Радищев - друг или враг народа

Контрольная работа

На тему:

Радищев друг или враг народа

Введение

Александр Николаевич Радищев родился 20 августа 1749 г. в селе Верхнем Облязове Саратовской губернии (ныне Пензенской области). Отец его Николай Афанасьевич был состоятельным помещиком. Человек культурный, он и сыну старался дать хорошее образование. Мать Радищева Фекла Саввична была урожденная Аргамакова; семья Аргамаковых принадлежала к передовой московской дворянской интеллигенции. Родители Радищева хорошо относились к своим многочисленным крестьянам; это удостоверяется и документальными данными и тем обстоятельством, что впоследствии, во время Пугачевского восстания, крестьяне укрыли Радищевых от повстанческого отряда.

Детство Радищева протекало в Облязове; дом Радищевых был большой, богатый, многолюдный. Дети (у Александра Николаевича было 6 братьев и 4 сестры) были окружены крепостной «дворней» и хорошо знали деревню. За будущим писателем ходил дядька, видимо тоже крепостной, Петр Мамонтов, по прозванию Сума, который рассказывал мальчику сказки.

Когда Радищеву было семь лет, родители повезли его и Москву и оставили на попечение родственника М. Ф. Аргамакова и его доме. Семья Аргамаковых находилась в средоточии культурной жизни Москвы. Через родственника хозяина дома — директора недавно открытого университета она была связана с этим центром русской культуры того времени. Профессора университета не только бывали в доме у М. Ф. Аргамакова, но и давали уроки его детям, вместе с которыми занимался и маленький Радищев. Учителем французского языка и гувернером детей был некий француз, республиканец по убеждениям, бывший у себя на родине советником парламента в Руане, но эмигрировавший из деспотической Франции. Конец 1750-х — начало 1760-х годов, время жизни и учения Радищева в Москве, были годами брожения умов и подъема литературной борьбы в среде столичной интеллигенции.

Радищев и его жизненный путь

Управляющий Петербургской таможней Александр Николаевич Радищев в начале 1790 г. отпечатал в собственной типографии и выпустил в свет книгу “Путешествие из Петербурга в Москву” (включающую часть оды “Вольность”). Книга попала в руки Екатерины II. “Сказывать изволила, – записал секретарь императрицы, – что он бунтовщик, хуже Пугачева”. По указанию Екатерины Палата уголовного суда приговорила А.Н. Радищева к смертной казни. Через 40 дней смертная казнь была заменена ссылкой в Илимский острог “на десятилетнее безысходное пребывание”.

Теоретической основой политико-правовых взглядов Радищева были идеи естественного права и общественного договора, наиболее радикальные концепции Просвещения. В произведениях Радищева отражены также революционные события английской, американской и первого года французской революций.

Напуганная французской революцией императрица увидела в книге Радищева “рассеивание заразы французской: отвращение от начальства”. “Давно мысль его готовилась по взятому пути, а французская революция его решила себя определить в России первым подвизателем”. Однако большая часть книги Радищева и ода “Вольность” написаны задолго до революционных событий во Франции, а основным источником мыслей и выводов автора была феодально-крепостническая действительность самодержавной России. “Я взглянул меня, – начинается “Путешествие”, – душа моя страданиями человечества уязвленна стала”.

Книге предпослан эпиграф: “Чудище обло, озорно, огромно, стозевно и лаяй”. Описание встреч, событий, впечатлений путешественника вырастает в жуткую картину беспросветного произвола и беззакония, насилий и издевательств помещиков и чиновников над беззащитными крестьянами.

Содержащаяся в “Путешествии” критика “злых помещиков” тем отличается от журнальной критики отдельных пороков и недостатков, что впервые в русской литературе крепостное право осуждается как “зверский обычай порабощать себе подобного человека”, как система, при которой от “доброго помещика”, пожалуй, даже больше вреда, чем от “злого”, хотя бы уже потому, что сколько-нибудь просвещенный крестьянин еще болезненнее чувствует и труднее переносит свое бесправие. “Крестьянин в законе мертв”, – писал Радищев о законодательстве самодержавной России.

Радищев доказывал несостоятельность крепостничества с позиций теории естественного права. Положительный закон должен иметь основание в естественном законе; по природе все люди равны, и если одни порабощают других, то “тут никакой не можно быть связи, разве насилие”. Крепостное право противоестественно, потому оно является не правом, а насилием, которому порабощенные могут противопоставить силу же; оно противоречит общественному договору, поскольку общество создано для обеспечения интересов всех и каждого, а не порабощения одной его части другой.

Радищев раскрывает также экономическую несостоятельность крепостничества, его противоречие интересам развития сельского хозяйства, низкую производительность подневольного труда. У крепостных нет стимулов к труду; чужое поле, урожай с которого им не принадлежит, крестьяне обрабатывают без прилежания и заботы о результатах труда. “Нива рабства, неполный давая плод, мертвит граждан”.

Не менее резко Радищев выступал против самодержавия. Еще в 1773 г. термин “деспотизм” Радищев перевел как “самодержавие” и пояснил: “Самодержавство есть наипротивнейшее человеческому естеству состояние”. Ода “Вольность” (1781–1783 гг.) содержит осуждение монархии и концепцию народной революции.

В “Путешествии из Петербурга в Москву” сделаны конкретные выводы из общетеоретических посылок естественно-правовой школы.

В главе “Спасская полесть”, описывая противоречие между внешним обликом “лучезарного царского величества” и его истинной деспотической сущностью, Радищев почти открыто изображает противоположность между показным великолепием екатерининского двора и бедственным состоянием ограбленной и угнетенной России. Первенствующий в славе, почете, в заботах об общем благе монарх, который “в народе зрит лишь подлу тварь”, – на самом деле “первейший в обществе может быть убийца, первейший разбойник, первейший предатель, первейший нарушитель общия тишины, враг лютейший”.

В главах “Путешествия” изображены слуги самодержавия, казнокрады, бездушные бюрократы, самодуры. Каждый из чиновников связан круговой порукой со всем дворянским сословием, объединенным общей заинтересованностью в совместной охране сословных привилегий, подавлении угнетенных и недовольных. Эту круговую поруку, неразрывную связь “дворянского общества” и “верховной власти” Радищев красочно рисует, описывая дворянский суд над крепостными в главе “Зайцово”, вызвавшей особенно злобные замечания Екатерины II. Она обнаружила здесь идеи “совершенно те, от которых Франция вверх дном поставлена... Надежду полагает на бунт от мужиков”.

Особое место в радищевской критике самодержавия занимает проблема “просвещенного абсолютизма”. Само положение монарха, утверждал Радищев, таково, что он недоступен просвещению: “Пребывание мое, – говорит Истина, – не есть в чертогах царских”. Союзником монарха в угнетении и подавлении народа под прикрытием “общего блага” являются церковь и духовенство: “Власть царска веру охраняет, власть царску вера утверждает; союзно общество гнетут; одно сковать рассудок тщится, другое волю стерть стремится; на пользу общую – рекут”.

Казенному оптимизму прислужников монарха Радищев противопоставлял реалистическое описание страны, подавленной и разоренной самодержавием и крепостничеством.

Критика идеи “философа на троне” у Радищева органически связана с опровержением надежд на реформы “просвещенного монарха”. Во-первых, монарх не может стать просвещенным (“Скажи же, в чьей голове может быть больше несообразностей, если не в царской?”). Во-вторых, монарху нет выгоды ограничивать свой собственный произвол.

В главе “Хотилов” излагается проект постепенного освобождения крестьян, о возможности которого Радищев, однако, пишет скептически: свободы следует ожидать не от соизволения помещиков, “но от самой тяжести порабощения”.

Впервые в истории русской политико-правовой идеологии Радищев выдвинул концепцию народной революции. Критика надежд на совестливость помещиков или “просвещенность” монарха, описание ужасов крепостного права логически подводят к выводу: “Из мучительства рождается вольность”.

“Русский народ очень терпелив, – писал Радищев, – и терпит до самой крайности; но когда конец положит своему терпению, то ничто не может его удержать, чтобы не преклонился на жестокость”. Напоминая помещикам о крестьянской войне, когда восставшие “не щадили ни пола, ни возраста”, Радищев предостерегает дворянство: “Страшись, помещик жестокосердый, на челе каждого из твоих крестьян вижу твое осуждение”.

Близко к аналогии Козельского между восстанием угнетенных и рекой, прорвавшей плотину, Радищев пишет о потоке, который будет тем сильнее, чем тверже ему сопротивление; если этот поток (“таковы суть братья наши, в узах нами содержимые”) прорвется, “мы узрим окрест нас меч и отраву. Смерть и пожигание нам будет посул за нашу суровость и бесчеловечие”.

В оде “Вольность” красочно описываются народный суд над царем и его казнь: “Ликуйте, склепанны народы. Се право мщенное природы на плаху возвело царя”. Обращаясь в той же оде к истории английской революции, Радищев порицает Кромвеля за то, что “твердь свободы сокрушил”. “Но, – продолжает Радищев, – научил ты в род и в роды, как могут мстить себя народы, ты Карла на суде казнил”.

“Ода совершенно явно и ясно бунтовская, где царям грозится плахою, – возмущалась Екатерина. – Кромвелев пример приведен с похвалами. Сии страницы суть криминального намерения, совершенно бунтовские”.

Считая народную революцию правомерной, призывая к ней на страницах “Путешествия”, Радищев печалился, что “прельщенные грубым самозванцем” крестьяне “в невежестве своем” не видели других способов освобождения, как убийства помещиков: “Они искали паче веселия мщения, нежели пользу сотрясения уз”.

В то время многие даже радикальные мыслители опасались, что народная революция не сможет привести к положительным результатам, боялись ужасов революции. Эти опасения были чужды Радищеву. Действительно, бесчеловечность и жестокосердие господ, доводящих до отчаяния рабов, неизбежно порождают мстительность, жестокость, “пагубу зверства” восставших. Но и поголовное истребление дворянства не привело бы к урону для страны. “Что бы тем потеряло государство? Скоро бы из среды их изторгнулися великие мужы для заступления избитого племени; но были бы они других о себе мыслей и права угнетения лишенны”. Не случайно “Путешествие” завершается “Одой Ломоносову”. В Ломоносове Радищев видел пример ученого-самородка, каких во множестве выдвинет Россия, освобожденная от ига рабства.

Но для этого революции необходима позитивная программа, призванная заменить в сознании народных масс царистские иллюзии; эту программу Радищев разрабатывает в революционно-демократическом духе.

В будущей России должен установиться республиканский строй: “На вече весь течет народ”. Вопреки господствовавшей абсолютистской идеологии и дворянской историографии Радищев стремился примерами истории доказать способность русского народа к республиканскому правлению: “Известно по летописям, что Новгород имел народное правление”.

В Новгородской республике Радищев видел воплощение радикальных идей непосредственной демократии: “Народ в собрании своем на вече был истинный Государь”. Так же будет управляться и будущая Россия. Поскольку в большом государстве невозможно осуществить непосредственную демократию, Радищев предполагал создание на территории России союза небольших республик: “Из недр развалины огромной... возникнут малые светила; незыблемы свои кормила украсят дружества венцом”.

Основой общества будет частная собственность, которую Радищев считал естественным правом человека, обеспеченным первоначальным общественным договором: “Собственность – один из предметов, который человек имел в виду, вступая в общество”. Поэтому в будущем обществе “межа, отделяющая гражданина в его владении от другого, глубока и всеми зрима и всеми свято почитаема”. Но Радищев – решительный противник феодальной собственности на землю; первым в России он выдвинул принцип – земля должна принадлежать тем, кто ее обрабатывает (“Кто же к ниве ближайшее имеет право, буде не делатель ее?”). В результате революции и ликвидации помещичьей собственности землю получат крестьяне: “Удел в земле, ими обрабатываемый, должны они иметь собственности””. Незыблемую частную собственность Радищев считал необходимым стимулом к труду; трудовая собственность на землю обеспечит общее благосостояние, процветание народного хозяйства: “Но дух свободы ниву греет, бесслезно поле вмиг тучнеет; себе всяк сеет, себе жнет”.

Разработанная Радищевым революционно-демократическая программа была теоретическим выражением интересов крепостного крестьянства. Понимая, насколько трудно добиться того, чтобы эта программа вошла в сознание многомиллионных масс крестьянства, Радищев замечал: “Но не пришла еще година, не совершилися судьбы; вдали, вдали еще кончина, когда иссякнут все беды”. Народная революция осуществится нескоро, но она неизбежна: “Не мечта сие, но взор проницает густую завесу времени, от очей наших будущее скрывающую: я зрю сквозь целое столетие”.

Не видя близкой перспективы антифеодальной революции в России, Радищев разработал проект постепенной ликвидации рабства (“Хотилов. Проект в будущем”), взывая к совести помещиков и одновременно угрожая им ужасами крестьянской войны (“Приведите себе на память прежние повествования... Блюдитеся”).

Демократические положения содержатся также в рукописях Радищева по вопросам права (“Опыт о законодавстве”, “Проект Гражданского уложения”). На всех этапах своего творчества Радищев отстаивал естественные права личности (право на вольность, на безопасность), равенство граждан перед законом и судом, свободу мысли, слова, право собственности и др.

Вступление на престол в 1801 г. Александра I благоприятно отразилось на судьбе Радищева. А. Р. Воронцов был близок к молодому царю. По его ходатайству Радищев был освобожден от ссылки совсем, ему вернули дворянство, чин и орден. Воронцов привлек Радищева к работе в Комиссии составления законов. Он принялся за дело с энергией. Он составлял проекты реформ, планы нового свободного законодательства и представлял их Воронцову. В комиссии он твердо отстаивал свои передовые взгляды.

Одновременно с этим Радищев не оставлял литературной работы. К этому времечи относятся две его поэмы (обе незаконченные): «Песни древние» и «Песнь историческая».

Во второй из них Радищев явственно показал, что он быстро понял лицемерие нового царя, понял, что его словесный либерализм — лишь маска.

Повествуя о событиях римской истории, Радищев писал здесь о гибели Тиверия, явно намекая на Павла I и его преемника:

Коль мучительство нагнуло

Во ярем высоку выю,

То что нужды, кто им правит?

Вождь падет, лицо сменится,

Но ярем, ярем пребудет.

И как будто бы в насмешку

Роду смертных, тиран новый

Будет благ и будет кроток;

Но надолго ль? — на мгновенье:

А потом он, усугубя

Ярость лютости и злобы,

Он изрыгнет ад всем в души.

Радищев решил, что долее бороться за осуществление своих идеалов бесполезно. На него производили, видимо, тяжелое впечатление и события на западе Европы, где революция превращалась в военную диктатуру буржуазии. Положение самого Радищева было непрочно. В комиссии составления законов на него смотрели, как на нераскаявшегося бунтаря, и начальство намекало, что он и во второй раз может оказаться в Сибири. 11 сентября 1802 г. Радищев покончил жизнь самоубийством.

Заключение

Значение Радищева в истории русской культуры не исчерпывается тем, что это был великий мыслитель — революционер и замечательный писатель. Весь облик его как человека и деятеля, его личное обаяние, его огромная и глубокая культура, его рыцарская преданность идеалам свободы и правды сами по себе были социальным фактом большого значения. Радищев и как мыслитель, и как писатель, и как человек был знаменем всего передового, что было в русском обществе его времени, и воспоминание о нем надолго оставалось как бы призывом к борьбе против рабства и тирании. Воспоминания и рассказы о нем воспитывали последующие поколения революционеров.

Вся жизнь и деятельность Радищева — высшее достижение русской культуры XVIII в. Он был последним и наиболее блестящим из плеяды мыслителей-энциклопедистов этого столетия в России. Он был во всеоружии в любой сфере человеческого творчества. Он владел достижениями науки своего времени в области физиологии, химии, физики, анатомии, минералогии, ботаники; он был политико-экономом и юристом по специальности и писал в этих областях; он написал историческое исследование, экономический трактат, работы по теории стиха (по метрике и инструментовке его), обширное и блестящее философское рассуждение; он говорил как знаток об агрономии в «Описании моего владения».

При этом поучительны были его целеустремленность и глубоко активное отношение ко всем вопросам. Все, что он знал, он использовал для построения единого революционного мировоззрения.

Радищев не был собирателем знаний для себя. Он был политическим деятелем, демократом и революционером. Его целью была не наука сама по себе, а жизнь, которую необходимо было перестроить. Для этой перестройки нужны были и теория, и план практических действий. Радищев принялся за созидание первой и за выработку, а потом и осуществление второго.

Теория переустройства жизни не могла быть исчерпана одной какой-либо отдельной наукой. Это была система всех наук. Именно поэтому Радищев стремился к всестороннему познанию мира. И какой бы областью науки он ни занимался, он всегда думал о конечной цели — о народе, его свободе и счастье. Отсюда — величайшая целеустремленность и внутреннее единство всего творчества Радищева. Когда он пишет об агрохимии, он старается научным путем подвести читателя к пониманию необходимости отмены крепостничества. Когда он пишет о теории русского гекзаметра или разбирает вопросы фонетики, он стремится к преодолению дворянской салонной эстетики, к созданию демократической эстетики и политически активного искусства. Когда он ставит вопрос о педагогических теориях и принципах, он указывает пути воспитания твердых, мужественных граждан-патриотов, людей, нужных свободному отечеству, а не подданных рабского государства. Строя в мучительных сомнениях концепцию развития общества и углубляясь в проблемы философии истории, он жаждет уяснить будущее русского народа, ищет научно обоснованного ответа на вопросы о возможностях русской революции, о ее путях и характере.

Это единство мысли и знания, страстной целеустремленности творчества и активной деятельности, теории и практики, единство всего морального и творческого облика Радищева и делали его тем рыцарем революции, перед обликом которого склонялись с глубоким уважением его наследники и преемники.

Список литературы

История политических и правовых учений: Учебник под ред. О.Э. Лейста М.: Юридическая литература, 1997.

Гуковский Г. А. Радищев // История русской литературы: В 10 т. / АН СССР. — М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1941—1956.