Россия XV-XIX веков глазами иностранцев

МИНИСТЕРСТВО ВЫСШЕГО И СРЕДНЕГО ОБРАЗОВАНИЯ РФ

ОМСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ ИНСТИТУТ СЕРВИСА

КАФЕДРА СОЦИАЛЬНО-ГУМАНИТАРНЫХ ДИСЦИПЛИН

РЕФЕРАТ

на тему: РОССИЯ XV – XIX ВЕКОВ ГЛАЗАМИ ИНОСТРАНЦЕВ

Выполнила студентка группы 52 ТК

Степанова Н.А.

Руководитель Вотинова И.К.

ОМСК 1998 г.

АННОТАЦИЯ

В данной работе предложен анализ различных высказываний иностранных гостей о Русском государстве XV – XIX веков. Приведены цитаты из различных записок и дневников иностранцев, посетивших Россию в качестве послов, торговцев или просто путешественников. Рассматриваются следующие вопросы:

Какова территория России глазами иностранцев.

Какой представляется государственная власть в России иностранцам.

Какими видят русских воинов иностранцы, их положительные и отрицательные качества.

Какая система управления существует, по мнению иностранцев, в России.

Климатические условия в России, их оценка иностранными гостями.

Природные богатства России, описываемые иностранцами.

Население России глазами иностранцев.

Описания городов русских, составленные иностранными путешественниками по России.

Торговые отношения России с другими странами.

Обычаи, обряды, традиции русских, оставившие у иностранных гостей большое впечатление.

Сделаны выводы о том, какой видят Россию XV – XIX веков иностранцы, а также какое значение имеют сегодня их высказывания для русского человека.

СОДЕРЖАНИЕ

Введение 4

Территория государства Российского 5

Государственная власть в России 6

Русское войско 8

Управление государства российского 12

Положение и климатические условия России 15

Природные богатства России 16

Население страны 18

Москва и другие города России 20

Торговля в России 28

Культура и религия 31

Заключение 36

Библиографический список 38

ВВЕДЕНИЕ

В данной работе предлагается рассмотреть проблему: какой видели иностранцы Россию XV – XIX веков, их размышления и выводы, а также какое это имело значение для русского человека.

До нас дошли знаменитые «Записки о Московии» Герберштейна, где он описывает обычаи русского человека, дает некоторые сведения о войске и т. д. Другие путешественники, как, например, К. де Бруин, оставили нам описания русских городов центральной части страны и Сибири, где также побывали иностранцы. Приводятся заметки иностранцев о внутреннем устройстве России, о ее народе, об экономическом положении страны. Немногие из иностранных гостей знали русский язык, что, естественно, приводило к некоторым сложностям в изучении ими русского государства. Но, тем не менее, иностранцы посещали Россию, она не оставалась без их внимания.

Записки, воспоминания, дневники путешествий иностранцев, посетивших Россию в XV – XIX веках, составляют целую библиотеку. На протяжении всего столетия в стране находились тысячи людей из всех стран мира. Это были купцы, ремесленники, инженеры, военные, ученые, специалисты по отдельным отраслям знаний, дипломаты, туристы, разведчики, авантюристы и просто искатели счастья. Политика и культура, экономика и быт, религия и нравы – все отразилось в записках и мемуарах, докладах и тайных реляциях. Огромная страна явилась темой бесчисленных сочинений.

Мемуары, записки иностранцев о России XV – XIX веков очень разнообразны и по содержанию – фактология, направленность, – и по жанру – форма, методика подачи материала. Но в этом разнообразии предметного описания и плюрализма мнений их значение и ценность. Восполняя, дополняя, а подчас даже оспаривая друг друга, записки дают возможность увидеть тот образ России XV – XIX веков, который складывается у иностранцев, очевидцев происходящего.

В реферате проведена работа с несколькими источниками. Очень много писал о России С. Герберштейн. Он хорошо знал русский язык, что очень важно, у него не было языкового барьера при общении, и круг его общения не ограничивался. Следовательно, сведения его можно считать более достоверными, чем у иностранцев, не знавших русского языка. Он оставил нам свои «Записки о Московии», где мы можем подробно узнать о культуре и обычаях русского народа. Очень много Герберштейн писал о религии, о церковных обрядах и о роли религии в жизни общества. Кроме того, в «Записках о Московии» изложена краткая история России, начиная с князя Владимира. Не оставляет Герберштейн без внимания такие темы как война и русское войско, население России, торговля в России. Пишет он также и о городах русских.

Кроме Герберштейна, о городах России писали очень многие иностранные путешественники и дипломаты. Их сочинения, переведенные на русский язык, собраны в таких литературных источниках, как «Записки о России XVI – начала XVII веков» Д. Горсея, «Россия 1-ой половины XIX века глазами иностранцев», «Россия XVIII века глазами иностранцев», «Проезжая по Московии» Г. П. Скрынникова. Очень много описаний местностей, людей и обычаев в этих местностях в литературных источниках «Россия 1-ой половины XIX века глазами иностранцев», «Россия XVIII века глазами иностранцев». Это – сборники записок, дневников путешественников, побывавших и на севере России, и на юге, и в Сибири, и, конечно же, в Москве. Все иностранцы описывали Москву, столицу России, и каждый добавлял туда что-либо свое, отмечая в ней что-либо особенное, показавшееся ему наиболее интересным.

Но не только о городах писали иностранцы. Они писали и о государственном устройстве страны, о власти в России и о масштабах этой власти. Эти сведения можно почерпнуть у О. В. Ключевского в его «Сказаниях иностранцев о Московском государстве», где множество иностранных послов высказывают свои точки зрения на вопросы государственности и излагают свое понимание происходящего. Эта тема встречается и в памфлетах А. де Кюстина.

В книге «Русское общество 30-х годов XIX века. Люди и идеи. Мемуары современников» можно увидеть, как вышеперечисленные проблемы решаются в обществе 30-х годов XIX века и как этот процесс оценивают иностранцы.

Цитаты из перечисленных источников со ссылками можно найти в разделах данной работы.

Практически все записки иностранцев о России, использованные в этом реферате, позволяют взглянуть на историю государства со стороны, лучше понять ее смысл и увидеть некоторые ее стороны, не замечаемые русскими историками.

ТЕРРИТОРИЯ ГОСУДАРСТВА РОССИЙСКОГО

Герберштейн первый дает довольно точное определение главного народа, живущего в северо-восточной Европе за Польшей, и довольно подробно обозначает пределы занимаемой им области. Русскими, говорит он, называются вообще все народы, говорящие по-славянски и исповедующие христианскую веру по обряду греческому. Они так размножились, что вытеснили все живущие между ними чужие племена или распространили между ними свои обычаи./1, с. 211/ Позднее писатели сообщают нам об окраинах Московского государства известия, которые позволяют в общих чертах следить за постепенным его распространением на юго-восток. Интересны заметки о краях, мало изведанных и потому неизвестных иностранцу.

Так, например, территория за Обью, названная Лукоморьем, описывается следующим образом: «В Лукомории, горной и лесной стране, лежащей за Обью подле Ледовитого океана, есть город Серпонов, где живет народ серпоновцы, с грустинцами и серпоновцами ведут немой торг черные люди, лишенные дара слова человеческого, которые приходят от озера китайского с разными товарами, преимущественно с жемчугом и драгоценными камнями. В Лукомории живут другие дикие люди с одним очень странным и баснословным свойством: рассказывают, что каждый год в ноябре они умирают или засыпают, а на следующую весну, в апреле, оживают, подобно лягушкам или ласточкам. Грустинцы и серпоновцы торгуют и с ними, но особенным образом...»./7, с. 101/ Автор «записок о Московии», Герберштейн, относясь к ним с недоверием, не опровергает их совсем. Писатели в XVII веке пытаются по возможности объяснить эти баснословные рассказы. Примером этого может служить Олеарий. Рассказы о людях с собачьими головами, покрытых шерстью и т. п., по его мнению, произошли оттого, что жители берегов Ледовитого океана носят особенного рода верхнюю одежду из звериных шкур, обращенных шерстью наружу. Она закрывает тело с головы до ног и имеет один разрез около шеи. Рукавицы пришиваются к рукам, так что, когда в зимнее время дикарь наденет эту одежду, у него видно только лицо из отверстия около шеи. /7, с. 103/

ГОСУДАРСТВЕННАЯ ВЛАСТЬ В РОССИИ

Далеко от столицы, с первых шагов на почве Московского государства, наблюдательный иностранец начинал уже чувствовать вокруг себя, на людях, которых он встречал, могущественно действовавшее обаяние этой власти. Поэтому иностранец, приезжавший в Москву, и без особенной наблюдательности, только присматриваясь и прислушиваясь к тому, что происходило и говорилось вокруг него, мог понять значение и размеры власти московского государя. По описанию иностранцев, этот государь стоит неизмеримо высоко над всеми подданными и властью своею над ними превосходит всех монархов на свете. Эта власть одинаково простирается как на духовных, так и на светских людей. Иностранцы дивятся благоговейной покорности, с которой подданные относятся к московскому государю. Слушая рассказы московских послов, венский архиепископ приходил в умиление от такого послушания подданных государю «яко Богу».

«Что касается величины русского двора, то должно заметить, что государь, правящий сим государством, есть монарх неограниченный над всеми своими народами; что он делает все по своему усмотрению, может располагать имуществом и жизнью своих подданных, с низшими до самых высших, и, наконец, что всего удивительнее, что власть его простирается даже на дела духовные, устроение и изменение богослужения по своей воле», – пишет К. де Бруин./7, с. 115/

Ясно и скоро, даже не изучая обычаев, поняли иностранцы значение московских вельмож, их характер и отношение к государю. Поссевин делится отсутствием всякого аристократического гонора в этих вельможах, рассказывая, как большие послы московские, приехав на Кивярову гору для заключения мира с Польшей, привезли с собой товары и бесцеремонно открыли лавки для торговли с польскими купцами./7, с. 118/

Неудивительно, что люди, привыкшие к другим порядкам, побывав при московском дворе, уносили с собой тяжелое воспоминание о стране, в которой все рабствует, кроме ее властелина./7, с. 119/

О составе двора государева иностранцы в XVI веке сообщает немного подробностей. Иовию русские послы говорили, что двор государя составляют важнейшие князья и военные сановники./7, с. 121/ Подле царя всегда находится окольничий, принадлежавший к числу высших советников государя, тот окольничий, по словам Герберштейна, занимал должность претора или судьи, назначенного от государя./1, с. 129/ Из других придворных сановников в конце XVI века упоминаются: конюший боярин, смотревший за царскими лошадьми, – первый сановник при дворе; потом дворецкий, казначей, контролер, кравчий, главный постельничий и три фурьера.

Известие в XVII веке описывает с большими подробностями лестницу чинов, сосредоточившихся при дворе около особы государя.

Иностранцы описывают довольно в резких чертах власть московского государя и его отношение к окружающим; в заключение наиболее спокойные из них приходят к нелестной дилемме: трудно решить, говорят они, дикость для народа требовать такого самовластного государя, или от самовластия государя народ так одичал и огрубел. Некоторые сравнивают государя с турецким султаном./3, с. 56/

Но как ни резки черты, в которых изображают иностранцы отношение верховной власти к ее окружению, мы не может назвать их преувеличенными. Так же не преувеличены рассказы иностранцев о времени Ивана Грозного.

Не зная истины, скрытых мотивов борьбы за власть, истоки которой уходят в далекое прошлое, иностранцы заметили, однако же, последние ступени, которые прошли в продолжение этой борьбы за власть московских государей, начав усиливаться.

РУССКОЕ ВОЙСКО

Главное учреждение, которое ведало (до второй половины XVI века) дела, относившиеся к войску, был Разряд, или Разрядный приказ. Здесь хранились списки всех служивых людей; в эти списки вносились имена всех дворян или детей боярских, достигших определенного возраста. О сборе служивых людей имеется известие от конца XVI века. Начальники четвертей в случае войны посылали повестки к областным правителям и дьякам, чтобы все дети боярские к известному дню собирались на какую-то границу, туда-то.

Там отбирали их имена писцы, назначенные Разрядом. Не явившиеся в срок, подвергались штрафу и строгому наказанию./3, с. 107/

Гербейштейн говорит, что на это время прерывался обычный ход замещения очередных должностей, и все служивые люди должны были идти в поход. Служивым людям редко дается покой, говорит тот же иностранец./1, с. 139/

О числе войска имеем различные показания. Те из иностранных писателей, которые не были сами в России, сообщают огромные цифры. Кампезне, перечисляя княжества, составлявшие собственное московское государство говорит, что в одном московском княжестве считается до 30000 бояр и дворян, служивших всадниками и всегда готовых к войне. Так как приведенные показания заимствованы прямо или непосредственно из рассказов русских, то эти, без сомнения, преувеличенные цифры легко объясняются понятным желанием рассказчиков выставить в выгодном свете военные силы своего отчества.

В первой половине XVII века конница по-прежнему преобладала в московском войске, а во второй половине то же века, по показанию Мейерберга и Рейтенфильса пехота превышала численностью конницу и составляла лучшую часть русского войска./3, с. 111/

В Москве караулы держали стрельцы. Кроме них, Невиль упоминает об отряде, который составлялся из московских горожан и в мирное время употреблялся для той же цели./3, с. 114/ Стрельцы имели характер пешего войска, остальная пехота собиралась только в военное время.

У Мейерберга находим неопределенные известия о солдатах: он говорит, что в случае нужды царь мог собрать какое угодно число пеших ратников, которые сбегаются на звук барабана в надежде поживиться во время похода богатою добычей; в отличие от стрельцов, их называют солдатами; они распределяются на полки, под командой иностранных офицеров./3, с. 112/ На хорошее жалование привлекало иностранцев на русскую службу, и в XVII веке число иностранных офицеров в русском войске увеличивалось в значительной степени.

Рейтанские и солдатские полки набирались из охочих людей, без поместных или мало поместных дворян, из детей боярских, а также из крестьян по всему государству. Ими командовали преимущественно иностранцы. Рейтенфильс уверяет, что эти полки могли равняться с лучшими войсками Европы./3, с. 112/

Петрей оставил описание осмотра, который производился собравшимися соратниками перед выступлением в поход: воеводы собираются вместе и садятся в избе у окон или в шатрах и вызывают к себе один полк за другим. При них стоит дьяк со списком в руках, по которому он вызывает по имени каждого ратника; ратник должен выступить вперед и показаться воеводам. Если какого-то ратника не оказалось на месте, дьяк ставил в списке против его имени отметку для дальнейших распоряжений. Неявка не службу преследовалась строго. Смотр повторялся и во время похода каждую неделю./3, с. 116/

Михалон говорит, что московитяне каждую весну получают из нагайской орды по несколько тысяч лошадей годных для войны, платя за это одеждой и другими дешевыми вещами. Седла делались так, что всадники без затруднения могли поворачиваться на них и стрелять во все стороны. Шпоры были у немногих, большая часть употребляли нагайки, которые вешали на мизинце правой руки; поводья и узы были двойные, с отверстием в конце, которые они надевали на палец правой руки, чтобы можно было, не выпуская его, пользоваться луком./3, с. 124/

Одежда и их телесное убранство были у всех одинаковы; кафтаны они носили длинные, без складок, с очень узкими рукавами, почти на венгерский лад; сапоги они носили красные и очень короткие, так что они не доходили до колен, а подошвы были подбиты у них железными гвоздиками. Рубашки почти у всех были разукрашены у шеи разными цветами; застегивают их либо ожерельем, либо серебряными цветами, к которым для украшения добавляют жемчуг. Они подпоясываются не по животу, а по бедрам, и даже опускают пояс до паха, чтобы живот выдавался больше.

Гербейштен говорит, что великий князь Василий имеет литейщиков из немцев и итальянцев, которые, кроме пушек, льют железные ядра, подобные тем, какие употребляются на Западе, но что русские не умеют употреблять пушки в сражении, потому что главное у них – быстрота движений./1, с. 151/

Но в конце XVI века Гваньини уже говорит, что русские в его времена очень часто и очень искусно действовали пушками, выучившись этому у каких-то беглых итальянцев, немцев и литовцев./3, с. 119/

Полагают, говорит Флетчер, что ни один из христианских государей не имеет такого хорошего запаса военных снарядов, как русский царь, чему отчасти может служить доказательством оружейная палата в Москве./3, с. 121/

Относительно продовольствия войска во время похода Флетчер говорит, что царь никому ничего не отпускает, кроме иногда некоторого количества хлеба, и то на деньги служивых же людей; поэтому каждый, идя в поход, должен иметь при себе провианта на четыре месяца, а в случае недостатка может приказать перевести его к себе в лагерь из своего имения. Русскому войску, прибавляет тот же иностранец, много помогает то, что каждый русский в отношении жилища и пищи с детства готовится быть воином./3, с. 122/

Иностранцы с удивлением говорят о терпении и неприхотливости простого московского ратника во время лагерной жизни. Довольствовались очень скудными средствами, имея лук и чеснок, московский ратник легко обходился без остальных приправ. Пришедший в местность, где этого нет, этот житель снегов, этот темный и пренебрегаемый сармат, по выражению Климента, разводит себе небольшой огонь, наливает воды в горшок, кладет туда ложку муки или крупы, добавляет соли и, сварив, довольствуется этим наравне с прислугой; последняя, впрочем, когда господин в нужде, голодает дня по два и по три./3, с. 128/ Нередко месяца по два терпят такую нужду всадник и лошадь и, однако же, сохраняет прежнюю силу и бодрость.

Гербейштейн говорит в своих записках: «Пожалуй, кое-кому покажется удивительным, что они содержат себя и своих людей на столь скудное жалование и при том столь долгое время. Поэтому стоит сказать об их бережливости и воздержанности»./1, с. 159/

Петрей описывает порядок наступления московских полков из лагеря, из чего можно отчасти видеть их ратный строй, каким был он в начале XVII века: за передовыми полком идет большой, со множеством трубачей и литаврщиков, которые бьют в литавры и трубят в трубы./7, с. 127/

Эта музыка наводила тоску на иностранцев; по словам Корба, она скорее могла навеять уныние, нежели возбудить воинственное одушевление.

«Если бы русский ратник, говорит Флетчер, с такою же твердостью исполнял те или другие предприятия, с какой он переносит нужду и труд, им столько же был приспособлен и навычен к войне, сколько равнодушен к своему помещению и к пище, то далеко превзошел бы наших солдат, тогда как теперь много уступает им в храбрости и в самом исполнении военных обязанностей»./3, с. 129/

Такой нелестный переход делает иностранец от удивления перед суровостью и терпением, которым московский ратник переносил неудобство и лишения всякого рода, к его военному. Контарини замечает, что у московского государя довольно разных людей, большею частью они никуда не годны./3, с. 134/ Некоторые иностранцы удивляются физической силе московских ратников; Гванини советует осторожно схватываться с ними в сражении, чтоб не попасть к ним в руки, из которых, благодаря их необыкновенно крепким мускулам, трудно вырваться. Московитянин, говорит Гванини, один без всякого оружия смело выходит на дикого медведя и, схватив его за уши, таскает до тех пор, пока тот в изнеможении не повалится на землю./3, с. 141/

Михалон говорит, что московитяне превосходят литовцев деятельностью и храбростью; у них не было так же недостатка в преданности к своему делу в особенности к самопожертвованию.

По сознанию самих иностранцев московское государство, благодаря своей артиллерии, какая бы она не была, стояла в военном отношении гораздо выше восточных своих соседей.

Вот как описывает военную тактику русских Гербершейн: «При первом столкновении они нападают на врага весьма храбро, но долго не выдерживают, как бы придерживаясь правила «бегите или побежим мы». Города они редко захватывают штурмом и после сильного натиска; у них более в обычае принуждать людей к сдаче продолжительной осадой, голодом или изменой.

Готовясь вступить в сражение, они возлагают более надежды на численность, на то, сколь большим войском они нападут на врага (а не на силу воинов и на возможно лучшее построение войска); они удачнее сражаются в дальнем бою, чем в ближнем, а потому стараются обойти врага и напасть на него с тыла»./1, с. 161/

В мирное время жалование служивым людям выдавалось в Москве и в областных городах, по свидетельству Петрея в два срока: на пасху и на Михайлов день.

УПРАВЛЕНИЕ ГОСУДАРСТВА РОССИЙСКОГО

Одной из целей управления в России было управление служивых людей за счет не служивого народонаселения и соответственно, управление отличалось некоторыми особенностями, исходившими из этой цели.

Гербейштейн ставит «профектуры» рядом с поместьями, как средства, служащие для одной и той же цели. На образованного западного европейца, внимательно всматривавшегося в устройство Московского государства, не могло, конечно, произвести выгодного впечатления это смешение совершенно различных занятий и целей, какое представляло им гражданское управление посредством военных людей. Таковы же были органы и центрального управления, сосредоточившиеся в думе и в приказах столицы. В устройстве управления Московского государства в XV-ХVII веках мы видим важное движение: тогда произошли две перемены: появление и развитие приказной системы и в новом значении дьяков. Явились новые более сложные органы и более пригодные к делу деятели.

Еще в начале XVI века при дворе считали значение боярина тождественным со значением советника, и первое слово заменили последним.

Однако впоследствии отношение к боярам несколько изменились. Герберштейн следующим образом отзывается об отношении бояр-советников к великому князю: «Никто из них, как бы велико ни было его значение, не смеет ни в чем противоречить государю»./1, с. 164/

Иностранцы ясно дают понять, что боярская дума имела только совещательное значение, что дела часто решались до обсуждения их в думе и без ее утверждения приводились в исполнение. Думные бояре, по отзыву Поссевина, были недалеки познаниями: некоторые не умели ни читать, ни писать./3, с. 147/

Под думой, как высшим правительственным местом, стояли приказы, ведавшие отдельные отрасли государственного управления.

Вообще трудно составить себе не только по иностранным, но и по отечественным известиям ясное понятие об устройстве и ходе управления посредством приказов именно потому, что ведомства не были точно разграничены и определены по известным началам. По описанию Флетчера, Разрядный приказ управлял делами, относящимися к войску, ведал земли и доходы на жалования ратным людям, получавшим его; Поместный вел список поместий, розданных служилым людям; Казанский вел дела царств Казанского и Астраханского с городами по Волге./3, с. 150/

Областные правители и дьяки назначались по царскому указу, и через год (по Герберштейну через два) обыкновенно сменялись./1, с. 170/

Более ранний путешественник говорит, что московский государь имел обыкновение ежегодно объезжать разные области своих владений.

Москва была под прямым ведением царской Думы, члены которой в известных судебных местах выслушивали все важные дела городских жителей.

Одной из важнейших отраслей ведомства боярской думы, приказов и областных правителей было правосудие.

Герберштейн приводит в своем сочинении небольшой отрывок из судебника Иоанна III о судных пошлинах. Флетчер говорит, что единственный закон в Московии есть изустный, т.е. воля государя и судей./3, с. 151/

Все иностранцы, рассказывая о московском судопроизводстве, резко отзываются о жестоком обращении и о суровости форм, в которые облекался суд даже в незначительных делах.

«Тяжелые преступления наказываются здесь сожжением, – пишет один из иностранных гостей, – кроме того, отсекают топором голову на плахе, иных вешают, других зарывают живых в землю по самые плечи. Но, несмотря на жестокость свою, эти казни совершаются там тихо и без шуму, что если они исполняются в одном конце города, то о них и не знают жители другого конца. Преступников, не заслуживших смертной казни, наказывают кнутом. Наказание батогами назначаются за преступления не столь значительные. Но самое мучительное наказание состоит в том, что преступнику выбривают маковку головы и каплют на нее по капле холодной водой»./7, с. 130/

По свидетельству Герберштейна, чаще всего употреблялось повешание; другие, более жестокие казни, употреблялись редко, разве за какие-нибудь необыкновенные преступления. За воровство или даже за убийство редко приговаривались к смертной казни./1, с. 174/

Герберштейн и Флетчер говорят, что летом московитяне, занятые войной, редко казнили преступников, но большею частью отлагали исполнение смертных приговоров до зимы, когда преступников вешали или убивали ударами в голову и пускали под лед. Святотатцев, по свидетельству Петрея, сажали на кол./7, с. 134/

Вообще иностранцы заметили, что к смертной казни в Москве прибегали редко; Олеарий замечает, что за воровство совсем никогда не казнят смертью в Московском государстве; гораздо охотнее употребляли батоги и кнут./3, с. 152/ Иностранцы с ужасом говорят о жестокости этих наказаний и равнодушии, с каким относились к ним московитяне. Часто употреблялся и кнут, который иностранцы описывают как самое жестокое и варварское наказание. Надо быть московитянином, замечает Штраус, чтобы выдержать четвертую долю такого наказания и остаться живым. Часто наказание кнутом оканчивалось смертью наказанного. За воровство людей ссылали в Сибирь.

К должникам применялись несколько другие меры наказания. По словам К. де Бруина, когда должник не может рассчитаться с заимодавцем, то продают все его имущество и вырученными деньгами удовлетворяют заимодавца. Наконец, если и этого будет недостаточно, то самого должника с женою и детьми отдают заимодавцу в услужение./7, с. 140/

Вот что пишет о московском суде Михалон: «Право суда у московитян над всеми подданными баронов и дворян, как в гражданских, так и в уголовных делах, принадлежит не частному лицу, а назначенному для этого общественному чиновнику»./7, с. 139/

Иностранцы говорят о «врожденной» наклонности московитян к сутяжничеству и ябедничеству, но с особенной горечью отзываются они о продажности самого суда. Судьи, по свидетельству Герберштейна, открыто брали взятки, несмотря на строгость государя к неправде.

По словам Флетчера, все это показывает жалкое состояние несчастного народа, который должен признавать источником своих законов и блюстителями правосудия тех, против несправедливости которых ему необходимо было бы иметь значительное количество хороших и строгих законов./3, с. 153/

Много высказываний иностранцев и о крепостном праве в России. Они не считают это явление нормальным и отчасти помогают, но помогают пленным шведам, которых продавали с торгов: они их покупали, а при приезде домой – отпускали.

Что касается характера управления в Московском государстве, то мы находим у иностранцев в XVI веке различные отзывы об этом предмете.

По отзыву Флетчера, московская система областного управления была бы недурна для такого обширного государства, по своему удобству для предупреждения нововведений, если бы ее не портила недобросовестность правительственных лиц. Областные правители чужды народу по своим интересам и не пользуются ни его доверием, ни любовью./3, с. 154/

Далее иностранцы указывают на недостаток единодушия и общности интересов не только между управителями и управляемыми, но и вообще между служивыми людьми и простым народом.

В заключение английский наблюдатель дивится, как московские цари, прочно утвердившись на престоле, могут довольствоваться прежним неудовлетворительным порядком вещей в своем государстве.

В областях были особые земские и съезжие избы, устроенные по образу центральных приказов.

Наказания за лихоимство в суде, отличавшиеся особенной суровостью, не могли иметь успеха. Взятки не истреблялись, хитрецы придумывали способ обходить закон. Эти известия не позволяют считать преувеличенными отзывы иностранцев о продажности суда в Московском государстве, о том, что судьи открыто торговали своими приговорами, что не было преступления, которое не могло бы при помощи денег ускользнуть от наказания.

ПОЛОЖЕНИЕ И КЛИМАТИЧЕСКИЕ УСЛОВИЯ РОССИИ

Экономическая жизнь Московского государства занимает в известиях иностранцев незначительное место, но зато эти известия более достоверные, чем другие известия иностранцев. Факты внешней материальной жизни доступнее точному наблюдению; обсуждение их составляет меньше простора симпатиям и антипатиям, сильно сдерживает привычку мерить явления чужой жизни своими домашними понятиями.

Московия, по описанию иностранцев, представляла вид совершенной равнины, покрытой обширными лесами и пересекаемой по всем направлениям большими реками, обильными рыбой; можно сказать, что вся Московия ни что иное, как сплошной лес, за исключением тех местностей, где его выжгли для обращения в поле, годное к обработке. Страна эта имеет огромное протяжение в длину и ширину./7, с. 142/

Московия казалась западным европейцам другой частью света, по выражению Компензе, не по одному отдаленному своему положению на границах Азии и Европы, не по одному своему дикому, пустынному виду, но и по многим особенностям своей природы, своего климата, отличавшегося резкими противоположностями в явлениях зимы и лета./3, с. 158/

Западные путешественники с удивлением рассказывают о чудесах, которые творит там мороз.

ПРИРОДНЫЕ БОГАТСТВА РОССИИ

Большая часть земель, на которой трудилось оседлое московское население, далеко не принадлежало к самым плодородным местностям Восточно-европейской равнины. Однако очень много использовалось целины, поэтому суждения различны.

Мейерберг решается сказать, что едва ли есть в мире страна, которой Московия могла бы позавидовать как в доброкачественности воздуха, так и в плодородии полей. О почве Московского государства, замечает Олеарий, можно сказать вообще, что она производит больше хлеба и корма для скота, чем столько потребляет страна./3, с. 161/

Описание Герберштейна дает нам возможность сравнить количество почвы и зависящее от этого развитие земледелия в разных краях Московского государства. По его словам, почва собственно в Московской области не отличается особенным плодородием; хлеб и обыкновенные овощи Московская область производит в достаточном количестве, но ей недостает хороших садовых плодов./1, с. 180/ Почва Владимирской и Нижегородской областей была плодороднее.

По описанию Флетчера, плодородные места между Вологдой и Москвою далее на юг, до крымской границы, между Рязанью и Новгородом, между Москвою и Смоленском.

Главным продуктом такой преимущественно землевладельческой страны, какой было Московское государство, составлял, разумеется, хлеб.

С землевладением тесно связывалось скотоводство; оно доставляло важные продукты для заграничной торговли – кожа и сало; оно особенно развито, по словам Флетчера, в областях Смоленской, Ярославской, Углицкой, Вологодской, Городецкой./3, с. 164/ Герберштейн почти во всех областях Московского государства указывает на добывание мехов, меда, воска и рыбы.

Однако иногда проявляется недостаток хлеба: пермяки, по свидетельству Флетчера, иногда пекли себе хлеб из корня и коры соснового дерева./3, с. 164/ По словам Иовия, природа за недостаток драгоценных металлов щедро вознаградила Московию редкими мехами, высоко ценившимися за границей.

Лес доставлял и строевой материал – необыкновенно высокие сосны, превосходный дуб и клен, но самыми главными после мехов произведениями Московской земли, которые доставлял лес, были мед и воск. По словам Иовия и Компензе, вся страна изобиловала плодовитыми пчелами, которые клали отличный мед не в искусственных крестьянских ульях, а в дуплах деревьев, без всякого присмотра.

Солеварение преимущественно развито было в северных областях. Герберштейн оставил краткое известие о способе добывания здесь соли.

Герберштейн указывает на добывание железа в Серпухове, а при Флетчере много добывали его в Карелии, Каргополе и Устюге.

Путешественники XVII века оставили несколько известий о садоводстве и огородничестве в России. Герберштейн не видит в Москве ни хорошей вишни, ни орехов, и, судя по климату, даже не считал страну способной производить хорошие садовые плоды. Почти все путешественники XVII века находили противное, указывая на успешное разведение в Московии садовых и огородных растений. Олеарий видел такие белые и прозрачные яблоки, что если смотреть сквозь них на солнце, без труда можно пересчитать в них зерна./3, с. 167/

Олеарий говорит, что красивые садовые цветы и травы появились в Москве недавно, здесь даже считали их смешной забавой. О салате в Москве также не имели прежде понятия и даже смеялись над иностранцами, что они едят траву, как животные.

НАСЕЛЕНИЕ СТРАНЫ

В одной, большей половине Московской земли преобладали лес и болота, а в другой – открытая степь. Это заметили все иностранцы, бывшие в Московии и внимательно наблюдавшие ее состояние.

У Флетчера и других иностранцев имеются прямые указания на скудность населения по обширным окраинам государства, и мы видим, как близко к центру подходили эти окраины.

Земли по Днепру в настоящее время, говорит Компензе, очень мало населены по причине частых набегов татар./3, с. 168/

Поссевин также говорит, ссылаясь на очевидцев, что край к северу от Москвы до Волги вообще имеет сравнительно более густое население благодаря тому, что сюда не доходят татарские набеги./3, с. 169/

Английский посол Рондольф и другие англичане, неоднократно ездившие по Северной Двине, говорят, что здесь по берегам только этой реки встречались значительные селения; вообще большая часть этого края, по их словам, была вовсе необитаема, покрыта лесами, среди которых попадались луга и пашни. Герберштейн полагал, что на огромных пространствах от Перми до Иртыша, в землях тюменских татар, не более 10000 жителей.

И войны, и нападения степных кочевников, без сомнения, сильно мешали умножению населения, особенно по окраинам государства. Но была и другая причина – колонизация.

Флетчер говорит также, что для удержания жителей Перми, Печоры и Сибири в повиновении царь поселил в этих областях столько же русских, сколько там туземцев.

У Герберштейна встречаем любопытные слова, бросающие некоторый свет и на результаты колонизации: описывая Белозерскую область, он говорит, что туземцы имеют свой язык, но теперь почти все говорят по-русски./1, с. 188/

Медленно, но безостановочно шло заселение пустынных пространств на северо-востоке; поселенцам надо было выдержать упорную борьбу с природой, но, по крайней мере, здесь не предстояло такой же борьбы с людьми. Колонизация южных и юго-восточных степей представляла большие затруднения и шла еще медленнее.

Герберштейн упоминает о монахах и пустынниках, приносивших христианство к диким, но не отличившимся особенной воинственностью северным народам.

В первой половине XVI века русские поселения не шли дальше и южнее Тулы. В начале XVII века Маржерет говорит, что южные степи населяют более и более, что русские построили там много городов и крепостей./7 с. 147/

Иностранные известия проливают некоторый свет на жизнь кочевников этого края и на отношения, в которые становилось к ним государство, чтобы подчинить их своему влиянию.

Движение государства в степях, отдаленных от водных путей, шло, разумеется, медленнее, чем по берегам больших рек. В этих местах, говорит Авриль, землю стали обрабатывать с недавнего времени.

Государство, а за ним и русское население все более утверждалось в приволжских степях. Самый употребительный язык там был русский.

МОСКВА И ДРУГИЕ ГОРОДА РОССИИ

Между тем как с распространением Московского государства и народа строились новые городки в пустынных отдаленных местах, иностранные известия показывают, в каком незавидном положении находился народ в старых областях государства.

Почти все иностранцы, писавшие о Московском государстве, дают нам более или менее подробные сведения о его столице. По словам Герберштейна, город Москва лежит далеко на восток, если не в Азии, то, по крайней мере, на краю Европы.

Город широко раскидывался в основном по ровной местности, не сдерживаясь никакими пределами, ни рвом, ни стенами, ни какими-то другими укреплениями.

По словам К. де Бруина, теперь (XVII век) Москва гораздо больше и обширнее того, чем она была когда-нибудь прежде, и что в ней никогда не было такого множества каменных зданий, которое находится ныне и которое увеличивается почти ежедневно. Ее называют Моско, Мусков и Москва.

Среди города стояла крепость, омываемая с одной стороны рекой Москвой, а с другой – Неглинной. Крепость была очень велика.

По известиям конца XVI века, к главной крепости, называющейся Большим городом, примыкал Китай-город, также обнесенный стенами, в которых Поссевин видел новые лавки, расположенные улицами, по родам товаров. Барбаро и Контарини говорят, что все здания в Москве были деревянные.

К. де Бруин замечает интересную подробность: «Относительно зданий, ничто мне не показалось здесь так удивительным, как постройка домов, которые продаются на торгу совершенно готовые, так же как и покои, и отдельные комнаты. Дома эти строятся из бревен или древесных стволов, сложенных и сплоченных вместе так, что их можно разобрать, перенести по частям куда угодно и потом опять сложить в очень короткое время»./7, с. 150/

С конца XV века столица начала украшаться каменными зданиями.

Дома были не очень велики и внутри довольно просторными, отделялись друг от друга длинными заборами и плетнями, за которыми жители держали весь домашний скарб, что, говорит Поссевин, дает вид наших сельских домиков./3, с. 170/

Наиболее полное описание Москвы в XVII веке у Олеария и Таннера. Авриль замечает, что вид на Москву издали есть одно из прекрасных зрелищ, когда-либо им виденных, по величине и великолепию города. Но очарование исчезало, как скоро путешественник въезжал в сам город: ему представлялись здесь неправильные и непонятные улицы, маленькие церкви, и множество невзрачных, бедных домиков; город, по замечанию Олеария, казавшийся издали великолепным Иерусалимом, внутри являлся бедным Вифлеемом. /7, с. 152/

По словам Климента, улиц было очень много, но расположены они беспорядочно. Неопрятность улиц заставляла иногда принимать меры, которые очень удивляли иностранцев; во время крестных ходов впереди духовенства и образов шло до 130 человек – с метлами, которые расчищали улицы и посыпали их песком. Дома казались иностранцам низкими и некрасивыми, строились обыкновенно в два жилья, из сосновых или еловых брусьев. Только у вельмож, некоторых богатых купцов и немцев были каменные дома. Украшением улиц и всего города были церкви. Каменные церкви были все круглые, пятиглавые с широкими куполами, покрытые жестью. Иностранцев изумляли множество церквей в Москве; весь город был наполнен ими, говорит Тапнер./7, с. 153/

По свидетельству Олеария, на каждые пять домов приходилось по церкви. Впрочем, церкви были небольшие.

Не меньше изумляло иностранцев и обширность пространства, на котором раскинулась Москва. Рейтенфельс и Авриль приводят приблизительное число жителей в Москве: около 600 тысяч. Кроме русских, в Москве очень много жило греков, персиян, немцев, турок и татар, но поляков не было, так как их не терпели не только в столице, но и в пределах государства.

По описанию Олеария, город состоял из пяти главных частей; три из них имели вид особых городов, огибавших один другой: это были Китай-город с Кремлем, Белгород и Земляной город.

Вне Кремля в отделении Китай-города, внимание иностранцев прежде всего останавливала на себе церковь Святой Троицы (Василий Блаженный), которую московские немцы называли обыкновенно Иерусалимом; она удивляла иностранцев оригинальностью своей архитектуры, и некоторые называют ее очень изящной. Прямо перед Кремлем находился обширный купеческий рынок, главный в городе, со множеством лавок. На Красной площади стояло до двухсот извозчиков с маленькими санями или тележками в одну лошадь. Площадь с утра до вечера кипела народом; более всего было на ней, замечает Олеарий, холопей и праздно шатающихся./3, с. 171/ Иностранцы второй половины XVII века говорят, что почти все здания в Китай городе были каменные; между ними особенно отличались размерами и красотой Посольский двор, здания типографии, Греческий двор, а также Гостиный двор и дома вельмож.

Описание московского Кремля мы находим у К. де Бруина: «Москва разделяется на четыре части, из которых первую составляет замок, или крепость, называемый Кремль-город, лежащий на берегу Москвы-реки, идущей с западной стороны и впадающей в реку Оку. Замок этот, или Кремль, опоясан высокой каменною стеною, снабженной многими башнями.

Посреди большой площади, окруженной различными зданиями, возносится башня, или колокольня, Иван Великий, подле которой находится громадный колокол, упавший с колокольни во время пожара в 1701 году и разбившийся от падения. С высоты Ивановской колокольни открывается самый лучший вид на город, со множеством каменных церквей, которыми он наделен»./7, с. 161/

Далее идет описание Китай-города: «Эта часть обнесена высокою каменною стеною, называемою Красная стена, потому что некогда она была действительно красного цвета. Церковь Св. Троицы, построенная одним итальянским зодчим и составляющая дону из главных церквей города, находится среди этих стен как раз против Кремля. Здесь же происходит и главное торжище, всегда полное народа; также находятся большею частью лучшие господские дома, гостиный двор с купеческими товарами и замечательнейшие лавки, расположенные по отдельным улицам, смотря по роду товаров.

Третья часть этого города называется Белый город, или Белая стена. Эта часть с Китай-городом совершенно охватывает Кремль до самой Москвы-реки и имеет также свою стену. Небольшая речка Неглинная протекает через эту часть, имея с одной стороны (на одном берегу) Арсенал, а с другой – большой кабак, или дом, в котором продается водка»./7, с. 162/

Четвертая часть, находящаяся внутри земляного вала, называется Скородомом. Она огибала Белый город с востока, севера и запада; через нее протекала река Яуза. Скородом был самой большой частью города, но зато уступал двум описанным выше частям и в красоте зданий, и в зажиточности населения. Он был густо застроен бедными деревянными домиками, в которых жили мелкие ремесленники и другие посадские люди.

К четырем выше описанным частям примыкали еще две части, расположенные отдельно: Стрелецкая и Немецкая.

Основанием Стрелецкой слободы послужила слобода Налейки (Наливки), построенная великим князем Василием Ивановичем для иностранных солдат.

Немецкая слобода отделялась от Скородома небольшим полем и состояла из деревянных домиков немецкой архитектуры. В ней жили иностранцы. Чтобы не подвергаться насмешкам и оскорблениям со стороны москвичей, иноземцы, по словам Олеария, стали одеваться по-русски. Олеарий говорит, что там было больше тысячи семей.

Иностранные писатели говорят единогласно, что в Москве ни к каким иностранцам не относились с таким отвращением и недоверием, как к католикам. Многие из иностранцев принимали в Москве православную веру.

У иностранных писателей имеются различные заметки о повседневной жизни этого города. Московитяне, замечает Невиль, любят ходить пешком и ходят очень быстро. Но это замечание могло относиться только к людям из простого народа: служилый человек считал неприличным для своего звания являться на улицу пешком.

Сильно поражало иностранцев появление царицына поезда в городе. Когда, говорит Маржерет, царица прогуливается, за ее каретою следует несколько женщин, которые сидят на лошади верхом как мужчины./7, с. 171/

В полдень, в обеденное время, движение стихало, лавки закрывались. Нет, говорит Олеарий, московитянина, какого бы ни был он состояния, который не спал бы после обеда./3, с. 173/ Много некрасивых явлений замечал иностранец днем на московской улице; особенно поражало его постоянное употребление бранных слов, хотя это было запрещено царским указом.

Длинная ночь, при плохом устройстве городской полиции, давало широкий простор для промысла лихим людям. Ни один домохозяин, говорит Олеарий, не решается высунуть голову из окна, а тем более выйти из дома на помощь человеку, подвергнувшемуся нападению ночных разбойников, боясь, что последние сделают с ним то же. Ночные убийства, воровство и пожары – вот обычные явления московской жизни, отмеченные иностранцами.

Иностранцы в России посещали не только столицу, они побывали и в других городах, в том числе в Новгороде. Иностранцы говорят об огромных богатствах независимого Новгорода, бывших следствием его обширной торговли. Англичане, не без основания, называли его лучшим городом государства.

По словам Иовия, Новгород славился бесчисленным множеством зданий. Англичане доносили, что, уступая Москве в достоинстве, он значительно превосходил ее обширность.

Герберштейн замечает, что жители его отличались прежде большой мягкостью нравов и прямотой характера, но что с тех пор, как поселились в нем более грубые и криводушные жители из московских областей, нравы города сильно испортились./1, с. 201/

В конце XVI века иностранцам стал хорошо известен Псков. Герберштейн замечает, что Псков – единственный город в государстве, который весь окружен стенами. По описанию Вундерера, город был очень многолюден и делился на четыре части. Здесь жило много иностранных купцов и ремесленников. По словам Герберштейна, псковитяне отличались прежде обходительностью, торговые дела вели добросовестно, без хитрости и обмана; но со времени поселения между ними московитян нравы в Пскове, как и в Новгороде, изменились к худшему./1, с. 202/

К менее значительным по величине городам причисляются Вологда и Ярославль; последний Флетчер называет самым красивым по местоположению.

Посетив Вологду, К. де Бруин дает некоторое описание русских церквей. Он восхищен внешним их обликом: «… у большей части главы покрыты жестью, с позолоченными крестами, что производит прекрасное впечатление, когда солнце играет на этих главах и крестах»./7, с. 165/

В XVII веке на двух противоположных окраинах Московского государства важное торговое значение имели два города: один новый – Архангельск, другой старый – Астрахань.

Архангельск, по описанию Олеария, построен при устье Двины. Город невелик, но знаменит обширной торговлей; ежегодно голландские, английские и гамбургские корабли приходят туда с разными товарами.

Этот город описывается иностранцами как довольно богатый в отношении товаров широкого потребления и получающий хороший доход от таможенных пошлин.

Иностранцев удивляет некоторое неудобство в дорогах: «Когда дороги сделаются удобными для езды по снегу на санях, и лед окрепнет до того, что можно переезжать по нем реки»./7, с. 172/ К. де Бруин, побывавший в Архангельске в 1701 году, пишет о повсеместном использовании дерева при постройках зданий и улиц: «Кремль окружен бревенчатой стеною, простирающеюся одной частью до самой реки.

Что до зданий, все дома этого города построены из дерева, или, лучше сказать, из бревен, необыкновенно на вид толстых, что кажется чрезвычайно странным снаружи для зрителя. Однако же есть и хорошие дома внутри, снабженные порядочными покоями, в особенности принадлежащие иностранным купцам. Стены в этих зданиях гладкие, обшитые красиво тоненькими дощечками, и бревна в них служат отчасти лишь поддержкою строения. Гладкая сторона всегда находится потому внутри, а неровная – вне. В каждой комнате обыкновенно одна печь, затопляемая снаружи. Печи эти большею частию очень большие и устроены таким образом, что они не только не безобразят, напротив, составляют украшение комнаты, так как они изящно сделаны. Купцы заморские, как обыкновенно называют иностранных христиан, проживающие здесь, содержат в домах своих такую чистоту и опрятность, какую находим мы у наших значительнейших людей, и комнаты их наполнены картинами и рухлядью очень хорошею.

Улицы здесь покрыты ломаными бревнами и так опасны для проходящих по ним, что постоянно находишься в опасности упасть. Вдобавок в городе находятся беспорядочно разбросанные развалины домов и бревна после пожара. Но снег, выпадающий зимой, уравнивает и сглаживает все»./7, с. 168/

К. де Бруин пишет также о власти в городе, о ее распределении, сравнивая с прошлым веком. Если раньше в городе было единогласие, то впоследствии власть военная и гражданская разделилась.

Также иностранец описывает таможню, что, конечно, немаловажно для иностранных гостей: «Сюда ежедневно приезжает главный таможенный смотритель ко времени прибытия товаров для охранения доходов, извлекаемых Его царским Величеством из торговли, а также для закупки вещей, приобретенных для двора его»./7, с. 168/

Когда-то на Севере России было очень много и животных, и птиц, которые сегодня стали редкостью. Все богатство края не может не оставить яркого впечатления у иностранных гостей. В заметках К. де Бруина мы встречаем такие строки: «Что до предметов жизненной необходимости, то они находятся здесь в изобилии. Там много живности, и чрезвычайно дешевой… Много там и уток, и между прочим одна порода их, называемая гагарой, имеющая весьма быстрый полет и залетающая весьма высоко. Реки там богаты рыбой. Излишне было бы говорить о лососи, которая, как всякому известно, высылается отсюда соленая и копченая к нам и в чужие страны. Мясо также изобильно… Здесь всякий имеет индеек в своем дворе»./7, с. 170/

Об алкогольных напитках К. де Бруин пишет, проводя параллель с другими странами: «Сюда привозят вино и водку из Франции морем, но последняя очень дорога по причине большой пошлины, которою она обложена. Но в этой стране гонится своя водка из хлеба, которая очень хороша и цены умеренной. Иностранцы не пьют, кроме последней, никакой другой водки»./7, с. 174/

Также приводятся примеры товаров, экспортируемых за границу. Из России вывозили в другие страны поташ, вайду, юфту, пеньку, сало, лосиную кожу и многие другие виды пушных товаров.

Путешествие по Северу России было несколько утомительно зимой. Нужно было заранее приобретать сани. Сани покрывались оленьими шкурами и, со слов К. де Бруина, лежа на такой постели, не чувствуешь ни малейшего холода./7, с. 175/

Теперь обратимся к южной части России. Астрахань, по описанию Олеария, расположена на песчаном острове Долгом, при главном рукаве Волги. Штраус называет Астрахань одним из лучших городов Московии, как по величине, так и по красоте./3, с. 176/

Автор записок «Путешествие в Московию» отмечает особенности базара в этом городе: «После обеда татарам торговать не дозволяется, так как время это предоставлено для торгу только русским, к чему, впрочем, допускаются и армяне. Но индийцы совершают свои торговые сделки в помещении своего караван-сарая»./1, с. 208/

Особенности города описывает он так: «Большая часть улиц в нем довольно тесны, хотя и удобны для сообщения в сухую погоду, но они совершенно непроходимы в дождливое время, потому что почва земли там чрезвычайно жирная и пропитана солью, от чего она становится даже беловатою во время засухи»./1, с. 212/

Очень хвалит иностранный гость рыбу в Астрахани. Самыми лучшими он считает белугу, которая попадается иногда сажени в две длиной, и стерлядь.

Не остались без внимания и прекрасные сады астраханцев: «Там есть дыни вкуса удивительного, лучше персидских и всяких других. Виноградники свои русские растят до высоты человека, затем подрезают их так, чтобы выше они уже не росли… Но вино выделывается из того винограда, который растет в садах или в упомянутых выше виноградниках, исключительно принадлежащих царю. Вина эти красные и на вкус приятные»./1, с. 214/

Вот как пишет иностранный гость о системе орошения земель: «Жители делают большие колодцы в своих садах и проводят в них подземные каналы. Воду из этих колодцев добывают при помощи большого колеса, на которое привязывают ведра, и выливают ее в деревянные желоба, посредством которых она, проходит по всему саду. Один верблюд приводит в движение все подобные колеса, находящиеся в том или другом саду»./1, с. 216/

Не оставлены без внимания и города Сибири, которые также посещали иностранные гости.

Одно из самых ярких впечатлений о Сибири оставляют, пожалуй, сибирские зимы.

Вот отрывок описания зимы П.С. Палласа, побывавшего в этих краях в 1772 году: «Ужасный северо-западный ветер 19-го числа прекратил сию жестокую погоду, а после настали продолжительные с запада ненастья, кои снег от часу умножали. Таким образам, зима стояла умеренно и одинаково, только в конце февраля несколько сильных было морозов, которые после в теплые солнечные дни переменились, отчего по сторонам песчаных здешних гор снегу много стаяло, и верхи довольно оголились»./7, с. 180/

Красноярск отмечается автором как центр торговли с Китаем: «Российские товары в Красноярске обыкновенно дороже продаются, нежели в Иркутске, а китайские – посредственною ценою»./7, с. 181/

Поражает иностранца и низкий уровень жизни как в Красноярске, так и в России: «Вокруг Красноярска чем более урожая, тем жизнь дешевле, … хотя в благополучной сей империи нет ни одного уезда, где б на дороговизну жаловаться можно было, однако ни в которой части сего государства земные продукты так дешевле не находятся, как здесь»./7, с. 184/

По сравнению с иностранными государствами, в России, в частности в Сибири, в XVIII веке не существовало земельных ограничений, что, конечно, удивляло иностранцев: «Но если урожай уменьшится, то довольно для мужика по степи и по нагорью для заведения новой пашни места найдется»./3, с. 181/

О нераскрытых возможностях, о перспективах Сибири автор статьи «Путешествие по разным провинциям Российского государства» пишет следующее: «Да и не неудобно то учинить, чтоб в немногие столетия желанного конца достигнуть в такой стране, где, сверх изобилия, во всех потребностях для простого мужика здоровый и беспрестанными ветрами расчищенный горный воздух, чистая, по камню текущая вода и прибыльнейшие берега имеются»./7, с. 187/

Восхищен П.С. Паллас и лесом сибирским, и наличием дичи в лесах: «Во всяком лесе Красноярск, как и большая часть Сибири, имеет великое изобилие. Зимою Красноярск дичиной и разными звериными шкурами весьма доволен»./7, с. 187/ А рыбой Красноярск небогат.

Путешествуя вдоль реки Ангары, автор отмечает и особенности здешней природы, которые необычны для него: «Но оголившиеся морские берега удовольствовали меня неожиданною новостию, которая состояла в одной сомнительной в море растущей бодяге, которая от всех нынче известных бодяг отлична и нарочистой величины бывает. Ее здесь случаем собирают под именем морской губы, и в Иркутске у серебряников для очищения и глажения простых резных медных томпаковых и серебряных сосудов в употреблении»./7, с. 189/

Необычна для иностранца и продолжительность зимы русской: «Обыкновенно на Байкале лед бывает с сентября, но в этом месяце он весьма редко замерзает, а в январе наибольше держится даже до последних чисел апреля»./7, с. 191/

Ловля рыбы здесь также нова для иностранца: существует «особый род рыбных заводей, коими подымающуюся к камышам рыбу весною ловят… Таким образом, рыба, пришед к плетню, пробирается по нем в глубину и, дошед до сих углов, входит в отверстие, надеясь пройти насквозь, однако и назад не может, потому что проход так, как у верши, внутрь сужен и опущен»./1, с. 192/

Что касается вообще до характера городов в Московском государстве, то иностранцы замечали, что количество населения в них гораздо меньше, нежели можно было бы предполагать, судя по количеству зданий. В Московском государстве, как стране преимущественно землевладельческой, где в такой степени преобладала первоначальная промышленность и так слабо развито ремесло, очень немногие города подходили под понятие города в европейском смысле; остальные вообще только тем отличались от окрестных селений, что были огорожены и имели большие размеры; но большинство населения их промышляло теми же занятиями, как и окрестные сельские жители. Иностранцы говорят, что только в Москве можно было найти несколько опытных мастеров по разным ремеслам, да и те были большей частью немцы. Гваньини говорит, что когда жизненные припасы дорожали, труд мастеров еще более падал в цене, так что усиленной работою они едва могли зарабатывать себе хлеба на день./3, с. 184/

Большая часть новых городов и городков Московского государства возникала не вследствие экономических потребностей страны, но вследствие государственных соображений, по распоряжениям правительства.

ТОРГОВЛЯ В РОССИИ

Страна поставляла на рынок продукты земледелия, меха и вообще сырье, нуждалась же в продуктах непервоначальной, мануфактурной промышленности, предметах роскоши и культуры. Важнейшими торговыми пунктами были Новгород, Псков, Архангельск, Вологда, Ярославль, Астрахань. Москва имела значение преимущественно как центр внутреннего торгового движения.

Цены товаров (мяса, рыбы и т.д.), свозившихся в Москву, казались иностранцам необыкновенно дешевыми.

По Волге шло самое оживленное торговое движение. Здесь была самая многолюдная, по словам Герберштейна, ярмарка в целом государстве. Торговля здесь была исключительно меновая: вещи меняли преимущественно на меха. Ярославль славился своей торговлей кожами, салом и хлебом.

Первое место в торговле мехами и другими произведениями Севера занимались холмогоры. О меховой промышленности находим некоторые любопытные подробности у иностранцев XVI века, преимущественно у Герберштейна. Иовию объясняли прежнюю дешевизну мехов тем, что жители отдаленного севера по простоте своей прежде часто меняли их на самые дешевые вещи московским купцам.

Очень большое значение для торговли имела зима со своими снегами и льдами. Кроме оленей, для перевозки тяжестей на севере употребляли, по свидетельству Герберштейна, больших собак, запрягая их в сани.

Иностранцы сообщают несколько известий о состоянии средств сообщения в Московском государстве. Сообщение между Москвой и пограничными городами производилось посредством ямов. Ямские дворы становились на расстоянии 6, 10 даже 12 миль один от другого. Ямщик выезжал летом на небольшой телеге, запряженной одной лошадью, а зимой – на небольших санях. Ездили очень быстро, особенно зимой; такая быстрота, говорит Герберштейн, тем более удивительна, что лошади здесь очень малы и содержатся гораздо хуже, чем у нас./1, с. 224/

Из слов Олеария видно, что кроме ямщиков извозом занимались и простые крестьяне. Иностранные путешественники сильно жалуются на бесчисленные затруднения, с которыми соединено было путешествие по Московскому государству. Многие из этих затруднений происходили от редкого населения страны: постоялые дворы попадались редко; в селах не всегда можно было достать хлеба за деньги.

Дженкинсом советует всякому, предпринимающему поездку по России, непременно иметь при себе топор, огниво с трутом, котел и пищу на всю дорогу./3, с. 185/ Путешественнику грозила опасность от хищных зверей, а также разбойников, которые промышляли по большим дорогам. Стремясь завязать политические отношения с западноевропейскими государствами, московское правительство вместе с тем старалось завести с ними и длительные торговые отношения.

В торговле Москвы с Востоком важным пунктом торговли была Астрахань. По английским известиям из Бухарии привозили в Астрахань и Москву пряные коренья, мускус, серую амбру, ревень, хлопчатобумажные материалы, шелк, краски, также меха, которые они скупали в Сибири; драгоценные камни привозились в Москву с Востока в таком количестве, что иностранцы из Западной Европы дивились низким ценам, по которым они продавались в Москве. По словам Коллинса, русские привозили из Китая через Сибирь чай и баньян.

Компания лондонских купцов, составившаяся для торговли с Россией, деятельно провела завязавшиеся отношения с отдаленной Московией и старалась надежными средствами обеспечить успех своего дела. Она имела своих агентов в России, которые должны были там провести анализ рынка. Англия снабжала Россию через компанию не только своими, но и чужими товарами. В Холмогорах сосредоточилось торговое движение северного приморского края. Кроме дворов в Вологде, Холмогоров и у пристани Св. Николы, у англичан был еще двор в Ярославле.

Действуя с помощью льгот, предоставленных московским правительством, компания давила русских торговых людей: последние чувствовали свое бессилие перед богатыми и ловкими английскими купцами, которые действовали соединенными силами, систематически; русские торговые люди не могли сторговаться с ними и ненавидели их за привилегированное положение в России.

Преобладающее значение в торговле на севере Московского государства получили голландские купцы; по словам Невиля, они держали в Архангельске более 200 агентов, которые зимой ездили в Москву и другие города для закупки русских товаров. Архангельск был главным местом сбыта хлеба за границу. Купцы фламандские и гамбургские, по свидетельству Невиля, вывозили из России через Архангельск преимущественно воск и железо.

Англичане отдавали Новгороду решительное преимущество перед Москвой в торговом отношении. Торговля с русскими через Псков, по словам Любека, составляла для жителей ганзейских городов один из главных источников пропитания и благосостояния.

Сравнивая изложенные известия о восточной и западной торговле Московского государства, мы находим разницу между той и другой относительно предметов вывоза; в товарах, отпускавшихся на Восток, преобладали продукты более или менее обработанные; на Запад, напротив, Московская земля отпускала почти исключительно сырье. Между тем, с половины XVI века торговые связи Московского государства расширяются.

Герберштейн отзывается о торговых людях Москвы следующим образом: «Они ведут торговлю с величайшим лукавством и обманом. Покупая иностранные товары, они всегда понижают их цену наполовину. Иностранцам они все продают дороже. Если при сделке неосторожно обмолвишься, обещаешь что-нибудь, они в точности припомнят это и настойчиво будут требовать исполнения обещания, а сами очень редко исполняют то, что обещают. Есть у них обычай ставить себя посредником между продавцом и покупателем, и, взяв подарки особо и с той, и с другой стороны, обеим обещать свое верное содействие»./1, с. 251/

Вообще, народ в Москве, со слов того же Герберштейна, гораздо хитрее и лукавее всех прочих, и особенно вероломен при исполнении обязательств; они и сами прекрасно знают об этом обстоятельстве, а потому всякий раз, когда обращаются с иностранцами, притворяются, будто они не московиты, а пришельцы, желая тем внушить к себе большее доверие./1, с. 252/

Из всех этих известий видно, что торговля московских купцов с иностранцами носила на себе в сильной степени характер игры. Московские купцы, по словам Олеария, высоко ставили в купце ловкость и изворотливость, говоря, что это – дар божий, без которого не следует и приниматься за торговлю.

Главнейшие доходы России получаются из мехов, хлеба, кожи, поташа, смолы, сала и другого сырья. Много дохода приносят и кабаки, принадлежащие царю. Таможня также доставляет значительные доходы.

КУЛЬТУРА И РЕЛИГИЯ

О религии много писал Герберштейн в своих «записках о Московии»: «С самого начала и до сего дня русские пребывают в христианской вере греческого исповедания. Русские открыто похваляются в своих летописях, что ранее Владимира и Ольги земля русская получила крещение и благословение от апостола Христова Андрея, который, по их свидетельству, прибыл из Греции к устьям Борисфена, приплыл вверх по реке к горам, где ныне находится Киев, и там благословил и крестил всю землю. Он воздвиг там свой крест и предсказал, что на том месте будет великая благодать божья и много христианских церквей»./1, с. 261/

Социальное и материальное положение священников было следующее: «Священники содержатся обычно на взносы прихожан, им назначаются маленькие домики с полями (и лугами)… Приношения им весьма скудны. Храмы без священника крайне редки; священник обязан совершать богослужение только три раза в неделю.

Одеяние у них почти такое же, как и у мирян, за исключением небольшой круглой шапочки, которой они прикрывают выбритое место, надевая поверх большую шляпу против солнца и дождя; или они носят продолговатую шляпу из бобрового меха серого цвета. У всех есть палки, на которые они опираются; эти палки называются посохами»./1, с. 261/

Также Герберштейн описывает церемонию исповеди и отношение к ней людей: «Хотя исповедь и полагается по их уставу, простой народ думает, что это дело государей и что она преимущественно приличествует знатным господам и наиболее именитым мужам. Исповедуются около праздника Пасхи с великим сердечным сокрушением и благоговением. Исповедующий вместе с исповедующимся становятся посередине храма, обратив лицо к какой-нибудь иконе, нарочно для этого поставленной. Затем по окончании исповеди и наложения сообразно с родом греха покаяния они преклоняются перед этой иконой, осеняют крестным знамением лоб и грудь и, наконец, с громким стенанием восклицают: «Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй нас!» – ибо эта молитва у них общепринята. Существует множество причин, к тому же совершенно ничтожных, по которым у них запрещается вход в церковь, однако не допущенные становятся обычно у дверей и оттуда видят и слышат священнодействие так же, как если бы они были в храме»./1, с. 262/

Некоторые религиозные традиции и обряды отличаются у православных в России от католиков в Европе. Естественно, это вызывает интерес европейцев, и они, приезжая в Россию, описывают их. Одну из таких записей оставил нам Герберштейн. Вот как описывает он обряд причастия: «Причащаются они под обоими видами, соединяя хлеб с вином, то есть тело с кровью. Священник берет лжицею частицу из чаши и подает ее причащающемуся. Всякий может принимать тело Господне столько раз в году, сколько ему будет угодно, но при условии предварительной исповеди; впрочем, у них есть для того и установленное время – около праздника Пасхи»./1, с. 265/

Вот как говорит Герберштейн о праздниках, отмечаемых в России: «Именитые мужи чтут праздничные дни тем, что по окончании богослужения устраивают пиршество и пьянство и облекаются в белые нарядные одеяния, а простой народ по большей части работает, говоря, что праздничать и воздерживаться от работы – дело городское. Граждане и ремесленники присутствуют на богослужении, по окончании которого возвращаются к работе, считая, что заняться работой более богоугодно, чем попусту растрачивать достаток и время на питье, игру и тому подобные дела. Человеку простого звания запрещены напитки: пиво и мед, но все же им позволено пить в некоторые особо торжественные дни, как, например, Рождество Господне и другие дни, в которые они воздерживаются от работы, конечно, не из набожности, а скорее для пьянствования. Праздник Троицы они справляют в понедельник во время праздника Пятидесятницы. В восьмой же день Пятидесятницы – праздник Всех Святых. А день Тела Христова, как это в обычае у нас, они не чтут»./1, с. 267/

Особое внимание среди всех праздников на Руси, конечно, уделялось свадьбе. Это целый комплекс определенных обрядов, правил и традиций, исходящих из глубины веков.

«Бесчестным и позорным считается для молодого человека самому свататься за девушку, – пишет Герберштейн. Дело отца – обратиться к юноше с предложением жениться на его дочери. Потом, если родители юноши и изъявляют согласие, они собираются вместе и обсуждают, что отец хочет дать дочери в приданое. Затем, определив приданое, назначают день свадьбы. В качестве приданого чаще всего даются лошади, платье, оружие, скот и т.д. Приглашенные на свадьбу редко приносят деньги, но все же присылают невесте дары, каждый из которых жених старательно помечает и откладывает»./1, с. 271/

До нас дошло описание свадебной церемонии времен Петра I. Один из иностранных гостей присутствовал на свадьбе боярина И.Ф. Головина, сына первого государственного министра, с А.Б. Шереметьевой, дочерью фельдмаршала Шереметьева. На свадьбе был царь Петр I и другие гости. К. де Бруин был на обряде венчания и приводит его описание: «Когда начался обряд, священник стал перед брачащимися и начал читать книгу, которую держал в руке, после чего жених надел кольцо на палец своей невесты. Тогда священник взял два гладких венца, раззолоченных на диво, дал их поцеловать брачащимся и затем возложил их на головы жениху и невесте. Затем он снова начал читать и, соединив правые руки жениха и невесты, повел их таким образом троекратно вокруг по часовне. После этого священник взял чашку с красным вином, которого и дал выпить жениху и невесте. Эти последние, отпивши вина, возвратили чашку священнику, который и передал ее служившим при нем… Священник дал брачное благославление, а его величество приказал жениху поцеловать невесту. Невеста обнаружила сначала некоторое сопротивление, но по вторичному приказанию царя она повиновалась и поцеловалась с женихом. После этого прежним порядком отправились в свадебный дом.

Немного спустя сели кушать: молодой – меж мужчинами, а молодая – меж женщинами, за общим столом в большом покое. Свадебный пир продолжался три дня сряду, которые проведены были в пляске и в других всевозможных удовольствиях. На третий день угощали дворецких»./7, с. 201/

Однако брак не всегда был прочным, как того хотелось. Не всегда мужья были верны женам, а жены – мужьям. И Герберштейн рассказывает об изменах супругов: «Прелюбодеянием у них считается тот случай, когда кто-либо имел общение с чужой женой. Любовь между супругами по большей части умеренна, в особенности у мужей именитых и знатных. Это происходит оттого, что они женятся на девушках, которых раньше никогда не видели, а затем, занятые государственной службой, вынуждены бывают покидать жен и в это время пятнают себя позорными связями на стороне. Развод они допускают и дают разводную грамоту; однако тщательно скрывают это, ибо знают, что это вопреки вере и уставам»./1, с. 275/

Не остались без внимания иностранцев, конечно же, русские женщины. Описание ее внешности оставил в своих записках К. де Бруин: «Надо заметить, что открытая прическа обозначает девицу, потому что было бы бесчестьем для замужней женщины, если бы она явилась с непокрытой головой. Женщины носят на голове меховую шапочку. Называется она треух. Головной убор девиц имеет вид короны и усеян жемчугом и бриллиантами, называется он перевязью. Некоторые привязывают к этому убору ленты, называемые связки. Украшения, носимые девицами на шее, называются ожерелья, а в ушах – серьги. Верхняя одежда их, подбитая мехом, называется шубой, нижняя – телогрейкой или сарафаном, сорочкой или рубахой. Браслет или украшение на руках называется у них зарукавье. На ногах носят они так называемые чулки, а обувь их из красной или желтой кожи, с высокими каблуками и острыми носами, называется башмаками»./7, с. 203/

Однако женщины занимали далеко не лучшее место в обществе. «Положение женщины весьма плачевно, – пишет Герберштейн. – Они (московиты) не верят в честь женщины, если она не живет взаперти дома и не находится под такой охраной, что никуда не выходит. Они отказывают женщине в целомудрии, если она позволяет смотреть на себя посторонним или иностранцам. Заключенные дома, они только прядут и сучат нитки, не имея совершенно никакого голоса и участия в хозяйстве; все домашние работы считаются делом рабов. Весьма редко допускаются женщины в храм, еще реже – на беседы с друзьями, и то только в том случае, если эти друзья – совершенные старики и свободны от всякого подозрения»./1, с. 211/

Но несмотря на это рождались девочки, вырастали, выходили замуж и сами рожали детей. Рождение ребенка было радостным событием в семье, и, конечно, были определенные традиции и обычаи в связи с этим.

«Как только родится у кого дитя, – пишет К. де Бруин, – тотчас посылают за священником, чтобы отправили молитву очищения. Но очищение это простирается тоже и на всех присутствующих при молитве, у которых священник спрашивает имена и которых благославляет. К новорожденному не впускают никого прежде священника. По прибытии священника новорожденному дают имя по имени того святого, память которого празднуется за восемь дней до рождения или через восемь дней после рождения дитяти. В то же время ребенка причащают Святым Таинством по их обыкновению прежде крещения его, что, в особенности делается у людей значительных. Крестят охотнее новорожденных по истечении пяти или шести недель, когда они здоровы и крепки. При рождении мальчика мать берет очистительную молитву через пять недель, после чего она отправляется в церковь, при рождении девочки – через шесть недель. Тогда же избирают (для крещения) крестных отца и мать, которых не переменяют уже впоследствии. Эти крестные отцы и матери не могут вступить между собою в брак, и невозможность эта простирается даже до третьей степени духовного родства»./7, с. 215/

«Самое распространенное препровождение времени у русских, – сообщает К. де Бруин, – считается соколиная охота на птиц и с гончими собаками на зайцев. Кроме этих, у них мало обыкновенных развлечений. Самыми распространенными музыкальными инструментами были арфа на четырех струнах (гусли), цимбалы, волынка и охотничий рожок. Русские находят большое удовольствие глазеть во время работы на калек и пьяных, уже через меру выпивших.

Когда русские отправляются к кому-либо в гости, то садятся обедать в 10 часов утра и расходятся в час пополудни, чтобы уснуть дома, – зимою ли, летом ли.

Что касается нравов этих людей, то в отношениях своих наблюдают они между собою довольно странный обычай. Пришедши куда-нибудь и вступивши в комнату, они не говорят прежде ни слова, но ищут глазами изображение какого ни есть святого, которое всегда имеется в каждом покое. Отыскав оное, они кладут перед ним три поклона, осеняя себя в тоже время крестным знамением и, произнося «Господи, помилуй!» или же «Мир дому и живущим в нем!», и опять совершают крестное знамение, затем они уже здороваются с хозяевами и ведут с ними беседу.

Господа, находясь дома, обыкновенно сидят и редко или никогда не занимаются чем-нибудь прохаживаясь»./7, с. 217/

«Шьют они совсем отлично от нас, – рассказывает К. де Бруин, – они надевают наперсток не на первый палец, который вместе с большим, употребляют для того, чтобы тянуть иглу с ниткой к себе, а не от себя, как это делается у нас. Они помогают себе в шитье ногами, которые у них обыкновенно босые, и мастерски придерживают двумя первыми пальцами ноги, материю, которую шьют, точно так же как у нас, придерживают ее коленами или прикалывают ее к чему-нибудь»./7, с. 218/

Существуют определенные обычаи и традиции, отличающиеся от заграничных, и при погребении человека. Иностранные путешественники описывают их следующим образом: «При похоронах или погребении русских, особенно у знатных людей, все друзья покойного обоего пола провожают тело, даже не приглашаемые к тому. Покойника кладут в гроб, который несут на носилках от четырех до шести человек, гроб покрывается богатым погребальным покровом, а верх, который следует впереди тела, обивается сукном подешевле. Женщины, ближайшие к покойному, поднимают громкие вопли и причитания, по греческому обычаю. Священники также громко поют похоронные песни; но у простолюдинов вообще все это совершается с гораздо меньшей торжественностью»./3, с. 201/

«Никто из них не верит в чистилище, – считает Герберштейн, – говорят, что у каждого усопшего есть свое место по его заслугам; и они полагают, что душа, отделившись от тела, не подлежит наказанию, ибо если душа осквернила себя, находясь в теле, то искуплению она должна подвергнуться вместе с телом. Что же касается заупокойной службы, которую они справляют по усопшим, то они веруют, что этим можно вымолить и добиться для души более сносного места, находясь в котором, было бы легче ожидать будущего суда. Святой водой никто не кропит себя сам, а может получить окропление только от священника. Кладбища для погребения тел они не освящают, ибо говорят, что земля сама освящается помазанными и освященными телами, а не тела землей»./1, с. 271/

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

В данной работе анализируются различные высказывания иностранцев о России. Главная проблема этой работы – какой видят Россию иностранцы на протяжении XV – XIX веков. Кроме этого ставится вопрос о том, какое значение имели записки иностранцев о России для русского человека.

Описать многие явления русской жизни, высказать непосредственное впечатление, иностранец мог лучше и полнее, чем человек, привыкший к ним. С этой стороны записки иностранцев могут служить важным дополнением к отечественным историческим памятникам.

Главным источником, из которого черпали иностранные путешественники описываемого времени свои сведения о Московском государстве, служило, разумеется, их непосредственное наблюдение. Немногие из иностранцев знали русский язык и пользовались для изучения истории и современного им состояния Московии туземными литературными памятниками: таков был Герберштейн, хорошо знавший русский язык. Многие иностранные писатели сильно жалуются на это и сознаются, что от самих русских намного сложнее добиться верных сведений об их отечестве.

Понятно, как разборчиво и осторожно нужно пользоваться известиями иностранцев о Московском государстве: за немногими исключениями, они писали наугад, по слухам, делали общие выводы по исключительным, случайным явлениям, а публика, которая читала их сочинения, не могла ни возражать им, ни проверять их показаний: недаром один из иностранных писателей еще в начале XVIII века принужден был сказать, что русский народ в продолжении многих веков имел то несчастье, что каждый свободно мог распускать о нем по свету всевозможные нелепости, не опасаясь встретить возражение.

Заметки заезжего иностранца могли быть беглые и поверхностные, любопытные и не только.

Много говорят о русской привычке думать и действовать толпой, миром. Это, возможно, является особенностью национального характера русских.

Будничная обстановка жизни, повседневные явления, мимо которых без внимания проходили современники, прежде всего останавливали на себе внимание чужого наблюдателя.

Кроме того, иностранцы пытаются объяснить и происходящее в России, а самое интересное – истоки происходящего.

В отношениях западноевропейского мира к древней России есть две черты, по-видимому, не исключающие одна другую и, однако ж, существовавшие рядом, благодаря особенным условиям, в которых находилась древняя Россия. С одной стороны, ввиду отчуждения между Западной Европой и Россией западноевропейское общество оставалось почти в совершенном неведении о положении и судьбах России; вследствие этого неведения в нем распространились и укрепились странные представления об этой стране.

В наши дни эта проблема также существует. Как Россию воспринимают в мире, на мировом рынке – одна из важнейших сторон ее экономического и политического положения на сегодняшний день. В период кризиса, тяжелый для нашей страны, когда иностранные инвестиции имеют большое значение для российской экономики, это очень важно. К сожалению, Россия во многом зависит сейчас от зарубежных инвесторов, и поэтому очень важно, как воспринимают Россию иностранцы. В основном, они не видят в русских людях серьезных деловых партнеров, что, как видно, уходит корнями в прошлое, откуда вытекает много причин настоящего. Поэтому прошлое нужно изучать, чтобы понять происходящее сегодня. Исследование оценок иностранцев России необходимо именно сейчас, чтобы лучше понять сложившуюся ситуацию в стране.

БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЙ СПИСОК

Герберштейн С. Записки о Московии (XV – XVI века). – Москва, 1988 г., 620 с.

Горсей Д. Записки о России XVI – начало XVII веков. – Москва, 1990 г., 405 с.

Ключевский В. О. Сказания иностранцев о Московском государстве. – Москва, 1991 г., 334 с.

Кюстин А. де. Николаевская Россия. – Москва, 1990 г., 382 с.

Кюстин А. де. Россия в 1839 году. – Москва, 1992 г., 215 с.

Россия 1-ой половины XIX века глазами иностранцев. – Ленинград, 1991 г., 482 с.

Россия XVIII века глазами иностранцев. – Ленинград, 1989 г., 346 с.

Русское общество 30-х годов XIX века. Люди и идеи. Мемуары современников. – Москва, 1989 г., 556 с.

Скрынников Г. П. Проезжая по Московии. – Москва, 1991 г., 420 с.