Возможна ли интегральная теория права?

Возможна ли интегральная теория права?

А.В. Поляков, доцент юридического факультета СПбГУ

На пороге нового тысячелетия российское теоретическое правоведение переживает не лучшие времена. Генетически, как известно, это связано с дезавуацией марксисткой традиции объяснения политико-правовых феноменов и образовавшейся вследствие этого "черной дырой" в теории государства и права, заделывать которую предстоит не одному поколению ученых. Большинство предпринимаемых в данном направлении попыток не достигают цели, поскольку представляют собой или варианты модернизации изживших себя материалистических концепций этатистского нормативизма, или возрождение в научном плане несостоятельных доктрин естественного права (а подчас, что не менее характерно, эклектичное смешение этих двух направлений).

В этом свете более перспективными выглядят усилия, предпринимаемые рядом ученых по разработке такой концепции права, которая могла бы избежать известных слабостей означенных выше подходов и ответить на те проблемы, которые сформировались в идейном противостоянии юснатурализма и правового этатизма. Среди этих проблем можно выделить две основные: 1) Каков modus vivendi права, его онтологический статус? Определяется ли он государством? 2) Имеет ли право аксиологические характеристики и что они собой представляют? Правовой этатизм трактует право как нормативное установление государства, не имеющее самостоятельного ценностного значения. Юснатурализм понимает право как нормативное установление природы, имеющее самостоятельное ценностное значение. Возможен ли диалог разных вариантов правовидения? Возможно ли научное совмещение противостоящих позиций без эклектики и апологетики? Можно ли при этом учесть основные интенции естественно-правового, этатистского, социологического и психологического правопонимания? Положительный ответ означал бы признание возможности такой правовой теории, которая имела бы интегральный (целостный) характер.

Понятно, что такой вариант принципиально отрицается защитниками "чистоты" обозначенных подходов. Но возможность обоснования такой интегральной теории права зачастую ставится под сомнение и с иных методологических позиций. Одним из его источников является представление о праве как о феномене плюралистическом по своей природе и в силу этого не укладывающемся в рамки единой теории. Для иллюстрации этого тезиса подчас прибегают к авторитету русского дореволюционного теоретика права Б.А. Кистяковского, разрабатывавшего, как известно, плюралистическую теорию права.

Представляется, однако, что концепция права Б.А. Кистяковского не дает оснований для подобных сомнений. Более того, именно российская школа правоведения представила уже к началу ХХ в. целый спектр теорий, рассматривающих право как своеобразное "сущее многоединство", т.е. как сложный многоаспектный феномен, имеющий единую природу. В этом смысле правовая теория Кистяковского развивалась в едином контексте с учением о праве С.Л.Франка, Н.Н. Алексеева, П.А. Сорокина, А.С. Ященко и других мыслителей, столь отличных друг от друга в иных отношениях.

Б.А. Кистяковский отмечал, что науке известно, по крайней мере, четыре теоретических понятия права: государственно-повелительное, социальное, психологическое и нормативное. При этом каждый исследователь заранее склонен видеть право под углом зрения одного из этих вариантов. В результате реальным в праве признавались только те явления, которые избирались исходным моментом исследования. Затем уже имело место логическое дедуцирование из образованного понятия тех сторон права, которые не были приняты во внимание при составлении этого понятия, что, как следствие, вело к отрицанию за ними существенного характера и реального значения для последнего. Таким неправильным путем, по мнению Кистяковского, шел Л.И. Петражицкий, "составивший" свое понятие о праве как о явлении исключительно психическом. Сам Кистяковский предлагал другой путь, который заключался в том, что исследователь принимает все данное в праве как явление и факт за известную реальность и не стремится отвлекаться от нее. Таким образом, по мнению Кистяковского, уже за исходный пункт своего исследования необходимо принять и совокупность норм и совокупность правоотношений, поскольку только в этом случае можно действительно охватить реальность права. Только такой путь может привести к научному знанию о праве, т.е. к знанию, "которое обнимало бы все его стороны в их единстве". (См.: Кистяковский Б.А. Философия и социология права. Спб., 1998. С.193-200).

В этом же направлении двигалась феноменологическая школа российского правоведения, представленная, в первую очередь, Н.Н. Алексеевым. Представляется, что феноменологический метод, если его понимать не догматически, может явиться эффектным средством для решения сформулированной выше проблемы. С позиций феноменологии проблема исключительно понятийного определения права - неразрешима, так как или уводит в бесконечность или подводит к некоторой последней данности, которую нужно принять как неопределимую и которую нужно просто утвердить или описать. На признании таких необходимых данностей и основывается, как это хорошо известно, феноменологическое направление в философии права. Оно предлагает откинуть "стыд к непосредственному созерцанию и страх перед первоначальными данностями". Феноменология установила существование содержаний сознания чисто идеального характера, но данных нам так, как даны дома и деревья, т.е. в непосредственном созерцании. Не понятие с необходимыми его излучениями, а различные данные объективно структуры предмета - вот что составляет отправную точку и принцип этой теории. В этих структурах, подчеркивал Н.Н. Алексеев, могут открываться некоторые безусловные связи, которые можно выразить в самоочевидных суждениях. Эти безусловные элементы предметного состава могут и не иметь характера всегда и везде существующего, всеобщего в смысле повторяемого; возможно также и "индивидуальное всеобщее", т.е. безусловное утверждение чего-то совершенно единственного. Такие единичности не могут быть членами некоторой рациональной единой системы. Связь между ними не может быть связью основания с обоснованным. Они не могут "происходить" друг из друга, сводиться друг к другу. Если здесь и мыслимы какие-либо отношения, то прообраз их следует искать не в отношениях логической связи, но в том отношении качественных данностей, какое мы наблюдаем в области красок, тонов, вкусовых ощущений, ценностей и т.п. Таков, например, ряд отношений ценностей, в котором существует свое "выше" и "ниже", "более" и "менее", или ряд отношений тонов и красок в спектре. Такие отношения менее всего схожи с соотношениями логического ряда: большая по степени ценность не составляет причину, из которой "создается" или "выводится" меньшая, более яркий тон не создает менее яркого. Качественный ряд просто существует как некоторая необходимо данная структура". (Алексеев Н.Н. Основы философии права. СПб., 1998. С. 54). Методология выявления таких первоначальных правовых данностей требует отдельного исследования. Известно, что в основе ее лежит не процесс логического вывода. Для нее предметные структуры и их соотношения "созерцаются, постигаются и схватываются". Для такого созерцания нет нужды в образовании первоначальных понятий, в построении начальных определений; требуется только правильная установка способов созерцания. Для такой установки нужны не "ссылки" на другое, - что можно было бы назвать принципом познавательной рассеянности. Напротив, здесь нужно полная сосредоточенность умственного взора на том, что является искомым.. (Алексеев Н.Н. Там же. С.55.).

Интересно соображение Н.Н. Алексеева о том, что своеобразную феноменологическую редукцию осуществил в своей психологической теории права Л.И. Петражицкий. Заслуга Петражицкого, по мысли Алексеева, состоит в том, что он сумел, несмотря на все крайности, присущие "психологизму", обнаружить и описать "некоторые неразложимые и первоначальные эмоциональные акты, являющиеся основой всего того, что человеческое мнение называет правом"¹. Речь идет об императивно-атрибутивных эмоциях, переживаемых субъектом как "связка" собственного правомочия и обусловленной им обязанности другого.

Не соглашаясь во всем с концепцией Алексеева, полагаем, что структуру права (его правовой эйдос) составляют акты ценностного восприятия объективно существующих социальных норм, наделяющих субъектов соразмерными и взаимообусловленными правомочиями и обязанностями. Нормы права существуют не только психически, но и идеально (в интерсубъективном смысле). Только в этом случае можно понять, почему, как отмечал Петражицкий, из нескольких законодательных утверждений психикой субъекта выводится одна правовая норма. Это возможно только в случае постижения ее смысла, который, в свою очередь, отнюдь не является порождением человеческой психики. И именно вследствие этого такая правовая норма воспринимается как единая, но единая для всех.

Но нормы не являются смыслообразующим центром того, что можно описать как право. Правовые нормы бессмысленны, если они не определяют взаимообусловленное поведение субъектов, не влекут за собой возникновения правовых отношений, другими словами, если они не функционируют, не создают правовой коммуникации. Но само функционирование правовых норм возможно только при наличии ценностных отношений между ними и соответствующими субъектами. Только в этом случае "оправданы" права и обязанности участников правовых отношений. Специфика же правовых ценностных отношений заключается в том, что хотя сами отношения устанавливаются индивидуально, через воспринимающего субъекта, их ценностное содержание уясняется и психически переживается как социально данное и, в этом смысле, как объективное. Задача правового субъекта заключается в том, чтобы "опознать" конкретные правовые ценности как социально значимые. Другое дело, что установить раз и навсегда единое содержание правовых ценностей, по-видимому, невозможно, так как сами ценности носят идеологический характер, т.е. представляют собой научно недоказуемые предпочтения, обусловленные различными условиями формирования и развития конкретных обществ². Игнорирование этого обстоятельства обусловливает коренной недостаток тех правовых теорий, которые базируются на понимании права как конкретного воплощения каких-либо абстрактных, отвлеченных и в то же время абсолютных ценностей. В качестве таковых в западной правовой традиции чаще всего фигурируют индивидуальная свобода, общественный компромисс, достоинство человеческой личности и т.п. Между тем, эти ценности не являются абсолютными и самодовлеющими, а входят в общую систему иерархически организованных социальных ценностей, от них получая свое функциональное значение и конкретное содержание. Все попытки представить эти и подобные им ценности в качестве правообразующих означают некритическое смешение права, как оно есть, с правом, каким оно должно быть с точки зрения тех или иных социальных идеалов. Или, иначе, это есть подмена онтологических основ права телеологическими. То, что право должно стремиться к максимальному воплощению справедливости, еще не означает, что оно этого воплощения всегда достигает и что оно вообще его может достичь. Более того, как представляется автору, только религиозно-нравственное обоснование может дать праву необходимую легитимность и жизненную силу. Но утверждение этого идеала выходит за границы теоретической науки и, как справедливо полагал Петражицкий, является задачей правовой политики (понятно, что последняя может существовать и как наука, изучающая правовые идеалы (идеологии). Право есть то, что оно есть, т.е. говоря о праве nomine et re надо исходить из правовой онтологии3, а не из предполагаемых или желаемых целей его идеального развития. Иными словами, право надо уметь увидеть в его бытийности, и только после этого его можно теоретически описать. Именно поэтому право, по нашему мнению, должно быть понято как система, связывающая объективно существующие социально-признанные нормы через ценностные отношения с субъектами, носителями правомочий, с одной стороны, и обязанностей - с другой (императивно-атрибутивная сторона права по терминологии Петражицкого). Такая сложная психо-социо-культурная система имеет субъективно-объективные характеристики и необходимо наличие и тех и других для возникновения того, что можно понимать как "право". Ядром права, трактуемого таким образом, являются не только нормы, (возникающие на основе интерпретации различных правовых текстов), но и многослойные коммуникативные отношения, как субъект-объектные (ценностные отношения общества и отдельных субъектов к правовым нормам), так и межсубъектные (возникающие как корреляция прав и обязанностей участников правовых отношений в правовом поведении).

В этом контексте становится понятным и утверждение русского правоведа Н.Н. Алексеева о том, что право есть там, где есть права. Действительно, правомочие и представляет собой смысловую единицу права, его основной элемент, отсутствующий у всех иных социальных феноменов. Но любое правомочие органично и коррелятивно связано с обязанностью, лежащей на другом правовом субъекте и самим фактом своего существования конституирующей субъективное право. Этот факт не подлежит рациональному доказыванию, а может лишь быть зафиксирован при рассмотрении структуры права как таковой. Следовательно, право неотделимо как от понятия правового отношения, так и от понятия нормы, определяющей содержание правомочий и обязанностей и легитимизирующей, социально оправдывающей их⁴. С позиций предлагаемой автором коммуникативной теории права правовая норма и правовое отношение является взаимозависимыми элементами единой системы права и не могут существовать отдельно друг от друга. Правовая норма становится только тогда правовой, когда она определяет права одних субъектов, которыми можно реально воспользоваться, и обязанности других субъектов, которые необходимо исполнять. Нормы, которые требуют для этого какого-либо "механизма", либо не функционируют по какой-либо другой причине, например, ввиду отсутствия социально-ценностного к ним отношения, - не являются социальными значимыми фактами, а потому и не является правовыми, как не являются сегодня правовыми нормы законов царя Хаммурапи. (В известном смысле их можно отнести к логико-юридическим нормам, т.е. к тому, что имеет правовой смысл и когда-то, возможно, было правом или, при определенных обстоятельствах, еще может стать правом).

Но и правовые отношения невозможны без ценностно определяющих их правовых норм. Само субъективное право для того, чтобы быть правом, необходимо должно быть оправдано через соответствие социальной норме. Такая норма вовсе не обязательно должна быть институционализированна в виде какого-то писаного правила (письменного правового текста), тем более, государственного закона; она может существовать как обычная норма, признаваемая в качестве всеобщего стандарта поведения⁵. В этом смысле те правоотношения, которые складывались в архаичных обществах, также основывались на определенных устных правовых текстах, которые лишь со временем получали государственно-признанную письменную форму выражения.

Как было отмечено выше, онтологически правовые нормы существуют как объективно-субъективные. Правовой смысл нормы имеет объективное значение, а ее ценностная составляющая - субъективный, проявляющийся в социально-психическом ее восприятии. Только в этом отношении можно утверждать тождество права и правосознания⁶. Общественное сознание является той "средой", в которой "проявляется" право, являясь скорее условием его существования, чем элементом системы.

Именно через свое ценностное наполнение и правовые нормы, и правовые действия субъектов делаются сопричастными справедливости и получают моральное оправдание. В этом случае право идентифицируется с такой системой отношений, при которой у одних субъектов существуют нормативно оправданные и социально признанные притязания (правомочия), коррелятивно связанные с обязанностями других субъектов. Или, другими словами, право есть основанный на социально признанных нормах порядок отношений, участники которых имеют взаимные полномочия и обязанности. Причем нормативная основа этого правового порядка может быть при известных обстоятельствах и противоречива, и конфликтна. Именно правовой конфликт, например, между нормами общесоциального и государственного права (в основе которого чаще всего лежит конфликт ценностей) является движущей силой развития правовой системы. Но и при отсутствии нормативного конфликта, праву присущи конфликты акционные (при реализации прав и исполнении обязанностей), разрешение которых может при известных обстоятельствах привести и к изменению самих нормативных фактов (правовых текстов). В этом смысле старая идея Р. Иеринга о том, что становление права сопряжено с постоянной борьбой за него, кажется глубоко современной.

Не имея возможности более подробно остановиться на деталях набросанной выше правовой концепции, опирающейся на некоторые традиции русской правовой мысли и, в частности, на петербургскую школу философии права, укажем лишь, что, по нашему мнению, все остальные признаки права являются акциденциями и их наличие или отсутствие может характеризовать лишь особенности той или другой разновидности права. Так, государственное право обладает наибольшей формализованностью, определенностью санкций и процессуально прописанными возможностями принудительного воздействия на правонарушителей⁷. Эти дополнительные признаки уже значительно ослаблены на уровне международного и канонического права и почти незаметны в праве корпоративном и общесоциальном.

Таким образом, представляется, что, синтезировав ряд идей, сформулированных в русской дореволюционной философии права, можно сделать еще один шаг на пути к интегральной теории права.

Примечания

1. Алексеев Н.Н. Основы философии права. СПб., 1998. С.63.

2. "Эйдетическим" ценностным значением обладает сама человеческая личность, без которой невозможно право как таковое. Но конкретное содержание этой ценности и ее место в иерархии ценностей задаются "окружающей средой".

3. Данный термин понимается здесь в феноменологическом смысле. " ...Феноменология" - это метод, сущность которого состоит в открывании того, что само-себя-в-себе-показывает. Предмет же исследования, к которому должен быть применен феноменологический метод - это бытие сущего, т.е. те трансцендентально-априорные структуры, которые являются "смыслом и основой" эмпирических явлений; феноменология как наука о бытии сущего есть, таким образом, онтология ( Heidegger M. Sein und Zeit. Tub., 1960. S. 37. Цит. по: Новейшие течения и проблемы философии в ФРГ. М., 1978. С.35).

4. Вот как определял правовую норму П.А. Сорокин еще в 1919 г.: "Первая и основная черта правовой нормы поведения заключается в том, что она является нормой, наделяющей одно лицо (субъекта права) тем или иным полномочием (правомочием), а другое лицо (субъекта обязанности) той или иной обязанностью. Иными словами, правовая норма всегда устанавливает определенную связь между двумя правовыми центрами (субъектом права и субъектом обязанности) и указывает, что может требовать один и что должен сделать другой… Этот признак, состоящий в распределении полномочий (прав) одним и обязанностей (должного) другим, составляет основную, неизбежно присущую черту правовой нормы. Поэтому всякое правило поведения, которое обладает этим признаком, будет нормой права." (Сорокин П.А. Элементарный учебник общей теории права в связи с теорией государства. Ярославль, 1919. С.13,14). Приведенные цитаты свидетельствуют о том, что Сорокин пытался модернизировать правовую концепцию своего учителя Л.Петражицкого. Однако и его трактовка права содержит, на наш взгляд, существенные изъяны.

5. Например, С.С. Алексеев пишет: "Право при самом широком его понимании состоит в том, что оно дает признаваемую в данном обществе, его практической жизни обоснованность, оправданность определенного поведения людей, свободы (возможности) такого поведения. Причем обоснованность, оправданность, которые - надо это выделить - так или иначе признаны в обществе, в его практической жизни... Главное же - именно широкое понимание слова "право" со времен античности, во все последующие времена и есть причина того, что не только юридическое обоснование (в виде закона), но и другое достаточное обоснование поведения людей, и, прежде всего, естественное, "по природе", стало именоваться словом "право". (Алексеев С.С. Право: азбука - теория - философия: Опыт комплексного исследования. М., 1999. С.412-413). Эта мысль, однако, не получила у известного ученого должного развития, и он так и не смог примирить "юридическое" и "правовое".

6. Известно, по крайней мере, три варианта соотношения права и правосознания. Так, Л. Петражицкий рассматривал право как часть правосознания. С иных позиций, но к такому же выводу приходил и Н. Неновски. Другие исследователи рассматривают правосознание как составную часть права (напр., Р.З. Лившиц). Третьи полагают, что право и правосознание являются самостоятельными феноменами, но взаимодействующими между собой в рамках единой правовой системы (С.С. Алексеев, Н.И. Матузов). См.: Поляков А.В. Правосознание. Кодекс. Правовой научно-практический журнал. №8. 1999. С.70-74.

7. Проблема принуждения в праве заслуживает специального рассмотрения. Полагаем, что если физическое принуждение в праве имеет ограниченные возможности, то принуждение психическое является его неотъемлемой характеристикой. Только в этом смысле право всегда является порядком принудительным. Данный механизм хорошо описан не только у Петражицкого (см. выше), но и у последователей психологической школы права. Вот что об этом, например, писал П. Сорокин: "Лицо обязанное чувствует себя не свободным, а связанным, или обязанным исполнить свой долг. По личному опыту каждый из нас знает, что сознание нашей обязанности действует на нас, как некоторая принудительная сила, которая властно побуждает нас исполнить свой долг, которая подталкивает нас к выполнению обязанности и, как некий таинственный голос ("голос совести"), требует от нас этого выполнения. Мы в этом случае чувствуем себя действительно "связанными". Иными переживаниями сопровождается сознание нашего права или правомочия. В этом случае мы чувствуем в себе внутреннюю правоту, дающую нам силу требовать и осуществлять наши правомочия, делающую ненужными какие бы то ни было оправдания для наших актов осуществления права и превращающую наши действия в нечто вполне дозволенное, справедливое, против чего никто не может возражать" (Сорокин П.А. Указ. соч. С. 16).

Список литературы

Для подготовки данной применялись материалы сети Интернет из общего доступа