философом Антисфеном Афинским, который полагал, что стремление к Благу является главной особенностью любой человеческой жизни и поэтому достойно философского рассмотрения. Прежде всего Антисфен задает вопрос о препятствиях, которые мешают достижению Блага. Ведь, прежде всего, надо устранить то, что преграждает нам путь к счастью.
Первой и самой главной помехой, по мнению Антисфена, является имущество или частная собственность. Кажется, что плохого в том, если кто-то чем-либо обладает? Напротив, имущество считается всеми несомненным Благом. На самом же деле, оно самое большое на свете несчастье из всех возможных. Тот, у которого ничего нет, во-первых, завидует тому, у кого есть, а зависть – чувство, несомненно, страдальческое; во-вторых, неимущий изо всех сил стремится что-то приобрести и при этом напрягается, проводя дни свои в вечной погоне и борьбе, а значит – в страдании. Тот, кто владеет каким-либо имуществом, боится его потерять, и жизнь его превращается в страх – чувство самое неприятное. Если же ему и случится расстаться со своим богатством, он будет страдать еще сильнее, потому что раз привыкнув к одному, он вряд ли сможет приучить себя к тому, чтобы довольствоваться меньшим. Неимущие завидуют, имущие боятся, первые готовы посягнуть на вторых, которые, в свою очередь, стремятся оградить себя от произвола первых. Зависть и страх порождают ненависть и вражду, и на земле постоянно происходят столкновения, и люди терпят всяческие бедствия. Имущество – корень всех человеческих зол. Какое преступление от маленького до самого великого – не было порождено корыстными мотивами? “Проклятая жажда золота” все пять тысяч лет человеческой истории толкала людей на кровопролитие и насилие, подлость и бесчинства. Инстинкт частной собственности заставлял их совершать самые низкие и гнусные поступки и забывать, подчас, о своей человеческой природе.
Вторым препятствием к достижению Блага является зависимость каждого из нас от стереотипов, правил, норм и условностей, навязанных нам обществом. Все мы с детства прекрасно знаем, что одно считается хорошим, а другое – дурным, что-то обязательно поощряется, а иное непременно осуждается и даже наказуемо. Каждый должен постоянно подавлять свои желания и делать не то, что хочется, но то, что предписано и надлежит. Ограничение себя искусственными и условными общественными установлениями, подчас совершенно глупыми и бессмысленными, доставляет нам, несомненно, отрицательные эмоции.
Для того, чтобы быть счастливым, человеку необходимо освободиться от того, что мешает этому. Прежде всего, следует сделать себя свободным от всякого имущества, а во-вторых, обрести свободу от общественных стереотипов и норм, поступать всегда так, как хочется, быть в гармонии с самим собой и не сообразовываться с людскими мнениями. Тот, кто выполнит эти требования, станет существом, живущим совершенно естественно, то есть в полном согласии с природой, а также – предельно свободно и именно поэтому – счастливо. Но такая жизнь подобна существованию животных, чего Антисфен нисколько не отрицает. Напротив, он подчеркивает, что животные, находясь в единстве с окружающим миром, живут необычайно просто, ничего не имея и никогда не стыдясь, не раскаиваясь, не надеясь, не отчаиваясь, они не ведают наших страстей и свободны от наших страданий и потому всегда безмятежны и беззаботны. За этот призыв уподобиться животным современники прозвали Антисфена и его последователей собаками (в греч. – кюон), поэтому школа и получила название кинической, а ее представители были киниками (собачествующими философами). В латинском языке они стали называться циниками. Сейчас мы понимаем под этим словом наглеца, пренебрегающего нормами морали, но, как видим, современный смысл этого понятия слишком далек от его первоначального содержания. Кинизм – это философия, говорящая о совершенстве и гармонии природы и губительном несовершенстве цивилизации, призывающая вернуться к естественному состоянию и проповедующая аскетизм – ограничение потребностей и анархизм – безусловную личную свободу человека от всего навязанного ему извне.
Вопросы и задания
1. Что такое эллинизация и эллинизм?
2. Почему в эллинистической философии на первый план выдвинулась антропологическая проблематика?
3. В чем заключается сходство всех эллинистических философских учений? Раскройте содержание понятия эвдемонизм.
4. Каковы основные идеи эпикурейского учения?
5. Почему возможно, утверждать, что учение Эпикура об удовольствиях является скорее аскетизмом, нежели гедонизмом?
6. Попытайтесь определить, какие удовольствия, с точки зрения Эпикура, являются естественными и необходимыми; какие – естественными, но не необходимыми; и какие – неестественными и не необходимыми.
7. Раскройте основные идеи философского учения стоиков. В чем заключается стоическое счастье?
8. Раскройте основные философские идеи скептицизма. Что представляет собой скептическое счастье? Чем отличается стоическая невозмутимость души от скептической?
9. Кто такие киники и что такое кинизм? Раскройте основные положения кинической философии.
10. Что общего и в чем различие между античными киниками и современными нам циниками?
11. В одном из сочинений Эпикура есть такое рассуждение: “...когда мы говорим, что удовольствие - это конечная цель, то мы разумеем не удовольствия распутников и не удовольствия, заключающиеся в чувственном наслаждении, как думают некоторые..., но мы разумеем свободу от телесных страданий и от душевных тревог. Нет, не попойки и кутежи непрерывные, не наслаждения женщинами, не наслаждения всякими яствами, которые доставляет роскошный стол, рождают приятную жизнь, но трезвое рассуждение, исследующее причины всякого выбора и избегания и изгоняющее лживые мнения, которые производят в душе величайшее смятение”. В чем заключается специфика эпикурейского учения об удовольствиях (необычность эпикурейского понимания удовольствий)?
12. Как вы понимаете известное утверждение стоика Сенеки: “Сильнее всех тот, кто владеет самим собой”.
13. Скептический мыслитель Секст Эмпирик предлагает следующую классификацию философов: “Ищущим какую-нибудь вещь приходится или найти ее, или дойти до отрицания нахождения и признания ее невоспринимаемости, или упорствовать в отыскании. Поэтому, может быть, и в отношении вещей, искомых в философии, одни говорили, что они нашли истину, другие высказывались, что воспринять ее невозможно, третьи еще ищут”. Согласны ли вы с такой классификацией? Как вы думаете, к какому типу философов причисляли себя сами скептики?
14. Говоря о предпочтительной позиции, которую человек должен занять в отношении к обществу, Эпикур выдвинул девиз: “Проживи незаметно!” Как такая позиция философа была обусловлена историческими условиями эпохи эллинизма? Сравните этот общественный идеал Эпикура с социальной позицией Платона.
15. Чье этическое учение: эпикурейское, стоическое, скептическое или киническое ближе лично вам и почему?
Список литературы
Для подготовки данной применялись материалы сети Интернет из общего доступа