История школьных реформ

Введение

Школьная реформа началась на этот раз без длительной «артиллерийской подготовки», внезапно: первые реальные шаги предприняты практически одновременно с публикацией многословных концепций. Признаюсь (и надеюсь, не один я), что был захвачен реформой врасплох. Я игнорировал едва заметные несколько месяцев назад «подвижки грунта» (создание в середине июля правительственной комиссии по проведению «очередного этапа») и считал лихорадочную подготовку различных проектов рутинной клановой борьбой в околовластных кругах, которая если и преследует какие-либо цели вообще, то такие, которые никого за пределами этого круга не интересуют. Ан нет. Похоже на этот раз одними словами дело не ограничится и последуют «крутые полумеры». Есть уже предположения, что это будут за меры. Но об этом позже.

Образовательная реформа в документах и в зеркале СМИ

Кратко суммируем, что известно о реформе. 19 августа 1997 г. в газете «Первое сентября» появился обширный документ «Основные положения концепции очередного этапа реформирования системы образования в Российской Федерации». Этот документ полностью воспроизведен в «Курьере образования (КО)» N 2 за 1997 г. Второй раз тот же самый документ был опубликован в «Учительской газете» (N 33-34). Напор авторов в распространении своих идей сыграл с ними милую шутку. Так как текстов у нас никто не сличает, то публикация в «УГ» была воспринята как следующий вариант концепции. Причем не только СМИ, то же самое считают, например, в аппарате Государственной Думы. Так появился очередной «поручик Киже». На самом деле так называемый «ранний вариант» и «проект Кинелева» — один и тот же текст. Так и я буду его называть в дальнейшем («проект Кинелева»), что не вполне справедливо, так как реально (об этом уже сообщали наиболее информированные издания) текст практически единолично написан довольно известным человеком, но не В.Г. Кинелевым.

Это громоздкий и странный документ. В самом его начале, говоря о современном состоянии системы образования в России, авторы оценивают это состояние весьма оптимистически:«В суровом противоборстве этих процессов [один ведет систему образования к обвалу, а второй — самодвижение системы, препятствующее этому обвалу] второй сегодня явно одерживает верх. ...[Система образования] не только «выживает», но полнокровно живет — пусть трудно, но живет и при этом достаточно интенсивно развивается... Спад в системе образования оказался гораздо меньше, чем в других отраслях народного хозяйства». И я склонен согласиться с этим выводом авторов. Как начинал директор моей школы, желая кого-либо похвалить: «На фоне всеобщего безобразия...»

Так зачем нужно сотрясать реформой то, что способно к саморазвитию, выдержало испытание кризисом и уже «внутренне отряхнулось»? (Ни армия, ни здравоохранение, ни наука не могут похвастаться тем, что «внутренне встряхнулись»). На 80—90% документ — перечисление болячек, которыми страдают образовательные системы стран всего мира, включая экономически наиболее развитые, и мероприятий, призванных их ликвидировать (в их числе и много вполне разумных). Но в этих мероприятиях нет на первый взгляд стержня, системообразующего начала, которое невольно ищешь в документе такого рода.

И только в его средине появляется фраза, которая имеет отношение к самой сути предлагаемых изменений: «Кардинальная разгрузка содержания образования становится главным направлением реформирования школьного образования в ближайшие годы». И конкретно: «Сократить обязательную аудиторскую нагрузку на 10—20%».

Тщетно я искал в документе честного объяснения, зачем это нужно. Я могу привести массу разбросанных по тексту намеков и предложений читателю проявить догадливость, но, видимо, на поставленный вопрос придется отвечать самому.

Перейдем к следующему обширному документу, опубликованному «Учительской газетой» 9 сентября 1997 г. и газетой «Первое сентября» 16 сентября : «Концепция организационно-экономической реформы системы образования России». Он полностью воспроизводится в данном номере «КО» N 3 за 1997 г. Он носит вроде бы более официальный характер (хотя это только «аналитическая записка», и заказчики документа явно оставляют для себя возможность дать задний ход), а часть его авторов — занимает высокие посты в Минобразования (я назову его проектом Асмолова, у проекта есть еще рабочее приложение, программа-минимум, рассчитанная на 2—3-летний срок). И здесь истинные цели реформы запрятаны под толстым слоем словесной шелухи. Правда, для тех, кто все-таки хочет откопать этот смысл, в преамбуле к документу содержится подсказка: мы живем в условиях «нарастающих ресурсных ограничений».

Если «проект Кинелева» остался практически незамеченным в течение нескольких недель, (статья В.П. Зинченко, перепечатанная в N 2 «КО», была направлена больше против самого зуда реформаторства в сфере образования), то на проект Асмолова последовал целый ряд откликов, обзор которых мы приводим в текущем номере «КО»).

Что же предлагается в этом документе? Во-первых, устанавливается некоторая верхняя планка нагрузки учащегося, определяемая его физиологическими возможностями (в этом оба рассматриваемые документа едины). Во-вторых, государство осуществляет «подушевое финансирование на уровне государственного стандарта». В-третьих, оставшийся просвет в учебных часах между верхней планкой и «уровнем стандарта» заполняется за счет предоставления «дополнительных образовательных услуг», которые могут быть оплачены регионом, муниципальными властями, благотворительными организациями и родителями (курсив документа).

Курирующий реформу вице-премьер О.Н. Сысуев, выступая в прямом эфире радио «Эхо Москвы», был более конкретен: физическим и юридическим лицам, согласившимся материально поддержать данное образовательное учреждение, обещаны налоговые скидки и представительство в его попечительском совете, который будет наблюдать, в частности, за исполнением школьного бюджета.

А теперь вопрос: что ждет ученика со знаниями на уровне «государственного стандарта» за порогом школы? Или поставим вопрос в другой форме: на какие затраты времени и денег должны быть готовы родители, чтобы их «стандартное» чадо могло конкурировать на сужающемся рынке труда, сколько нужно еще заплатить (деньгами, временем, энергией), чтобы получить полноценное профессиональное образование? В ответ — молчание.

Косвенный ответ можно найти в проекте Кинелева (концепции, хотя и написаны конкурирующими группами, возникли в одной среде, в которой циркулируют одни и те же оценки и идеи): «Требования к уровню подготовленности школьников должны определяться эмпирическим путем, с учетом возможностей подавляющего большинства учащихся». То есть стандарт будет требовать то, чему средне(статистический) учитель может научить средне(статистического) ученика. Ответ не радующий, но реалистичный.

А вот г-на Сысуева как раз существующий средний уровень и не устраивает. Он видит весь смысл реформы в повышении этого уровня. По его словам (сказанным в упоминавшей выше радиопередаче), этот уровень недопустимо низок. Правда, единственный довод, который он смог привести в защиту своей точки зрения, состоял в том, что на Западе не признают наших дипломов о высшем образовании, кроме диплома Физтеха.

Обилие цифр в проекте Асмолова по сравнению с проектом Кинелева, похоже настроило средства СМИ в пользу первого проекта, и вообще в публикациях различие между проектами несколько преувеличивается. На меня цифры в проекте Асмолова производят впечатление очень грубых оценок, которым сами авторы документа не слишком доверяют (взять хотя бы долю затрат на образование в ВВП, которая, по мнению составителей, занижается Госкомстатом в два (!) раза. Цифры, которыми оперировали составители концепции Асмолова приведены в публикации «Финансовых известий» (N 79).

Но не будем спорить о цифрах, более точных сейчас не появится в виду плачевного состояния статистики образования. Посмотрим, как они используются. Многим средствам массовой информации понравилось, например, содержащееся в концепции Асмолова предложение о подушевой плате школе за учащегося. Здравое, на первый взгляд, предложение и направлено на благое дело — выравнивание затрат на образование в различных регионах России. Различия на самом деле вопиющие: в 1994 г. (более свежих данных у меня нет, но едва ли они качественно отличаются от приведенных) эти затраты отличались в два раза, даже если отбросить по 10% наиболее зажиточных (в том числе г. Москву) и наиболее бедных регионов. Но это различие отражает уровень благосостояния регионов, и если попытаться выровнять его в одной узкой сфере — в образовании, — то эффект легко предсказать (аналогии широко известны): бедные регионы будут затыкать образовательными деньгами другие дыры, а богатые сделают все, чтобы денег не отдавать. Выровнять положение в образовании удастся, только выравнивая экономическое положение регионов в целом, что, конечно, дело не скорое.

Борьба группировок, судьбы министров, о которых взахлеб пишет пресса (статья Г. Целмса в «Огоньке» довольно типичный пример), — предметы, конечно захватывающие, но судьба школы — сюжет поважнее. Из публикаций, посвященных реформе, я бы выделил статью Б. Старцева в «Итогах», с которой я во многом согласен; к тому же в ней есть несколько любопытных закулисных деталей).

Среди материалов, посланных в комиссию по реформе, есть еще приводимая в данном номере «КО» записка В. Борисенкова, Ю. Громыко, В. Давывова, В. Зинченко и В. Шукшунова «За качество нужно платить. Тем более за новое» (напечатана в «УГ» от 9 сентября 1997 г.). К сожалению, интересные идеи, содержащиеся в этом документе, не имеют прямого отношения к общему среднему образованию, а лишь к среднему и высшему специальным.

В чем же суть реформы?

Образовательная статистика России свидетельствует, что у нас вообще нет общего среднего образования, есть незаконченное специальное. В самом деле: из каждых 100 родившихся на ее территории детей 55 спустя 16—17 лет получат аттестат зрелости и практически все тут же попытаются продолжить образование, причем примерно 40 (непосредственно после школы или после некоторого перерыва) — в высшей школе (обрести диплом при этом удастся только 20). Десятилетиями спрос ВПК, армии, науки на высококвалифицированных станочников, программистов, конструкторов и т.п. казался неограниченным. Но почти нигде не были нужны обладатели одного аттестата зрелости, без специальных знаний. Профессия приобреталась на всю жизнь, поощрялся профессиональный рост, но никак не быстрая смена специальности.

Но вот ситуация на рынке труда резко меняется: производству нужны аккуратные сборщики, сервису — вежливые служащие бензоколонок, бизнесу — расторопные менеджеры, педантичные нотариусы и бухгалтеры, причем все — готовые к постоянной смене места работы и вида занятий. Настроена на это в какой-то степени учащаяся молодежь, в меньшей — поколение родителей и уж совсем не настроена система образования. Поэтому она объективно нуждается в радикальной модернизации, результатом которой, скорее всего, будет превращение средней общеобразовательной школы из промежуточной остановки в конечный пункт для значительной части молодежи. При этом многообразие видов средней школы и способов совмещения общего среднего образования со специальным, по-видимому, только возрастет. Осмысленным станет увеличение продолжительности общего среднего образования до 12 лет, как это и предлагается сегодняшними реформаторами, так как реально эта продолжительность будет не выше продолжительности тотального специального образования. В среднем молодежи придется раньше начинать зарабатывать на жизнь. Одновременно резко сократится суммарный спрос на специалистов с высшим образованием. Рост потребности в отдельных видах специалистов, которых раньше готовилось крайне мало, экспорт образовательных услуг и другие меры смягчат шок для системы высшего образования, но не более того.

Мне кажется, что «внутренне отряхнувшись» образование может сделать только одно — приспособиться к новой ситуации на рынке труда. Изменения на нем уже давно почувствовали молодые люди и их родители. Их ответ на вызов рынка — проявление возросшей экономической ответственности. Люди стремятся, пока это возможно, бесплатно или по крайней мере дешево приобрести образование с тем, чтобы подороже продавать себя на внутреннем и зарубежном рынке рабочей силы. Об этом свидетельствуют результаты опросов, проведенных фондом «Общественное мнение». Как правило, в нашей школе перегружен тот, кто сам этого хочет. Кто не хочет, особенно себя не перетруждает.

Проекты образовательной реформы - это ответ государства на тот же вызов, и он дан в полном соответствии с принципами рыночной экономики. Не афишируемый, но очевидный смысл этой реформы — ограничить доступ к бесплатному пирогу и заставить платить за обучение реальные деньги, чтобы снизить нагрузку на бюджет. Эта система уже работает в высшем образовании, пришел черед средней школы. В проекте Кинелева не говорится, что эти деньги будет собирать сама школа, но у государства есть средства через налоговую систему получить свою долю с платных курсов, репетиторов и т.д. В новом Налоговом кодексе механизм взимания соответствующих налогов уже детально прописан ( познакомьтесь с интервью эксперта Института проблем переходного периода в передаче радиостанции «Эхо Москвы» от 19 октября сего года ).

Школа стала объектом реформирования по причинам прямо противоположным тем, по которым реформируется, например, наука. Наука не имеет выхода на средства частных лиц, — сейчас эти средства единственный источник, из которого государство что-то может получить, — а школа имеет, в этом и причина ее среднестатистического благополучия (прошу не бросаться в меня тяжелыми предметами: кому-то из этого благополучия досталась дырка, а кому-то бублик). Государство предлагает школе поделиться. В явном виде это предложение содержится в проекте нового «Налогового кодекса РФ».

Я считаю, что государство только бы выиграло, воздержавшись от такого ответа на вызов рынка. Но прежде чем приводить возражения, попытаюсь встать на точку зрения реформаторов.

4. Апология школьной реформы

Взглянем однако на предлагаемую реформу как бы из «из прекрасного далека», отвлекаясь от многих реалий нашего времени и от второстепенных, на мой взгляд, различий между концепциями реформы.

И взгляду нашему откроется слегка подпорченная враньем, но не лишенная достоинств картина. Между школьной подготовкой и требованиями вуза, которые отражают (хотя и не точно) требования рынка труда, всегда существовал зазор. Сегодня этот зазор вполне сознательно предлагают увеличить за счет снижения оплачиваемого из бюджета уровня подготовки учащихся общеобразовательной школы. Хотите преодолеть этот зазор — платите. Значительная часть обоих документов — детализированные предложения, направленные на то, чтобы эта плата оставалась в системе образования, а не пополняла исключительно частный карман.

В результате реформы с дистанции сходят те молодые люди, для кого «верхнее образование» не было ценностью само по себе, а приобреталось в угоду моде или по другим общеизвестным причинам. Из-за сужения рынка обострится конкуренция между вузами, школой и подготовительными курсами и т.д. Устанавливается новый уровень цен на соответствующие услуги. Родители из тех социальных групп, где отсутствие высшего образования воспринимается как катастрофа, начнут заранее копить деньги на свое «социальное воспроизводство». Повысится рыночная стоимость «интеллектуального труда» и наступит блаженный для либерального сознания миг возвращения обывателю изъятых государством денег. Кто знает, может на этом пути мы решим извечную русскую проблему интеллигентной бедности.

В конце концов, эта реформа — вполне закономерный шаг на пути к тому состоянию, которое долгое время было мечтой учителей и родителей: единая советская школа окончательно распадется на гимназии, лицеи, реальные училища и церковноприходские школы. Общее среднее образование станет реальной ценностью. Определяя ребенка в среднее учебное заведение, родители будут выбирать для него жизненный путь в соответствии с традициями и возможностями семьи. А на следующем витке новое поколение будет искать путей снижения барьеров, разделяющих школы разного типа и т.д.

Наконец, в России уже есть немало людей, которые вообще не поймут, почему разгорелся такой сыр-бор вокруг этой реформы. Не поймет, например, родитель, позвонивший администратору платного вуза:

— Родитель. Сколько стоит у вас обучение?

— Администратор. Пять тысяч долларов.

— Родитель. В месяц?

— Администратор. Помилуйте! В год...

— Родитель (с явным раздражением). Ну тогда хотя бы за пять лет вперед заплатить можно?

Уверяю, что это не анекдот из серии о «новых русских», а быль.

Можно еще долго рассуждать в этом духе, если бы не печальные обстоятельства, о которых мы «на минутку» забыли. Чтобы решить, поддерживать ли реформу, нужно взглянуть на контекст, в котором ее предполагается осуществлять.

В ряду других реформ...

Летом в пользу того, что никаких существенных инициатив в сфере образования правительство предпринимать не будет, говорил внушительный список реформ, которые уже стоят на повестке дня, причем некоторые занимают место в этом списке долгие годы. Над этим списком стоит поразмыслить.

На первом месте в списке я бы поставил военную реформу. После трех подряд поражений — холодная война, Афганистан и Чечня — реформу армии (да и всего ВПК) преждевременной никак не назовешь.

Второе место занимает наука. Статистика б. СССР гордо утверждала, что в стране сосредоточена четверть (!) всех научных работников мира и скромно умалчивала, что вся эта масса ученых мужей даже в относительно благополучные 80-гг. публиковала от силы 7—8% научных работ, издающихся в мире. Введение системы грантовой поддержки показало, что людей, способных составить дельную, обоснованную заявку на грант, т.е. попросить денег под обещание выполнить научную работу, вместе с нужными им помощниками в стране набирается не более 100 тыс. (я намеренно завышаю эту цифру). Это что-то около 10% от номинального числа научных сотрудников разных НИИ (и еще меньше, если добавить к ним преподавателей вузов). Как это ни горько, но от «большой науки» нужно переходить к науке, соразмерной интеллектуальным и финансовым возможностям страны. Выводы авторитетных экспертов, что во всем мире высокий уровень развития науки гарантирует благосостояние страны, оказался неприложимым к России. Во всяком случае неприложимым буквально. Запомним, потому что нечто похожее авторитетные эксперты говорят и об уровне образования в стране.

У перечисленных двух реформ общая особенность. Они — затратные, казну не пополнят: боеспособная армия, пусть и меньшая по размеру, чем сейчас, будет дорогой. Да и на «малую науку» придется тратить столько, сколько сейчас тратят на «большую», иначе останемся без науки вообще. Экономию от этих реформ, если таковая будет, будет считать следующее поколение.

И еще завяжем на память два узелка. В связи с военной реформой: куда девать массу людей, энергичных, с командирским голосом, среди которых немало пригодилось бы той же школе? Аналогично по отношению к науке: высшая и средняя школа естественный «канал стока» для умных и образованных людей, которым поздно начинать серьезную исследовательскую работу в новом коллективе, но которые хотят и могут учить. И еще вот что: не только реформа в армии, в науке, но и в любой сфере предполагает рост спроса на образовательные услуги: людей в массовом порядке придется переучивать.

Реформы: национальный стиль

Прежде чем перейти к следующему блоку реформ, несколько слов об освященной веками российской традиции проведения таковых. Во-первых, с реформой тянут до последней мочи. Приступают, когда приперло и выбора практически уже нет. Остается проводить ее сейчас и по единственной схеме, которая может быть реализована в отпущенные сроки и с теми ресурсами, которые остались. А потом, во время «разбора полетов» из архивов извлекают прекрасные проекты и, потрясая ими, кричат в лицо реформаторам: «А ведь как прекрасно и безболезненно все могло бы пройти...».

Во-вторых, начав, уже не могут остановиться. Ну, реформировал Петр армию, построил флот, новую столицу, но какой бес толкал его вводить городское самоуправление или гражданскую азбуку? Это не только желание обрубить все концы и чтобы за одно царствования из Московии Голландию сделать, но и неверие в подлинность уже сделанного и возможность саморазвития созданных структур и механизмов. А какая масса нововведений была в большевистских декретах первых послереволюционных лет? Куда они все так спешили?

В-третьих. Мы бедная страна, а в бедной стране реформы всегда идут туго. Не существенно, сколько у нас нефти или пахотной земли, поведение организма зависит не от суммы ресурсов, а от ресурса, критического в данной ситуации. Критический фактор при проведении реформы — наличие необходимой массы компетентных, разумных и доброжелательных администраторов, которые по ходу дела поправляют то, что идеологи реформы недодумали или не могли предвидеть. После принятия закона «Об образовании» в 1992 г., который предполагал, что школы приобретут права юридических лиц, лишь 10% пожелали эти права реально получить, причем количество школ с правами юридического лица практически не увеличивается. По-моему, этот факт довольно точно отражает степень нашей бедности.

В результате у нас исполнители искажают смысл реформы от усердия не по разуму, из ненависти к больно умному начальству, реже — в своекорыстных интересах. Калечат даже те реформы, которые потенциально выгодны самим исполнителям. Поэтому реформа в России —всегда рискованное и непопулярное дело. Не берусь судить об армии, но что касается науки, то можно биться об заклад, что процесс ее «сжатия» приведет к тому, что изрядная часть наиболее одаренных и перспективных ученых окажется за ее бортом.

Считаю, что русским ответом на «вызов XXI века» должен быть консерватизм: как можно раньше видеть, какие преобразования абсолютно неизбежны, начинать их вовремя и затевать их не больше, чем сумеем довести до конца. Начатое никогда не бросать, а надежду иметь на Бога и потомков. И самое главное: не любое преобразование — реформа, в которой инициатива принадлежит государству, (оно же несет и ответственность за нее). Преобразования гигантских масштабов возможны с минимальным участием государства или вовсе без такового.

«Социальные» реформы — реформы с немедленным эффектом

Перейдем к теперь к блоку «социальных» реформ. В принципе все ведь согласны, что о собственности, коли такая имеется, нужно заботиться. Если у вас есть дача или хотя бы сарай, то нужно красить крышу. Над вашей приватизированной квартирой тоже есть крыша, и ее рано или поздно придется красить. Причем за ваш счет. Это не способно обрадовать никого, но это понятно и называется это жилищно-коммунальной реформой.

Вы не ходили на бесплатную диспансеризацию, но когда становилось невмоготу совали врачу конвертики с деньгами. Теперь вас быстро научат вести себя более последовательно и рационально: платить понемножку авансом за лечение болячек, которых у вас еще нет. Это называется страховая медицина. Тоже ничего приятного.

Когда наши предки видели, что они не могут прокормить своих стариков, бедолаг ранней весной сажали на сани и сталкивали под обрядовые песни в заснеженный овраг. Прогресс привел к тому, что мы больше не поем обрядовых песен, а предлагаем пожилым людям подольше кормиться трудами рук своих и пораньше начинать откладывать себе на старость. Что и составляет смысл пенсионной реформы.

Все реформы в этом списке — либеральные. Каждая либеральная реформа — решение двух задач. Первая — забрать у населения господдержку и принести безотлагательное облегчение бюджету. «В принципе» для бюджета либеральные реформы доходны. Именно в принципе, так как в российской традиции (тому выше приведены пункты) приступать к либеральной реформе тогда, когда реальных денег на господдержку в казне уже нет, их просто опасно выбивать из налогоплательщика, так как последний может испустить дух. Но во всяком случае с первой задачей все ясно.

Второй задача — добиться, чтобы деньги, от которых отказалось государство, пришли в карман обывателя в виде дополнительной заработной платы и иных видов доходов, а он уж будет на них красить крышу, платить за страховку и откладывать на старость. Появление этих денег у обывателя — и есть то блаженное состояние, которое позволяет идеологам подобных реформ носить имя либералов с гордостью. Либералы считают, что частное лицо гораздо лучше распорядится полученными деньгами, чем бюрократические структуры, которые делали это до реформы.

Итак, пафос либерализма в вере, что среди людей доминирует совершенно определенный социально-психологический тип: человек рациональный. Этот человек способен трезво оценивать свои возможности, понимать, в чем реально состоит его собственный интерес сейчас и в будущем, соблюдать договоры, в разумных пределах доверять правительству и благожелательно относиться к ближним. Каждый из нас считает себя именно рациональным человеком. Реже встречаются рациональные люди в нашем окружении. Образованные люди припоминают, правда, некого Штольца, но тот, кажется, был литературным героем и в придачу — немцем. Несколько великих русских писателей пытались уверить себя, нас и весь мир, что человек рациональный — герой не вполне типичный, а даже скорее наоборот: призрак какой-то, маска. Обыватель носит де эту личину и ведет себя в соответствии с этим нарядом ради соблюдения общественных приличий. Кстати, с изяществом обличье человека рационального удается носить довольно узкой прослойке, которая в этой стране называет себя «интеллигенцией». Она же реже и сбрасывает это обличье (хотя иногда так хочется сбросить!). Добавьте себе еще узелок на память: именно от поддержки этой прослойки и зависит судьба либеральных реформ.

Две стороны «социальных » реформ: забрать и дать

Кроме зависимости от концентрации рационально мыслящих существ, у либеральных реформ есть еще одна малоприятная сторона. Не получается синхронизировать выполнение двух задач реформы: забрать и дать. И раньше не получалось, хотя старались. Перечитайте под этим углом зрения Некрасова Н.А. Очень актуальное, очень анти-либеральное сочинение «Кому на Руси жить хорошо»: «распалась цепь великая...» и далее по тексту. Блаженное состояние прибытка у одних не наступает сразу же и автоматически после ощущения убытка у других. Потоки благ имеют тенденцию двигаться меандрами и оседать совсем не в тех карманах, в которые были адресованы идеологами реформ.

Реформаторы, от Александра II до Бориса Немцова, впрочем и сами это прекрасно понимали и пытались создать компенсирующие механизмы вроде института «временно обязанных» или «жилищных пособий». Собственно качество этих механизмов и наличие людей, способных эти механизмы запустить, — тех самых компетентных и благожелательных администраторов, о дефиците которых сказано ранее,— и определяет успех или неудачу реформы. Но сами по себе компенсирующие механизмы анти-либеральны, они смягчают шок, но затягивают процесс. Россия попыталась окончательно избавляться от механизмов, компенсирующих отмену крепостного права, 50 лет спустя после манифеста 19 февраля 1861 г. Да так и не успела.

Образовательная реформа — еще одна либеральная реформа. Точка зрения консерватора

Моя, повторюсь, консервативная точка зрения на образовательную реформу сводится к двум пунктам. Во-первых, преобразование системы образования в России в исторической перспективе необходимо, никуда нам от него не уйти, но эти преобразования могут произойти в результате выбора людей (хотя, может быть, и не всегда свободного), а не в результате дирижируемой государством реформы. Во-вторых, образовательная реформа начата не своевременно, сейчас она не принесет ничего, кроме экономических потерь и политической угрозы для реализации более важных реформ.

Чтобы обосновать эту точку зрения, мне и понадобилось перебрать едва ли не все проводимые в стране реформы. Смысл и последствия образовательной реформы, затуманенные в доступных документах, становятся ясными, если рассмотреть весь ряд, в который эта реформа попадает. Она задумана как еще одна либеральная реформа, но в силу некоторых причин самим реформаторам ее суть ужас как не хочется обсуждать.

Развяжем памятные узелки, начиная с последнего: те рационально мыслящие люди, опора социальных реформ, которые ничего пока от них не приобрели и никаких капиталов за душой не имеют, именно они-то и воспроизводятся с помощью получения высокого образовательного ценза. А тут по ним и жилищной реформой, и пенсионной, и страховой... Реформаторы не учитывают «синергический эффект» своих действий. Оценить по отдельности последствия научной, жилищной и образовательной реформы, к которой мы сейчас перейдем, хоть приблизительно, но можно, но как определить их взаимовлияние? Что делать оказавшемуся без работы научному работнику с сыном-абитуриентом? Добиваться жилищного пособия ?

Рационально мыслящий человек многому может найти оправдание, но когда дело дойдет до образовательной реформы... Я уже слышал такие заявления от вообще-то разумных людей: «Это происки лобби репетиров». Или похлеще: «Это заговор с целью снизить уровень нашего образования до американского». Та же мысль и в интервью акад. РАО З. Мальковской «Литературной газете». Как сказано в одном американском практическом руководстве по риторике: «если вы хотите, чтобы ваши слушатели слепо возненавидели какое-нибудь новшество, скажите, что оно угрожает будущему их детей». Поэтому я ни на минуту не сомневаюсь, что все аргументы в пользу реформы, приведенные в предшествующем разделе, будут отвергнуты даже рационально мыслящим меньшинством.

Тут у меня еще пара завязанных узелков осталась. В обоих один и тот же стон: «выгонят (из армии, из науки), учительствовать пойду». Увы, теперь это будет не так просто.

Реформа уже пошла

На федеральном уровне не принято еще никаких решений по поводу школьной реформы. Но кто мешает Московскому комитету по образованию (МКО), органу Московского правительства, действовать в духе готовящейся реформы? Если при этом Комитет имеет какие-то свои виды, то кто ему указ? Ведь он манипулирует учебным планом в пределах, установленных законом для региональных властей.

И вот за 10 дней до начала учебного года, 20 августа, выходит приказ Комитета N 305 «Об утверждении Московского базисного учебного плана на 1997-98 учебный год» (в школы он, естественно попадает 24-28 августа). «В целях дальнейшего совершенствования учебного процесса, сохранения единого образовательного пространства в городе и проч.» и «соблюдения предельно допустимой нагрузки учащихся», Комитет приказывает и поясняет в учебном плане, помещенном в приложении к приказу... А что Комитет собственно приказывает?

В МКО, где я официально пытался получить приказ N 305 с приложениями в течение двух недель, мне в конце концов доверительно сказали как коллеге: «Не можем же мы давать наши рабочие документы родителям, они все истолковывают по-своему, а у нас своя региональная концепция образования, все по закону, но им-то зачем это знать?».

Поскольку не только родитель, но и не всякий учитель сразу разберется в этой цифири, пусть произведенные изменения в учебном плане прокомментирует профессионал, занимающийся в своей школе, в частности, составлением расписания.

Коротко смысл московской «мини-реформы» в следующем. Во-первых, зафиксировав верхнюю планку предельно допустимой нагрузки, органы управления образованием увеличивают в этой нагрузке долю «базового компонента». Они хотят более жестко контролировать содержание образования. Во-вторых, «взяв ручку на себя», эти органы сокращают в базовом компоненте время, отводимое на изучение предметов, которые нужны для поступления в высшие учебные заведения. В-третьих, заполняют освободившиеся часы откровенным мусором.

Мои предложения

Не подталкивать государственной реформой естественного, но от этого не менее болезненного процесса приспособления системы образования к требованиям рынка. Никакая реформа не может повысить средний уровень образования, потому что само понятие среднего уровня — чистый миф. Существуют хорошие школы, похуже и совсем плохие. Уменьшить количество плохих — задача неимоверной сложности, зато совсем извести хорошие ничего не стоит. Масштабная реформа это и сделает.

Почему бы не направить усилия органов управления образованием на облегчение процесса приспособления системы образования к новым экономическим условиям (некоторые здравые меры можно найти и в обсуждаемых концепциях реформы), проводя в жизнь сугубо локальные программы, ориентированные на решение конкретных задач в отдельных регионах? Во всяком случае не предпринимать радикальных шагов до того момента, когда будет слышен голос первого поколения, которое получило образование и вступило в трудовую жизнь в новых экономических условиях. Опыт этого поколения гораздо важнее всех прекраснодушных рассуждений о роли образования в XXI веке. Мне кажется, что мы узнаем это мнение лет через пять, не раньше.

Список используемой литературы

Концепция организационно-экономической реформы системы образования России А. Асмолов, М. Дмитриев, Т. Клячко, Я. Кузьминов, А. Тихонов

За качество нужно платить. Тем более за новое В. Борисенков, Ю. Громыко, В. Давыдов, В. Зинченко, В. Шукшунов

Это только начало... И. К. Варшавский

2