Русский консерватизм
2
Содержание.
Введение…………………………………………………………………3
Где истоки русского консерватизма?.....................................................4
Русский консерватизм: вчера, сегодня, завтра……………………….12
Русский политический консерватизм…………………………………19
Заключение…………………………………………………………… 25
Список литературы……………………………………………………. 26
Введение.
Консерватизм есть идеология, нацеленная на сознательное удержание идентичности, сохранение живой непрерывности эволюционного развития.
Основные черты русского консерватизма обусловливаются фундаментальными характеристиками религиозного сознания русского народа. Поэтому русский консерватизм не может не отличаться радикальным образом от консерватизма англосаксонского с его приверженностью индивидуализму и установкой на защиту частной собственности от посягательств на нее со стороны государства. Столь же велико его отличие и от современной европейской версии консерватизма, так называемой идеологии "новых правых", с ее отчетливым тяготением к дохристианской языческой традиции.
Основой русского консервативного сознания является неразрывная связь русского народа с "русской землей". Но, между тем, русские, находящиеся за пределами России, но продолжающие считать себя русскими, также принадлежат Русской цивилизации, сохраняя свою связь с «русской землей» и русским народом. Служение Русской цивилизации, духовное соучастие в ее судьбе обеспечивает интеграцию в нее даже тех людей, кто по своему происхождению не принадлежит к русским как этносу.
Долгие годы понятию консерватизма придавалась заведомо негативная, чуть ли не ругательная окраска. Это слово являлось синонимом таких определений, как: "реакционер", "ретроград", "мракобес" и т.п. Считалось, что "консервативного творчества", как такового быть не может, поскольку основной идеей консерватизма является "приверженность к старому, отжившему и вражда ко всему новому, передовому". Долгие годы в отечественной историографии бытовал стереотип, согласно которому консерваторы изображались убежденными противниками прогресса, стремившимися повернуть "колесо истории" вспять. Подобная точка зрения грешит заведомой односторонностью, поскольку русские консерваторы были не только "охранителями" в прямом смысле этого слова, но так же пытались найти компромисс с происходившими в стране переменами. Попытки современного рассмотрения генезиса русской консервативной мысли в рамках противопоставления "традиция - модернизация" или "прогресс - регресс" весьма условны, поскольку ни традиция, ни модернизация не являются неким абсолютом. И реформы и контрреформы проводятся реальными людьми, преследующими реальные интересы. К тому же реформы вовсе не должны однозначно нести благо для большинства народа, точно так же как контрреформы не должны обязательно иметь деструктивный характер. В конечном счете, власть должна работать во имя страны, и живущего в ней народа. Мы сами могли убедиться, что словом "реформы" можно при желании прикрывать любые разрушительные для государства действия.
Где истоки русского консерватизма?
Чем больше научных, публицистических, а иногда и откровенно мифологизированных публикаций выходит о русском консерватизме, тем больше хочется разобраться в вопросе, когда и почему появились в России первые консерваторы и кого вообще можно считать таковыми. Проблема определения хронологических рамок и типологизация русского консерватизма до сих пор остаются предметом дискуссий.
В монографии политолога В.А. Гусева, «Русский консерватизм: основные направления и этапы развития»1 выделен ряд этапов в развитии отечественного консерватизма. Первый - дореволюционный, по его мнению, являлся реакцией на Великую французскую революцию и на то влияние, которое оказал на Россию процесс обуржуазивания Запада. Как и большинство исследователей, Гусев считает, что русский консерватизм начал принимать форму политической идеологии на рубеже XVIII – XIX вв. Однако в дореволюционном этапе исследователем отдельно выделяется «предконсерватизм», история которого уходит в эпоху Киевской Руси и Московского Царства. По мнению автора, основополагающими консервативными принципами являются идея православия и идеал мощного централизованного государства, а «предконсерватизм» берет свое начало от митрополита Киевского Илариона и знаменитой концепции инока Филофея о Москве как «третьем Риме». Впоследствии, в ходе дискуссии на конференции «Эволюция консерватизма: европейская традиция и русский опыт», Гусев уточнил свою мысль: «Иларион не знал, что он консерватор, но он выступил фундаментом русского светского консерватизма». Попутно отмечу, что если исходить из данной посылки В.А.Гусева, то можно расширять понятие консерватизма до бесконечности. Думается, что до конца XVIII в. однозначно можно говорить только о традиционалистском, о религиозном, но отнюдь не о консервативном мировоззрении.
Далее автор называет «непосредственных предшественников политической доктрины Н.М. Карамзина», к которым он относит Д.И. Фонвизина, М.М. Щербатова, В.Н. Татищева2, и выделяет государственно-охранительную форму русского консерватизма, представителями которой, по его мнению, были Н. М. Карамзин, М. Н. Катков, К.П. Победоносцев, М.О. Меньшиков и которая усматривала главный элемент российской государственности в самодержавии. Выделен также особый православно-русский (славянофильский) консерватизм А.С. Хомякова, братьев Киреевских и Аксаковых, Ю. Ф. Самарина и Ф. И. Тютчева. Во главу угла православно-русский консерватизм ставил православие и вытекающую из него народность, считая самодержавие лишь обслуживающей, инструментальной ценностью. К последнему течению консерватизма Гусев причисляет и взгляды Д.А. Хомякова, который, по мнению автора, смог обобщить выводы славянофилов по вопросу государственно-политических проявлений русского культурного типа3. Отдельное место в дореволюционном русском консерватизме отводится Н. Я.Данилевскому и К. Н.Леонтьеву.
Второй этап – эмигрантский, представляющий реакцию на революцию 1917 года и ее социально-политические последствия. Здесь автор подробно рассматривает взгляды П. Н. Новгородцева, И. А. Ильина, И. Л. Солоневича и евразийцев.
Третий этап - современный, представляющий собой реакцию на политические процессы в России, начало которых относится ко второй половине 1980-х годов. По мнению В.А. Гусева, представителей нового этапа объединяют три родовых принципа русского консерватизма: антизападничество, отстаивание идеалов православия и вытекающих из него норм социального общежития, идеал мощного централизованного государства.
Нас интересует в данном случае именно первый, дореволюционный, этап. Итак, не отрицая, что русский консерватизм был реакцией на процессы развития Запада и прямое или косвенное их влияние на Россию, автор, по аналогии с европейским «предконсерватизмом» средневековых богословов, выделяет и русский «предконсерватизм», называя имена митрополита Илариона, Даниила Заточника, инока Филофея, Иосифа Волоцкого, Ивана Пересветова, Ивана Грозного и др. К сожалению, за рамками исследования остались консервативные течения эпохи Александра I. Поскольку отношение к православию выступает для Гусева как один из основных принципов русского консерватизма, автор считает, что «русский консерватизм XIX – XX вв. опирался на тысячелетнюю традицию, которая так или иначе находила свое выражение в литературных памятниках Киевской Руси и Московского Царства» [4]. С другой стороны, например, «находящийся под несомненным влиянием консерватизма Жозефа де Местра П.Я. Чаадаев не может быть отнесен к числу русских консерваторов, в связи с превознесением католицизма и Западной Европы в ущерб православию и России. Его можно назвать “французским консерватором русского этнического происхождения”, но не русским консерватором»4. По мнению Гусева, основные различия между дореволюционными русскими консерваторами связаны с тем, какие элементы формулы «Православие. Самодержавие. Народность» представляются им наиболее существенными; с характером их антизападничества; с временным положением их политического идеала (в прошлом, настоящем, будущем); со степенью методологической универсальности их идей.
Еще в 1970 г. Ричард Пайпс высказал мнение о возникновении российского консерватизма в XV в, и попытался провести линию развития русского консерватизма от Иосифа Волоцкого и Феофана Прокоповича, через М.М. Щербатова, Н. М. Карамзина, Николая I, И.С. Аксакова, Ю.Ф. Самарина, до М.Н. Каткова и далее. Дело в том, что под термином «консерватизм» американский исследователь подразумевал идеологию, «пропагандирующую авторитарное правительство в России, с властью, не ограниченной формальным правом или выборным законодательным учреждением, которое признает только такие ограничения, которые считает удобным наложить на себя само»5. При такой трактовке консерватизма можно зачислить в консерваторы всех русских князей скопом и отодвинуть границы консерватизма вплоть до Х века. Кстати, определяя факторы, детерминировавшие особое направление развития отечественных социально-политических традиций, Гусев упоминает о принятии православия на Руси в Х веке. Но если отечественный исследователь ищет истоки «предконсерватизма» в глубине веков, исходя из позитивной оценки роли как православия, так и «сильного, централизованного, самодержавного государства», то Р.Пайпс, также обратившийся к Иосифу Волоцкому в поисках истоков консервативной мысли, исходит из негативной оценки «авторитарного правительства».
В работе «Русский консерватизм XIX столетия. Идеология и практика» историк В.Я. Гросул связывает возникновение консерватизма с существованием «серьезного консервативного пласта настроений», доминировавших в царствование Екатерины II6. По мнению автора, «дворянский консерватизм» проявился в том, что носители этого мировоззрения (земледельческое дворянство) не желали поступиться своими привилегиями. В качестве представителей консерватизма этого периода он называет А. П. Сумарокова и М. М. Щербатова. Выступая на историко-политологическом семинаре, Гросул отметил, что «надо искать зарождение, генезис нашего отечественного консерватизма на стыке XVIII и XIX столетия. Когда мы сами этим занимались, то от Петра I и Екатерины II его не нащупали. Кроме отдельных деятелей. И получается, что консерватизм стал оформляться только в эпоху Александра I, хотя идеи консерватизма, отдельные мыслители этого направления, конечно, присутствовали и в XVIII столетии, но консерватизма как течения, пожалуй, еще не было»7.
Хотелось бы отметить один факт, на который впервые обратил внимание челябинский историк В.Ф. Мамонов. Гросул указывает на то, что «попытки установления истоков русского политического консерватизма не могут не быть дискуссионными и всегда носят более или менее приблизительный характер. Автор специальной книги по истории русского либерализма В.В. Леонтович прослеживает эту историю с 1762 г., то есть с того времени, когда русский престол захватила Екатерина II…»8. Возникает вопрос – какую же именно историю «прослеживает» Леонтович с эпохи Екатерины II? Судя по контексту – историю консерватизма, но если мы откроем книгу Леонтовича «История либерализма в России. 1762-1914» на указанной странице, то ничего похожего на слово «консерватизм» там не найдем. Автор ведет речь именно об истории либерализма, идеи которого «стали приобретать значение в России во времена Екатерины II». Поэтому ссылка на Леонтовича здесь не только не может служить подтверждением позиции автора, но и вводит в заблуждение других исследователей, не имеющих возможности свериться с оригиналом.
Зарождение русского политического консерватизма Гросул относит к эпохе Александра I, считая, что только в этот период «консерватизм стал оформляться как политическое течение, тогда как применительно к более раннему времени можно говорить лишь об отдельных консервативных мыслителях и тенденциях», правда, исследователь тут же оговаривается, «что некоторые материалы эпохи Павла I до нас не дошли, так что генезис консерватизма, по-видимому, корректнее отнести именно к рубежу столетий» .
Гросул выделяет три разновидности зарождавшегося русского консерватизма в период правления Александра I: консерватизм церковный (представители - Арсений Мацеевич, Платон Левшин), который проявился «в резкой оппозиции к светской власти, к усилению светской идеологии и науки, материальному ослаблению церкви»; аристократический (представители – братья С.Р. и А.Р. Воронцовы – единодушные «в необходимости обеспечения за аристократическим дворянством максимальной власти»9); и русский мистицизм, о котором автор просто упоминает в связи с деятельностью Библейского общества и министра духовных дел и народного просвещения А. Н. Голицына, не расшифровывая сущности этого течения. В качестве других видных представителей консерватизма александровского времени Гросул называет великого князя Константина Павловича, вдовствующую императрицу Марию Федоровну, великую княгиню Екатерину Павловну, отведя последней роль главы или, «во всяком случае, одного из руководителей «русской консервативной “партии”», к которой примыкали А.Б. Куракин, Ф.В. Ростопчин, Н.М.Карамзин. Далее, к консервативному «лагерю» автор относит А.С. Шишкова, А.А. Аракчеева, Г.Р. Державина, С.Н. Глинку, А.А. Беклешева, Д.П. Рунича, М.Л. Магницкого и др. Без ответа остается вопрос, который в свое время был задан рецензентами книги А.Ю. Минаковым и М.Д. Долбиловым - могла ли в рассматриваемый В. Я. Гросулом период существовать сплоченная консервативная организация? Как и в предыдущую эпоху, мы опять видим яркие фигуры консерваторов из правительственного лагеря (их стало даже больше), видим отдельные издания и кружки консервативной ориентации, уже можем выделить определенные направления и течения в отечественном консерватизме, но никакой «консервативной партии» или сплоченного, единодушного «консервативного лобби» не просматривается.
Воронежский историк А. Ю. Минаков предложил свою попытку типологизации течений в русском консерватизме первой четверти XIX века10. Полемизируя с Гросулом, он отмечает слабые места вышеприведенной типологизации последнего, поскольку в ней содержатся лишь отдельные упоминания о церковных консерваторах и о мистическом консерватизме, а аристократическому консерватизму дается характеристика, занимающая всего несколько строк. Отмечая двойственность самого термина «аристократический консерватизм» применительно к рассматриваемому периоду, Минаков выделяет следующие течения в раннем русском консерватизме александровской эпохи: церковный, православно-самодержавный, русско-националистический, масонский, католический - и дает подробную характеристику каждому из этих течений.
К представителям церковного консерватизма автор относит митрополитов Платона (Левшина) и Серафима (Глаголевского), архимандрита Фотия (Спасского), считая последнего самым ярким представителем этого направления. Для данного течения, по мнению Минакова, характерна безоговорочная поддержка монархической власти, кроме тех случаев, когда со стороны властей возникала угроза «чистоте веры». С церковным консерватизмом было связано течение светского, православно-самодержавного консерватизма, представителями которого можно считать А.С. Шишкова (с 1803) и М.Л. Магницкого (с 1819). Их воззрения охватывали широкий спектр общественно-значимых вопросов: постановка вопроса о национальном образовании, о характере подлинно-самодержавной власти, об отношениях церкви и государства, вопросы цензуры, самобытной национальной культуры, опирающейся, прежде всего, на определенные языковые традиции, сословный вопрос, университетская политика, вопросы внешней политики и т.д. В их воззрениях присутствовал и культурный национализм. К представителям этого течения Минаков причисляет и Н. М. Карамзина после 1811 г., когда им был создан «наиболее полный и разработанный консервативный проект первой четверти XIX века» - «Записка о древней и новой России».
Книга была сочинена Карамзиным по просьбе великой княгини Екатерины Павловны. Николай Михайлович несколько раз ездил в Тверь по приглашению великой княгини, жившей в то время там со своим супругом принцем Ольденбургским. Однажды, в 1810 г., разговор между Карамзиным и великой княгиней зашел о состоянии России и о новых государственных мерах, которые предпринимало тогда правительство. Карамзин не одобрял этих мер. Великая княгиня, заинтересованная его мыслями, попросила его изложить их письменно, результатом чего и явилось настоящее сочинение, которое Карамзин передал императору Александру I. «Записка» давала не только обобщающий оценочный экскурс в русскую историю, но поднимала животрепещущие вопросы царствований Екатерины II и Павла I, а также давала критический анализ первых лет царствования Александра и красноречиво характеризовала русские общественные настроения накануне войны 1812 года. Эта работа не была опубликована. Никто даже из самых близких друзей Карамзина не знал о ней. Она была найдена случайно в 1836 году, много лет спустя после смерти Александра и Карамзина. Впервые она была напечатана за границей, в Берлине, в 1861 году, затем появилась в 1870 году в «Русском архиве», но из журнала была вырезана и уничтожена. До момента выхода издания 1914 г. «Записка о древней и новой России» так и не появлялась в печати.
К представителям русско-националистического консерватизма исследователь относит Ф.В. Ростопчина, во взглядах которого преобладала националистическая составляющая, выражавшаяся, с одной стороны в специфически-националистической риторике, а с другой, в неприятии всего французского, которое для Ростопчина выступало синонимом всего либерального и революционного.
Необычным, на первый взгляд, является выделение автором консервативных течений, связанных с масонством. Наиболее яркими представителями консервативного масонства Минаков считает представителей «русского розенкрейцерства» О.А. Поздеева и П.И. Голенищева-Кутузова, которые признавали господствующее положение православной церкви, поскольку она являлась государственным институтом, а также ратовали за жесткий контроль за общественной жизнью и умонастроениями, проповедовали антиреволюционный и антилиберальный изоляционизм. Представителем националистических тенденций в русском «консервативном масонстве» Минаков считает Д.П. Рунича, поскольку последний не только осуждал Петра I за разрушение «русской национальности», но и считал, что именно Россия призвана преобразовать Европу, разложившуюся под воздействием рационалистической философии, а в итоге возродить все человечество, так как русский национальный дух позитивно отличается от всех других народов.
И, наконец, Минаков выделяет «католический» консерватизм, характерный для политической группировки, формировавшейся под влиянием Жозефа де Местра. С одной стороны, у этого ответвления консервативной мысли имелись общие черты с русским церковным православным консерватизмом, выразившиеся в неприятии просветительской идеологии, экуменизма и либерализма; требовании введения конфессионального образования в противовес светскому. С другой стороны, хотя консерваторам католического толка и было свойственно монархическое охранительство, самодержавная власть в России трактовалась ими как «варварская», а отношение к православию было крайне недоброжелательным, если не сказать враждебным, поскольку они исходили из необходимости обратить Россию в католичество. Поэтому идея В.Я. Гросула о неком единстве русских и европейских консерваторов в рамках «общеевропейского консерватизма» по меньшей мере дискуссионна.
В.Ф. Мамонов выделяет три периода формирования русского консерватизма. Оговорившись, что «отдельные элементы консервативной доктрины и консервативной политики встречаются в России уже во времена Петра I, если не раньше»11, он датирует первый период 1767-1796 гг. - от созыва Уложенной комиссии до конца царствования Екатерины II, выделяя в качестве проявлений консервативной тенденции выступление консервативной оппозиции правительству в Уложенной комиссии, общий сдвиг вправо в ответ на Великую французскую революцию и деятельность М.М. Щербатова. Второй период связывается с царствованием Павла I (1796-1801) и отмечен попыткой «практического осуществления в России весьма любопытной консервативной утопии, автором которой был император Павел I». Правда никаких теоретических разработок император нам не оставил. Павловская эпоха вообще как-то выпадает из поля зрения исследователей консерватизма. Действительно, мыслителей, подобных Щербатову, в этот период не было, во всяком случае, они себя никак не проявили. Но, с другой стороны, именно в Павловское время формируются как политики и идеологи такие фигуры, как Шишков, Ростопчин, Аракчеев. Несомненно, что специфика эпохи повлияла на их мировоззрение, так же как и само царствование Павла во многом было реакцией на Французскую революцию и либеральный курс Екатерины II. Но чтобы точно сформулировать, как именно опыт павловского правления отразился в их взглядах и политической практике, надо писать отдельную проблемную статью. Третий период Мамонов определяет как эпоху 1801-1812 гг. В это время, по мнению исследователя, российский консерватизм сумел преодолеть кризис, вызванный сменой политического курса в первые годы правления Александра I, а «формирование его как течения общественно-политической мысли в основном завершилось».
Ряд исследователей, так или иначе, связывают дискуссию об истоках российского консерватизма с эпохой Петра I. В этой связи обращает на себя внимание точка зрения Г.И. Мусихина: не Просвещение и Великая французская революция стали главным «раздражителем» для российских охранителей, а преобразования Петра I, которого «консерваторы обвинили в узурпации власти и в отказе от патриархальных и христианских ценностей монархизма»12. Автор вполне традиционно оговаривается, что «первая оформленная традиционалистская реакция на петровский перелом» последовала только в екатерининскую эпоху со стороны Щербатова. Впрочем, известно, что работы Щербатова писались «в стол» и никоим образом не повлияли на мировоззрение современников, и, хотя он создал свои труды раньше Э. Бёрка, было бы все же корректнее определить его взгляды как предконсервативные.
На специфические особенности этого периода русского консерватизма, который тогда еще не был консерватизмом «в полном понимании», обратил внимание и историк Э.Г. Соловьев, отметивший, что именно «рубеж XVIII и XIX вв. явился своеобразной точкой отсчета для последующего становления консервативного мировоззрения в России: в обществе отсутствовало четкое представление о смысловых границах понятия «традиция» как такового, а в сознании высшего сословия, в том числе политической элиты, причудливо смешивались идеи европейского феодально-аристократического «традиционализма», просветительства и их вольные интерпретации в «русском духе»13. Не случайно в XVIII автор видит даже не консерватизм или предконсерватизм, а «консервативно окрашенный традиционализм», остававшийся уделом представителей дворянско-чиновной аристократии и сочетавший «средневековые представления, характерные для крепостников, с идеями европейского Просвещения».
Думается, что точка зрения, относящая зарождение российского консерватизма (а, вернее предконсерватизма) к рубежу XVIII – XIX вв. наиболее близка к истине, хотя становление консерватизма именно как общественно-политического течения следует отнести к эпохе правления Александра I.
Русский консерватизм: вчера, сегодня, завтра.
Декларирование приверженности консервативным принципам постепенно становится в современном российском обществе одним из признаков хорошего тона. При этом далеко не все, называющие себя сегодня модным словом "консерватор" реально осознают то глубокое содержание, которое скрывается за данным понятием.
Долгие годы понятию консерватизма придавалась заведомо негативная, чуть ли не ругательная окраска. Это слово являлось синонимом таких определений, как: "реакционер", "ретроград", "мракобес" и т.п. Считалось, что "консервативного творчества", как такового быть не может, поскольку основной идеей консерватизма является "приверженность к старому, отжившему и вражда ко всему новому, передовому"14. Долгие годы в отечественной историографии бытовал стереотип, согласно которому консерваторы изображались убежденными противниками прогресса, стремившимися повернуть "колесо истории" вспять. Подобная точка зрения грешит заведомой односторонностью, поскольку русские консерваторы были не только "охранителями" в прямом смысле этого слова, но так же пытались найти компромисс с происходившими в стране переменами.
Попытки современного рассмотрения генезиса русской консервативной мысли в рамках противопоставления "традиция - модернизация" или "прогресс - регресс" весьма условны, поскольку ни традиция, ни модернизация не являются неким абсолютом. И реформы и контрреформы проводятся реальными людьми, преследующими реальные интересы. К тому же реформы вовсе не должны однозначно нести благо для большинства народа, точно так же как контрреформы не должны обязательно иметь деструктивный характер. В конечном счете, власть должна работать во имя страны, и живущего в ней народа. Мы сами могли убедиться, что словом "реформы" можно при желании прикрывать любые разрушительные для государства действия. Наблюдая за тем распадом государственности, который вершится под знаменем "реформ", невольно начнешь желать контрреформ.
Тотальное противопоставление традиции и модернизации возникает в том случае, если с понятием модернизации связывается исключительно заимствование зарубежного опыта, а под традицией понимается приверженность ко всему отсталому и отжившему. При подобном раскладе сил практически невозможно наладить диалог между оппонентами, поскольку приверженцы крайних взглядов демонстрируют нежелание выслушать и понять собеседника. В этом случае радикальными "охранителями" становятся не традиционалисты, а их противники, которые упорно отстаивают свою монополию на истину. Представляется, что сегодняшнее обращение к прошлому русской консервативной мысли может помочь нам в выработке политического курса, свободного от "правых" и "левых" крайностей.
Постепенное смещение акцентов в оценке консерватизма от негативно-нейтральных к положительно-апологетическим было связано не только с научным поиском, но и с новым обострением проблемы "традиция и модернизация" в 90-е годы нашего столетия. Советской цивилизации требовался новый импульс. В то время как одна часть партийной и интеллектуальной элиты встала на прозападнические позиции, другая часть пыталась найти опору в традиции. Для одних эта традиция ограничивалась возвращением к ленинским (или же сталинским) нормам правления, друге предприняли попытку соединить воедино историю дореволюционного и советского периода. Одним из первых появившийся в обществе интерес к консервативной традиции попытались использовать современные почвенники-традиционалисты. В 1991 г. ряд изданий патриотического направления опубликовали статьи, посвященные столетию со дня смерти К.Н. Леонтьева. Постепенно стали возвращаться и другие забытые имена. В среде современного монархического движения и поныне наблюдается стойкий интерес к фигурам К.П. Победоносцева и Л.А. Тихомирова. Отметим, что первая книга Л.А. Тихомирова, вышедшая в России после 1917 года была издана в 1992 году Российским Имперским Союзом-орденом, и посвящена памяти Великого князя Владимира Кирилловича (чья роль в монархическом движении оценивается, впрочем, весьма неоднозначно). За прошедшее десятилетие стена умолчания вокруг "забытых мыслителей" была сломана. Их книги сегодня переиздаются многотысячными тиражами и по-прежнему пользуются повышенным спросом. Дважды была переиздана книга Н.Я. Данилевского "Россия и Европа"15. Как минимум шесть раз переиздали фундаментальную работу К.Н. Леонтьева "Византизм и славянство". Трижды были переизданы статьи К.П. Победоносцева из "Московского сборника". Дважды вышел основной труд Л.А. Тихомирова "Монархическая государственность". За последние годы вышел целый ряд интереснейших исследований, посвященных Н.Я. Данилевскому, К.Н. Леонтьеву , К.П. Победоносцеву и Л.А. Тихомирову . Читатели наконец смогли узнать о взглядах и деятельности С.С. Уварова и М.Н. Каткова без привычных политических ярлыков. Был реабилитирован М.О. Меньшиков, и появилась первая монография о нем. Из небытия вернулись имена П.Е. Астафьева и С.Ф. Шарапова. На конец 80-х-90-е гг. пришелся целый бум диссертационных работ, посвященных таким видным представителям отечественного консерватизма, как Н.Я. Данилевский, К.Н. Леонтьев, К.П. Победоносцев, Л.А. Тихомиров. Сборники и отдельные статьи, по проблематике русского консерватизма выходят не только в Москве и Санкт-Петербурге, но и в ряде других городов России. Активизировался процесс изучения русского правомонархического движения начала ХХ века. Наиболее фундаментальные исследования в этой области принадлежат С.А. Степанову и Ю.И. Кирьянову. Значительный интерес в научных кругах вызвали книги видных представителей русской консервативной мысли, выходящие в серии "Пути русского имперского сознания". Вышло так же и несколько общетеоретических работ по русскому консерватизму.
Все вышеперечисленные исследования, несомненно, внесли значительный вклад в изучение теоретических и практических основ консерватизма. Стараниями отечественных историков и философов был создан значительный комплекс работ, в которых рассматриваются взгляды отдельных видных идеологов русского консерватизма. Первый этап пройден и уже можно наметить новые задачи:
1) необходимо сформулировать более четкое определение самого понятия консерватизм. Если в советскую эпоху консерватизм трактовался как исключительно антитеза прогрессу и развитию, то в последние годы консерватизм рассматривается, как "понятие, обозначающее политические силы, которые в тот или иной период борются за сохранение традиционных, сложившихся основ общественной жизни, а также характеризующее определенный тип или стиль мышления"16. При этом нужно учесть, что если мы еще можем дать формулировку консерватизма, как политического течения, то консерватизм как тип мышления еще очень слабо изучен;
2) многоплановость и неоднородность отечественного консерватизма привела к тому, что рассмотрение взглядов русских консервативных мыслителей только в историческом, философском или богословском ключе влечет за собой неизбежную односторонность в оценках. В последние годы статьи, посвященные ряду консерваторов, не считавшихся философами появились в чисто философских сборниках, а взгляды консерваторов-теоретиков стали изучаться применительно к конкретно-историческому контексту. Нельзя забывать и о том, что мировоззрение русских консерваторов было в значительной степени религиозным, а следовательно нужно обязательно учитывать православный аспект в их мировосприятии;
3) в качестве позитивного момента, наметившегося в последних исследованиях хочется отметить стремление их авторов проследить тесную связь отечественного и зарубежного консерватизма. Было бы излишне упрощенно замыкаться только в рамках русского консерватизма, акцентируя внимание исключительно на его самобытности и оригинальности, поскольку идеи русских консерваторов обогатили собой сокровищницу не только российской, но и мировой (прежде всего, европейской) мысли. В те годы, когда изучение консерватизма не приветствовалось в СССР, именно западные исследователи смогли создать монографические работы, посвященные видным представителям отечественного консерватизма. Существующий и поныне интерес зарубежных исследователей к русской консервативной мысли не случаен. В Европе также существовало свое консервативное течение, представители которого стремились осмыслить происходящие изменения. Эгалитарные идеи, связанные с модернизационным процессом, несли с собой определенное упрощение действительности, подгоняли ее под рационалистическое мировоззрение "среднего человека". Это стремление к упрощению проявлялось в различных сферах, начиная от идей однолинейного прогресса и европоцентризма в науке и кончая идеей непрерывного научно-технического прогресса в технике. Подобная однолинейность, призванная продемонстрировать ничем не сдерживаемое движение прогресса, была отвергнута и российскими, и европейскими консерваторами. Наблюдая столкновение традиционных основ миропонимания с необратимым процессом модернизации, и русские, и европейские мыслители задумывались над схожими вопросами. В последние годы, когда мы получили широкую возможность ознакомиться с работами западных традиционалистов, начиная от Жозефа де Местра и Освальда Шпенглера и заканчивая Р. Геноном, Артуром Меллером ван ден Бруком и Э. Юнгером, необходимо рассмотреть и выделить то общее и различное, что было и есть между русским и западным консерватизмом;
4) интерес к оригинальным концепциям отдельных представителей русской консервативной мысли вытеснил не периферию исследования такие важные составные части отечественного консерватизма, как его экономическая и национальная составляющие. Попытки анализа экономических программ русских консерваторов в основном связываются с именем С.Ф. Шарапова. Хотя русский консерватизм и не смог выдвинуть из своей среды видных экономистов, это вопрос (прежде всего в контексте аграрной проблемы) занимал не последнее место в консервативных разработках, и, следовательно, заслуживает более тщательного изучения. Практически не исследованной остается тема "консерваторы и рабочий вопрос" (есть только отдельные разработки этой проблемы в рамках рассмотрения взглядов Л.А. Тихомирова). Национальная составляющая русского консерватизма, долгое время трактовавшаяся как "национализм" или "великодержавный шовинизм" так же нуждается в тщательном анализе;
5) до сих пор остается дискуссионной проблема хронологических рамок русского консерватизма. Определенные предконсервативные направления в политике можно отнести к0началу правления Екатерины II. Современный историк В.Я. Гросул считает, что русский политический консерватизм зародился лишь в начале XIX в. с вступлением на престол Александра I. Это, конечно не значит что консерватизм (не как политическое течение, а как тип мышления) не существовал до вышеуказанного времени. Были до этого времени в России и на Руси и консервативно мыслящие государственные деятели, да и просто консервативно мыслящие индивиды. Следовательно, консерватизм, только проявил себя к середине XVIII в., а существовал он много раньше;
6) долгое время в отечественной историографии наблюдалась определенная привязка консерватизма к дворянству ("дворянский консерватизм"), чиновничеству ("консерватизм бюрократии") и интеллектуальным кругам. При этом народный консерватизм трактовался как "наивный монархизм". В последние годы наблюдается обратное явление, когда некоторые исследователи доказывают, что только консерватизм низов был подлинным, "чистым" и искренним консерватизмом. И тот, и другой подход оставляет открытым вопрос - существовал ли народный консерватизм в действительности и как он выражался в реальной жизни;
7) в последние годы все большее внимание исследователей привлекает феномен либерального консерватизма. Действительно, консерватизм в России представлял настолько широкое явление, что консерваторами можно объявить (и не без основания) таких совершенно разных людей как В.М. Пуришкевич и Б.Н. Чичерин. Это еще раз свидетельствует о политической неоднородности консерватизма, который включал в себя "правое", "центристское" и "левое" направления;
8) недостаточно разработанной остается тема эволюции консерватизма в русской эмиграции. Как правило, здесь выделяются только наиболее известные фигуры И.Л. Солоневич, И.А. Ильин и др. Если мы согласимся с тем, что консервативные идеи существовали и развивались в среде русских эмигрантов, то следует ли ограничиться изучением только монархического движения? Можно ли отнести к ответвлениям консервативной мысли представителей евразийского и сменовеховского движения? И, наконец, как определить "русских фашистов", которые, заявляли о себе: " ...мы не красные, мы не белые". Отметим и то, что в последние годы к консервативному лагерю начинают так же относить казачество17;
9) с предыдущим вопросом тесно связан вопрос существования "советского консерватизма". Был ли консерватизм в СССР? Совпадало ли инвариантное ядро "советского" консерватизма (если такой действительно существовал) с инвариантным ядром консерватизма, существовавшего в самодержавной России;
10) современный консерватизм конца ХХ века еще ждет своих исследователей. В сегодняшней политике, так же как и в науке наблюдается взлет интереса к русскому консерватизму и его представителям. Характерно, что лидер КПРФ Г.А. Зюганов в своей книге "Россия и современный мир", написанной на основе его докторской диссертации по философии, заявил о необходимости выработки новой идеологии, отвечающей современным реалиям. Среди источников этой новой идеологии помимо В.И. Ленина он привел Н.Я. Данилевского и К.Н. Леонтьева. Оценивая вклад Н.Я. Данилевского в копилку мировой мысли, Зюганов писал: "В своей знаменитой книге "Россия и Европа" Данилевский подверг критике главный эволюционистский принцип исторической науки, предполагающий последовательное, прогрессирующее развитие человечества от низших культурных форм к высшим". Но если встать на позицию сторонника цивилизационного пути развития Н.Я. Данилевского, то как тогда можно примирить его с К. Марксом и В.И. Лениным? Не случайно один из публицистов "Moscow Times" заметил, что "Теоретических предшественников коммунистов - Гегеля, Смита, Рикардо... Зюганов заменяет националистами-почвенниками, такими как К. Леонтьев, Н. Данилевский, И. Ильин, как Освальд Шпенглер...".
Можно говорить о том, что "мода" на консерватизм постепенно вытесняет "моду" на либерализм. Не случайно слово "традиция" звучит в устах государственных мужей чаще, чем "реформа". Тяга значительной части населения к стабильности, поиск опоры на неизменные, вечные ценности - все это было в полной мере использовано творцами PR-технологий. Консерватизм, понимаемый как антитеза анархии и экстремизму очень популярен в современной политике. Сейчас уже никто не выступает, открыто с позиции тотального отрицания прошлого, никто не стремится к разрыву исторической преемственности. К консерваторам относят себя и В.С. Черномырдин и Б. Немцов. Но что же хотят "законсервировать" те, представители движения "правых сил", которые сегодня называют себя консерваторами? Не скрывается ли за их показным консерватизмом желание "заморозить" ту, во многом несовершенную и нестабильную политическую систему, которая сложилась за последнее десятилетие в России? Если это так, то подобный "консерватизм" не может принести позитивные плоды, а является всего-навсего очередным прикрытием для обанкротившихся политиков. Подлинный консерватизм всегда ставил во главу угла благо России и населявшего ее народа.
Русский политический консерватизм.
Консерватизм как идеология.
Жить значит меняться, оставаясь неизменно самим собой.
То, ради чего стоит жить, то, от чего нельзя ни при каких обстоятельствах отказаться, называется "идентичностью". Консерватизм есть идеология, нацеленная на сознательное удержание идентичности, сохранение живой непрерывности эволюционного развития.
Общественный организм соткан из множества человеческих судеб, традиций, обычаев, институтов, непрерывно развивающихся во взаимной зависимости друг от друга. Этот организм нельзя изменять, не учитывая его особенностей и специфики, следовательно, социально-экономические институты не могут быть механически заимствованы извне или же сконструированы. Они могут сложиться лишь в результате эволюции всей системы социальных институтов. Вырастая в разном ландшафте и развиваясь, исходя из разных стартовых условиях, каждая органическая система обретает индивидуальную судьбу, особый исторический путь.
Христианская основа Русской цивилизации. Русская цивилизация взросла под сенью православной веры. Русская Православная Церковь духовно окормляет наше цивилизационное сообщество на протяжении всей его истории. Православная Церковь является духовным оплотом русского народа — в прошлом, настоящем и будущем.
Основные черты русского консерватизма обусловливаются фундаментальными характеристиками религиозного сознания русского народа. Поэтому русский консерватизм не может не отличаться радикальным образом от консерватизма англосаксонского с его приверженностью индивидуализму и установкой на защиту частной собственности от посягательств на нее со стороны государства. Столь же велико его отличие и от современной европейской версии консерватизма, так называемой идеологии "новых правых", с ее отчетливым тяготением к дохристианской языческой традиции.
Основу русского консервативного сознания образует признание необходимости коллективной стратегии спасения. Этот религиозный принцип имеет свою мирскую проекцию: «верхам» общества должно в соборном единении с «низами» стремиться к наилучшим условиям спасения для всего народа. Кальвинистский догмат о спасении лишь избранных русское сознание воспринимает как оскорбительный для представлений о Божественном Промысле. Отстраненность от "низов" общества его «верхов» превращает представителей элиты в евангельских богачей, которым, по словам Спасителя, столь же трудно достичь Царствия Небесного, как верблюду пройти сквозь игольное ушко. Иначе говоря, невозможно спастись в секте избранных. Напротив, лучший путь к духовному совершенствованию — участие в «общем деле» на «общей земле». Гибель же "русской земли" (или "Русской цивилизации") затруднит до крайности путь спасения даже "святых" и "подвижников".
Именно поэтому спасение каждого русского тесно связано с общей судьбой Русской цивилизации.
Политическая основа русского консерватизма
Русская история фактически началась с того момента, когда русским народом была осознана целостность и неделимость "русской земли" как безусловная политическая ценность. Русские почувствовали, что межплеменная раздробленность не просто вредит их безопасности перед лицом внешних врагов, но что она противоречит глубинным сверхценностным установкам народа.
Основой русского консервативного сознания является неразрывная связь русского народа с "русской землей". Но, между тем, русские, находящиеся за пределами России, но продолжающие считать себя русскими, также принадлежат Русской цивилизации, сохраняя свою связь с «русской землей» и русским народом. Служение Русской цивилизации, духовное соучастие в ее судьбе обеспечивает интеграцию в нее даже тех людей, кто по своему происхождению не принадлежит к русским как этносу.
Основные принципы русского политического консерватизма
Перечислим теперь основные принципы именно политического консерватизма, конкретно той идеологии, которая могла бы быть представлена в политическом спектре России.
Цивилизационный антиглобализм.
Русский политический консерватизм выступает за развитие России как отдельной цивилизации. Политические консерваторы против стирания национально-территориальных границ, против размывания Россия в каком-то наднациональном или же надцивилизационном объединении. Для политических консерваторов Русская цивилизация уникальна и самодостаточна.
Экономический и политический солидаризм.
Политические консерваторы признают духовное равенство всех людей. Для них неприемлемо убеждение некоторых правых либералов и правых элитистов, что смыслом существования общества является порождение им творческого меньшинства, которое должно быть освобождено от беремени ответственности перед своим социумом, "муравейником". Лозунг русских политических консерваторов: «не общество — для элиты, но элита — для общества».
Вместе с тем, русские консерваторы не стремятся к социальному и экономическому равенству всех членов общества. Они видит своей целью общенациональное согласие, в условиях которого экономическая и политическая элита берет на себя наиболее тяжелые, сложные и ответственные функции, находясь в религиозно-культурном единстве со всеми слоями народа и регулярно пополняется выходцами из «низов». Население страны рассматривается как одна семья, все государственные органы обязаны заботиться о согражданах как о членах семьи, а не как о сотрудниках бизнес-корпорации, вся практическая политика должна быть направлена на обеспечение интересов русского народа. Всеми доступными методами элита, каким бы способом она не рекрутировалась (демократическим, идеократическим, меритократическим), должна способствовать свободе, процветанию, сбережению, экономическому и духовному благополучию русского народа, обеспечению ему достойного уровня жизни.
Задачей "верхов" общества является создание предварительных начальных условий для творческого и духовного самосовершенствования всех представителей общества. Поэтому социал-демократические лозунги обязательности доступного образования и здравоохранения, а также обеспечение прожиточного минимума для выживания малоимущих являются естественными требованиями русских политических консерваторов.
Русский политический консерватизм сходится с европейскими "новыми правыми" в их неприятии всевластия законов рынка над обществом и критическом отношении к неолиберальной глобализации. Рынок должен восприниматься не как безусловный принцип, но как инструмент удовлетворения определенных общественных потребностей. Общество в целом, равно как и его культура, не должны быть подчинены принципам "рыночной эффективности". Вместо этого скомпрометированного «ура-либерального» принципа «эффективности волшебной руки рынка, политические консерваторы выдвигают принцип "цивилизационного развития", которое может опираться как на рыночные механизмы, так и — когда это целесообразно — на административное регулирование. Прежде всего это касается тех сфер, где существуют «провалы рынка»: сфера производства общественных благ и естественные монополии — как в масштабах всей страны (нефте-газовая отрасль, электроэнергетика, железнодорожный транспорт), так и на региональном или муниципальном уровне — например, ЖКХ. Особого подхода требуют и так называемые градообразующие предприятия, банкротство которых может ввергнуть в экономический и социальный коллапс жизнь целого региона.
Демографический национализм.
Миграционная политика, соответствующая принципам русского политического консерватизма, предполагает предоставление приоритетного права на получение российского гражданства русским соотечественникам, представителям коренных народов России а также представителем тех народов, которые Россия сочтёт необходимым взять под свою защиту. Миграционная политика никоим образом не должна осуществляться за счёт ущемления интересов коренных народов России.
Государственный легитимизм.
Мы полагаем необходимым постоянно поддерживать прочный государственный суверенитет на всей территории современной России. Никакие международные организации не могут присвоить себе даже малую часть этого суверенитета.
Русский политический консерватизм положительно относится к тем институтам демократии, которые могут способствовать стабильности современного общества. Однако представители политического консерватизма настаивают на том, что политическая система не может быть устойчивой и консолидированной, не опираясь на определенный ценностный фундамент. Политические консерваторы считают, что таковым фундаментом для политической системы должны стать основополагающие принципы русского консервативного сознания. Эти принципы в случае их принятия и усвоения русским обществом и его элитой должны быть выведены за рамки политической дискуссии.
Существование русской цивилизации немыслимо без державной мощи государства. Однако для политических консерваторов государство не может считаться фетишем. Признавая легитимность всех действующих государственных институтов, мы не забываем, что цель государства состоит не в том, "чтобы превратить жизнь земную в рай, но чтобы не дать ей превратиться в ад". В том случае, если лица, "власть предержащие", не могут или не захотят должным образом исполнять свой долг перед русской цивилизацией — они, с точки зрения русских политических консерваторов, утрачивают необходимое условие своей легитимности.
Русские политические консерваторы отстаивают гармонию государственной власти и русского гражданского общества. Очевидно, что гражданское общество в России должно стоять на страже интересов Русской цивилизации, а не действовать по наущению ее внешних противников. В ином случае оно не может считаться «обществом», тем более «обществом гражданским». Свободные граждане — те граждане, которые никогда и ни при каких обстоятельствах не отрекутся от своего народа и своей страны.
Религиозный традиционализм.
Русские политические консерваторы считают, что единство и целостность русского государства обусловливается не только экономическими и политическими, но в первую очередь духовными религиозными связями. Поэтому существование и развитие русской цивилизации, "целостность русской земли" могут быть обеспечены лишь при утверждении и сохранении приоритета в обществе русской православной традиции. Речь идет в первую очередь о соответствии норм семейного, гражданского бытового законодательства, а также основ начального и среднего образования с общими вероисповедными принципами православного христианства. Поэтому одна из задач русского политического консерватизма состоит в "обмирщении" православного христианства, в непростом, но творчески продуктивном деле сочетания православной религиозности с современной цивилизацией.
От разрушительных тенденций современной европейской "неоязыческой" цивилизации должны быть надежно защищены институты семьи, школьного образования, а также человеческая жизнь. Это исключает для политических консерваторов возможность легализации эфтаназии, однополых браков в обществе, социальную реабилитацию различных форм сексуальных извращений, наркомании, а также предполагает необходимость активной пропаганды для детей и юношества основ христианской онтологии и аксиологии. Русский политический консерватизм выступает против любой общественной пропаганды и практики оккультизма.
Русские политические консерваторы надеются, что их идеологическая платформа будет разделяться всеми участниками политического процесса в России, русским обществом в целом. Однако поскольку в настоящее время политические консерваторы представляют собой лишь один из сегментов русского общества, и их кредо не может претендовать на господствующее в нем положение, они считают возможным для реализации своих программных положений принять участие в политической борьбе в России, в том числе как одна из партий.
Приверженность декларированным в нашем манифесте принципам является главным признаком принадлежности к сообществу русских консерваторов.
Русские политические консерваторы открыты к сотрудничеству и совместной работе на благо Русской цивилизации со всеми, кто в той или иной степени готов быть союзником в реализации озвученных здесь принципов.
Заключение.
Можно говорить о том, что "мода" на консерватизм постепенно вытесняет "моду" на либерализм. Не случайно слово "традиция" звучит в устах государственных мужей чаще, чем "реформа". Тяга значительной части населения к стабильности, поиск опоры на неизменные, вечные ценности - все это было в полной мере использовано творцами PR-технологий. Консерватизм, понимаемый как антитеза анархии и экстремизму очень популярен в современной политике. Сейчас уже никто не выступает открыто с позиции тотального отрицания прошлого, никто не стремится к разрыву исторической преемственности. К консерваторам относят себя и В.С. Черномырдин и Б. Немцов. Но что же хотят "законсервировать" те, представители движения "правых сил", которые сегодня называют себя консерваторами? Не скрывается ли за их показным консерватизмом желание "заморозить" ту, во многом несовершенную и нестабильную политическую систему, которая сложилась за последнее десятилетие в России? Если это так, то подобный "консерватизм" не может принести позитивные плоды, а является всего-навсего очередным прикрытием для обанкротившихся политиков. Подлинный консерватизм всегда ставил во главу угла благо России и населявшего ее народа.
Список литературы.
Гусев В. А. Русский консерватизм: основные направления и этапы развития. Тверь, 2001.
Гусев В. А. Русский консерватизм // Эволюция консерватизма: европейская традиция и русский опыт: Материалы международной научной конференции. Самара, 26-29 апреля 2002 года. Самара, 2002. С. 243.
Пайпс Р. Русский консерватизм во второй половине XIX века. // XIII Международный конгресс исторических наук. М., 1970.
Гросул В.Я. Итенберг Б.С. Твардовская В.А. Шацилло К.Ф. Эймонтова Р.Г. Русский консерватизм XIX столетия. Идеология и практика. М., 2000. С.20.
В. Я. Консерватизм истинный и мнимый // Россия в условиях трансформаций. Материалы. Вып. 2. М., 2000. С. 29.
Леонтович В. В. История либерализма в России. 1762-1914. М., 1995. С. 27
Гросул В. Я. и др. Указ. соч. С. 29.
Минаков А. Ю. Опыт типологии течений в русском консерватизме первой четверти XIX века // Российская империя: стратегии стабилизации и опыты обновления. Воронеж. 2004. С. 267-280.
Мамонов В. Ф. К вопросу о зарождении консерватизма в России // Российский консерватизм: теория и практика. Челябинск, 1999. С. 9.
Мусихин Г.И. Россия в немецком зеркале (сравнительный анализ германского и российского консерватизма). СПб., 2002.
Соловьев Э.Г. У истоков российского консерватизма // Полис. 1997. № 3. С. 139.
Советский энциклопедический словарь. М., 1980. С.628.
Данилевский Н.Я. Россия и Европа. М., 1991; Данилевский Н.Я. Россия и Европа: Взгляд на культурные и политические отношения Славянского мира к Германо-Романскому. СПб., 1995.
1 Гусев В. А. Русский консерватизм: основные направления и этапы развития. Тверь, 2001.
2 Там же.
3 Гусев В. А. Русский консерватизм: основные направления и этапы развития. Тверь, 2001.
4 Гусев В. А. Русский консерватизм // Эволюция консерватизма: европейская традиция и русский опыт: Материалы международной научной конференции. Самара, 26-29 апреля 2002 года. Самара, 2002. С. 243.
5 Пайпс Р. Русский консерватизм во второй половине XIX века. // XIII Международный конгресс исторических наук. М., 1970.
6 Гросул В.Я. Итенберг Б.С. Твардовская В.А. Шацилло К.Ф. Эймонтова Р.Г. Русский консерватизм XIX столетия. Идеология и практика. М., 2000. С.20.
7 Гросул В. Я. Консерватизм истинный и мнимый // Россия в условиях трансформаций. Материалы. Вып. 2. М., 2000. С. 29.
8 Леонтович В. В. История либерализма в России. 1762-1914. М., 1995. С. 27.
9 Гросул В. Я. и др. Указ. соч. С. 29.
10 Минаков А. Ю. Опыт типологии течений в русском консерватизме первой четверти XIX века // Российская империя: стратегии стабилизации и опыты обновления. Воронеж. 2004. С. 267-280.
11 Мамонов В. Ф. К вопросу о зарождении консерватизма в России // Российский консерватизм: теория и практика. Челябинск, 1999. С. 9.
12 Мусихин Г.И. Россия в немецком зеркале (сравнительный анализ германского и российского консерватизма). СПб., 2002.
13 Соловьев Э.Г. У истоков российского консерватизма // Полис. 1997. № 3. С. 139.
14 Советский энциклопедический словарь. М., 1980. С.628.
15 Данилевский Н.Я. Россия и Европа. М., 1991; Данилевский Н.Я. Россия и Европа: Взгляд на культурные и политические отношения Славянского мира к Германо-Романскому. СПб., 1995.
16 Приленский В.И. Консерватизм // Русская философия: Словарь. М., 1999. С.235.
17 Российский консерватизм: теория и практика. С.83-116.