Достижение эквивалентности стихотворного художественного перевода (работа 2)

ОГЛАВЛЕНИЕ

ВВЕДЕНИЕ

2

Глава I. ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ ПРОБЛЕМЫ ХУДОЖЕСТВЕННОГО СТИХОТВОРНОГО ЭКВИВАЛЕНТНОГО ПЕРЕВОДА.

1.1. ОБЩИЕ ТРЕБОВАНИЯ К ХУДОЖЕСТВЕННОМУ ПЕРЕВОДУ.

1.2.ЭКВИВАЛЕНТНЫЙ ХУДОЖЕСТВЕННЫЙ ПЕРЕВОД.

1.3. ПРОБЛЕМЫ ХУДОЖЕСТВЕННОГО СТИХОТВОРНОГО ЭКВИВАЛЕНТНОГО ПЕРЕВОДА И СТИХОСЛОЖЕНИЕ

3

3

13

18

Глава II. СРАВНИТЕЛЬНО-СОПОСТАВИТЕЛЬНЫЙ АНАЛИЗ ПЕРЕВОДОВ СТИХОТВОРЕНИЯ Р. КИПЛИНГА “IF”

26

2.1. КРАТКАЯ ТВОРЧЕСКАЯ БИОГРАФИЯ Р. КИПЛИНГА . ИСТОРИЯ И ПРЕДПОСЫЛКИ СОЗДАНИЯ СТИХОТВОРЕНИЯ.

26

2.2. ИНТЕРПРЕТАЦИЯ И ХУДОЖЕСТВЕННЫЕ ХАРАКТЕРИСТИКИ

СТИХОТВОРЕНИЯ “IF” Р. КИПЛИНГА.

32

2.3. СРАВНИТЕЛЬНО-СОПОСТАВИТЕЛЬНЫЙ АНАЛИЗ ДВУХ РУССКИХ ПЕРЕВОДОВ СТИХОТВОРЕНИЯ “IF”

40

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

53

ЛИТЕРАТУРА

55

ПРИЛОЖЕНИЕ 1. СТИХОТВОРЕНИЕ “IF” Р. КИПЛИНГА

57

ПРИЛОЖЕНИЕ 2. СРАВНИТЕЛЬНАЯ ТАБЛИЦА ФОРМАЛЬНЫХ СТРУКТУР ОРИГИНАЛА И ПЕРЕВОДОВ.

58

ПРИЛОЖЕНИЕ 3. ГРАФИЧЕСКОЕ ОТОБРАЖЕНИЕ ОРИГИНАЛА И ПЕРЕВОДОВ

59

ПРИЛОЖЕНИЕ 4. ПОДСТРОЧНЫЙ ПЕРЕВОД СТИХОТВОРЕНИЯ “IF”

62

ВВЕДЕНИЕ

Язык, как известно, является важнейшим средством человеческого общения, при помощи которого люди обмениваются мыслями и добиваются взаимного понимания. Общение людей при помощи языка осуществляется двумя путями: в устной и в письменной форме. Если общающиеся владеют одним языком, то общение происходит непосредственно, однако, когда люди владеют разными языками, непосредственное общение становится уже невозможным. В этом случае на помощь приходит перевод, который многие исследователи определяют как передачу средствами одного языка мыслей, выраженных на другом языке. Перевод, следовательно, является важным вспомогательным средством, обеспечивающим выполнение языком его коммуникативной функции в тех случаях, когда люди выражают свои мысли на разных языках. Перевод играет большую роль в обмене мыслями между разными народами и служит делу распространения сокровищ мировой культуры. Недаром А.С. Пушкин называл переводчиков "почтовыми лошадьми цивилизации".

В нашей работе мы будем рассматривать художественный письменный перевод, одной из разновидностей которого является стихотворный перевод - он имеет свою специфику и ставит перед переводчиком еще более сложные задачи. Проблемам адекватности или эквивалентности стихотворного перевода и посвящена эта работа.

При выборе темы данной курсовой работы нашей целью было выявление эквивалентного стихотворного перевода на примере двух русских переводов (М. Лозинского и А. Шараповой) англоязычное стихотворения “IF” Р. Киплинга.

Поставленная цель, в свою очередь, требует решения следующих задач:

  1. Освещения теоретических проблем эквивалентности перевода.

  2. Исследования формальной структуры и смыслового аспекта стихотворения “IF” и двух его русских переводов.

  3. Сопоставления переводов М. Лозинского и А. Шараповой с точки зрения достижения эквивалентности.

Цели и задачи данной курсовой работы определили выбор методов исследования: контекстуальный и сопоставительный анализ.

Данная работа состоит из оглавления, введения, двух глав, заключения, списка литературы и четырех приложений.

Глава I. ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ ПРОБЛЕМЫ ХУДОЖЕСТВЕННОГО

СТИХОТВОРНОГО ЭКВИВАЛЕНТНОГО ПЕРЕВОДА.

1.1. ОБЩИЕ ТРЕБОВАНИЯ К ХУДОЖЕСТВЕННОМУ ПЕРЕВОДУ.

Проблематика перевода, и собственно художественного перевода, не нова. Обозримые истоки ее восходят к Древнему Риму; еще Цицерон формулировал, что слова при переводе следует не подсчитывать, а взвешивать, и, стало быть, уже тогда решалась проблема верности подлиннику – один из краеугольных вопросов переводческой практики на протяжении последующих двух тысяч лет. И хотя взгляды на перевод сложились в стройную систему лишь в последние десятилетия, история европейской культуры все же насчитывает множество попыток изложить эти взгляды по мере их накопления.

Что же должна изучать наука о переводе? Большинство исследователей считает, что наука о переводе изучает и должна изучать процесс перевода. При этом под процессом перевода они обычно понимают межъязыковые преобразования, трансформацию текста на одном языке в текст на другом языке. Такие преобразования обязательно ограничены рамками двух конкретных языков (любая книга о переводе содержит большое количество примеров перевода с одного конкретного языка на другой). Тем самым задачи науки о переводе сводятся к сравнительному изучению двух языковых систем, к некоторому комплексу проблем частной теории перевода. Между тем процесс перевода не есть простая замена единиц одного языка единицами другого языка. Процесс перевода как специфический компонент коммуникации с использованием двух языков есть всегда деятельность человека, в нем аккумулируются проблемы философии, психологии, физиологии, социологии и других наук, не говоря уже о лингвистике, зависимость перевода от которой нет необходимости доказывать.

Основной вопрос переводоведения можно сформулировать следующим образом: возможно ли совершенно точно и полно передать на одном языке мысли, выраженные средствами другого языка? По этому вопросу в научной среде традиционной сложились две противоположные точки зрения, которые упоминались в работах А. В. Федорова [33,34], Л. С. Бархударова [2], В. Н. Комиссарова [14,15] (в дальнейшем мы в основном будем опираться на теоретическую базу, разработанную именно этими учеными) и других ученых.

  1. "Теория непереводимости". По этой теории полноценный перевод с одного языка на другой вообще невозможен вследствие значительного расхождения выразительных средств разных языков; перевод является лишь слабым и несовершенным отражением оригинала, дающим о нем весьма отдалённое представление. . «Теория непереводимости» не оказала, разумеется, какого-либо влияния на переводческую практику, поскольку переводчики продолжали выполнять «невыполнимую» задачу [14,15].

  2. Другая точка зрения, которой придерживается большинство исследователей, легшая в основу деятельности многих профессиональных переводчиков, заключается в том, что любой развитый национальный язык является вполне достаточным средством общения для полноценной передачи мыслей, выраженных на другом языке. Это тем более справедливо в отношении русского языка - одного из самых развитых и богатых языков мира. Практика переводчиков доказывает, что любое произведение может быть полноценно переведено на русский язык с сохранением всех стилистических и иных особенностей, присущих данному автору. В дальнейшем мы будем придерживаться именно этой точки зрения.

Итак, полноценный перевод в принципе возможен. Здесь нам представляется целесообразным вкратце рассмотреть сам процесс перевода.

Начальный этап, или, отправной момент для возникновения перевода - это восприятие произведения. Произведение попадает в руки читателя и переводчика в виде текста, и в процессе восприятия текст функционирует как объект, преобразуемый субъектом воспринимающего, читателя. Так возникает читательская конкретизация.

Для теории перевода появляется потребность уточнить некоторые понятия, не разграниченные в литературоведении. Необходимо отличать реализацию содержания и формы в языковом материале, т. е. создание произведения автором, от конкретизации возникшего таким образом реального произведения в сознании воспринимающего, т. е. восприятия произведения читателем. От читательской конкретизации в свою очередь отличается научная или художественная интерпретация. Она предполагает в отличие от пассивного восприятия активный, аналитический подход к произведению.

Конкретизацией текста, то есть воссозданием его облика в сознании читателя, заканчивается процесс восприятия. Различие между читателем и переводчиком в том, что последний должен еще выразить сложившуюся концепцию посредством языка. Так мы подходим ко второй языковой реализации семантики произведения. И снова следует обратить внимание на факт, часто игнорируемый исследователями: язык не только материал, посредством которого реализуются творческие замыслы — сперва авторский, а затем переводческий, но он в некоторой мере активно участвует в обоих творческих актах. Языковой материал непременно влияет на характер передаваемого сообщения. Он вмешивается в его дефинитивные формы пассивно - тем, что сопротивляется или способствует наиболее естественному для данного материала выражению - и активно - тем, что с помощью языковых и иных ассоциаций привлекает в текст новые элементы содержания, которых не было в составе идейной концепции подлинника и которые не могли бы из нее самостоятельно вырасти. [31]

Иными словами, процесс перевода подразумевает осмысление исходного текста с дальнейшим его расчленением на составные части с целью анализа, так как преобразование грамматических структур и лексических единиц на этапе анализа позволяют осуществить «переключение», то есть переход к ядерным структурам и семантическим компонентам языка перевода [14,15].

Стремясь к наименьшей затрате сил, господствующие методы перевода приучают сосредотачивать все внимание на простейших элементах речи. Следует сразу же и недвусмысленно сказать, что эти элементы не соответствуют единицам мысли, а если и соответствуют, то только случайно, - что очень важно отметить. Обычно же оперируют элементами, произвольно выхваченными из речевой ткани на основании внешних формальных признаков, чуждых механизму мышления [3].

Перевод – произведение не монолитное, это взаимопроникновение, конгломерат двух структур: с одной стороны, есть содержание и формальные особенности оригинала, с другой – целый комплекс художественных черт, связанных с языком переводчика. В произведении оба эти пласта, или, скорее, взаимодействующих качества, находятся в постоянном напряжении, которое может вылиться в противоречие.

Многообразие процесса перевода порождает не только различные теории перевода, но и не совпадающие по своим характеристикам виды перевода, выделение которых необходимо научно обосновать.

Всякая научная классификация имеет свою основу деления. Такой основой деления является, например, категория деятеля в переводе, что позволяет различать машинный перевод и перевод, осуществляемый человеком. Для классификации перевода, осуществляемого человеком, используются различные основы деления. [14,15]

Во-первых, считают необходимым учитывать соотношения во времени двух основных операций перевода: восприятие исходного текста и оформление перевода. На этой основе свою классификацию предлагал в 1952 году Ж. Эрбер, различавший два вида устного перевода: синхронный и последовательный. Причем к синхронному переводу он относил и зрительно-устный перевод с листа, а последовательный перевод подразделял на последовательный перевод с применением и без применения технических средств.

Во-вторых, за основу классификации перевода принимают условия восприятия сообщения и оформления перевода. Воспринимать сообщение можно либо зрительно, либо на слух, что уже дает возможность различать зрительный перевод и перевод на слух. Оформлять перевод можно письменно или устно, предусматривая письменный и устный перевод. Но так как каждый процесс перевода включает и восприятие сообщения, и оформление перевода, то появляется возможность говорить уже о четырех видах перевода: зрительно-письменном переводе, зрительно-устном переводе, письменном переводе на слух и устном переводе на слух. Эту же классификацию позже предложил Л. С. Бархударов [2], но уже не на психологической, а на лингвистической основе. Он предлагает различать те же четыре основных вида перевода в зависимости от формы речи, в которой употребляются исходный и переводной языки, называя их соответственно письменно-письменный, устно-устный, письменно-устный и устно-письменный перевод.

Исходя из специфики данной работы, далее мы будем рассматривать случай письменно-письменного перевода.

Принято различать три вида письменного перевода:

  1. Пословный перевод (буквальный или подстрочный). Это механический перевод слов иностранного текста в том порядке, в каком они встречаются в тексте, без учета их синтаксических и логических связей. Используется в основном как база для дальнейшей переводческой работы.

  2. Дословный перевод. Дословный перевод, при правильной передаче мысли переводимого текста, стремится к максимально близкому воспроизведению синтаксической конструкции и лексического состава подлинника. Несмотря на то, что дословный перевод часто нарушает синтаксические нормы русского языка, он также может применяться при первом, черновом этапе работы над текстом, так как он помогает понять структуру и трудные места подлинника. Затем, при наличии конструкций, чуждых русскому языку, дословный перевод должен быть обязательно обработан и заменен литературным вариантом.

  3. Художественный (литературный) перевод. Этот вид перевода передает мысли подлинника в форме правильной литературной русской речи, и вызывает наибольшее количество разногласий в научной среде - многие исследователи считают, что лучшие переводы должны выполняться не столько посредством лексических и синтаксических соответствий, сколько творческими изысканиями художественных соотношений, по отношению к которым языковые соответствия играют подчиненную роль, эта проблема будет вкратце рассмотрена нами ниже.

Согласно определению Комиссарова В. Н. [34], художественным переводом называется перевод произведений художественной литературы.

Произведения художественной литературы противопоставляются всем прочим речевым произведениям благодаря тому, что для всех них доминантной является одна из коммуникативных функций, а именно художественно-эстетическая или поэтическая. Основная цель любого произведения этого типа заключается в достижении определенного эстетического воздействия, создании художественного образа. Такая эстетическая направленность отличает художественную речь от остальных актов речевой коммуникации, информативное содержание которых является первичным, самостоятельным.

Поскольку речь идет о переводе отрезков художественной речи, основным отличием художественного перевода от иных видов перевода следует признать принадлежность текста перевода к произведениям ПЯ, обладающим художественными достоинствами. Иными словами, художественным переводом именуется вид переводческой деятельности, основная задача которого заключается в порождении на ПЯ речевого произведения, способного оказывать художественно-эстетическое воздействие на ПР.[14,15]

Анализ переводов литературных произведений показывает, что в связи с указанной задачей для них типичны отклонения от максимально возможной смысловой точности с целью обеспечить художественность перевода.

Но даже само по себе оригинальное художественное произведение возникает путем отражения и субъективного преобразования объективной действительности; в результате творческого процесса перевода образуется идейно-эстетическое содержание, осуществленное в языковом материале, причем оба эти элемента, разумеется, составляют диалектическое единство и необходимо учитывать, что перевод не может быть равен оригиналу, но должен быть равен ему по воздействию на читателя [2,4].

Г. Гачечиладзе [4], например, в общем определяет каждый перевод, в том числе и художественный, как воссоздание произведения, созданного на одном языке, средствами другого языка. В этой связи возникает вопрос точности, полноценности или эквивалентности художественного перевода, который мы попытаемся осветить ниже.

Художественный перевод в большинстве случаев колеблется между двумя крайними принципами: дословно точный, но художественно неполноценный перевод и художественно полноценный, но далекий от оригинала, вольный перевод. Эти два принципа нашли отражения в двух основных точках зрения: определение перевода с лингвистической и литературоведческой позиций.

Лингвистический принцип перевода, прежде всего, предполагает воссоздание формальной структуры подлинника – этого принципа придерживались такие видные исследователи как В. Н. Комиссаров [14,15]. Однако провозглашение лингвистического принципа основным может привести к чрезмерному следованию в переводе тексту оригинала - к дословному, в языковом отношении точному, но в художественном отношении слабому переводу, что явилось бы само по себе одной из разновидностей формализма, когда точно переводятся чуждые языковые формы, происходит стилизация по законам иностранного языка. В тех случаях, когда синтаксическая структура переводимого предложения может быть и в переводе выражена аналогичными средствами, дословный перевод может рассматриваться как окончательный вариант перевода без дальнейшей литературной обработки. Однако совпадение синтаксических средств в двух языках встречается сравнительно редко; чаще всего при дословном переводе возникает то или иное нарушение синтаксических норм русского языка. В таких случаях мы сталкиваемся с известным разрывом между содержанием и формой: мысль автора ясна, но форма ее выражения чужда русскому языку. Дословно точный перевод не всегда воспроизводит эмоциональный эффект подлинника, следовательно, дословная точность и художественность оказываются в постоянном противоречии друг с другом. Бесспорно, что перевод опирается на языковой материал, что вне перевода слов и словосочетаний художественный перевод не может существовать, и сам процесс перевода тоже должен опираться на знание законов обоих языков и на понимании закономерностей их соотношения. Соблюдение языковых законов обязательно как для оригинала, так и для перевода. Но художественный перевод отнюдь не является изысканием только лишь языковых соотношений [4,27].

Г. Гачечиладзе [4] определяет язык как материал художественного произведения, и художественный перевод, согласно его мнению, равно как и оригинал, отдает должное его закономерностям. Но понимание художественного перевода, как только лишь сопоставления языковых средств означает игнорирование его эстетической стороны. С точки зрения критерия соответствия художественности перевода художественности подлинника языковое соответствие служит лишь художественному соответствию. Следовательно, для определения качества художественного перевода общий критерий лишь языкового соответствия не применим, и полноценность может и не требовать одинаковой степени словесной близости к оригиналу на всем протяжении перевода.

Некоторые исследователи (в том числе и сам Г. Гачечиладзе) считают, что художественный перевод нужно рассматривать как разновидность словотворческого искусства, то есть не с лингвистической, а с литературоведческой точки зрения.

Согласно этой теории, главной движущей силой переводчика должна являться идея, внушенная оригиналом, которая заставляет его искать эквивалентные языковые средства для отражения в словах мысли, то есть художественный перевод представляет собой эквивалентное соответствие оригиналу не в лингвистическом, а в эстетическом понимании.

Так, к примеру, в статье А. А. Смирнова “Мастерство литературного перевода” (“Литературная энциклопедия”, том VIII, 1934, стр. 526-531), задачей художественного эквивалентного перевода считается передача смысла содержания, эмоциональная выразительность и словесно-структурное оформление подлинника. Эквивалентным, с точки зрения А. А. Смирнова, мы должны признать “такой перевод, в котором переданы все намерения автора (как продуманные им, так и бессознательные), в смысле определенного идейно-эмоционального воздействия на читателя, с соблюдением, по мере возможности (путем подбора точных эквивалентов или удачных субститутов) всех применяемых автором ресурсов образности, колорита, ритма и так далее; последнее должно рассматриваться, однако, не как самоцель, а только как средство для достижения общего эффекта. Несомненно, что при этом приходится кое-чем жертвовать, выбирая менее существенные моменты текста.” [25]

Отсюда можно сделать вывод, что перевод, эквивалентный в художественном отношении, может и не быть эквивалентным в языковом, в его отдельных элементах. То есть, в процессе перевода сам языковой момент играет такую же подчиненную роль, как и в процессе оригинального творчества, и поэтому выдвигать его на первый план нельзя. Язык здесь рассматривается, прежде всего, как средство для осуществления художественной задачи, поэтому специфические языковые задачи, возникающие при переводе, должны решаться вместе со специфическими вопросами перевода этого жанра и носить подчиненный характер.

Однако, с другой стороны [4] методологической предпосылкой искусства перевода является диалектико-материальный принцип единства формы и содержания произведения. Нарушение принципа единства в пользу одного из этих компонентов вызывает не только теоретические несоответствия в суждении, но наносит прямой ущерб художественному переводу. Полноценное художественное произведение представляет собой единство формы и содержания, является художественным целым, отраженной через субъективное восприятие автора живой действительностью, и в творческом процессе перевода художественная действительность стоит перед переводчиком как совокупность явлений живой действительности, отраженных в подлиннике глазами автора, обусловленных его мировоззрением. Таким образом, отношение подлинника к переводу аналогично отношению действительности к ее отражению в художественном произведении вообще.

Переводческое искусство может быть представлено в виде следующего процесса: художественное произведение воздействует на переводчика, который, со своей стороны, проявляет к нему определенное эмоциональное отношение; в результате взаимодействия этих факторов - объективного и субъективного - в сознании переводчика оформляется то или иное восприятие данного произведения, в соответствии с которым и создается перевод. Следовательно, в отношении живой действительности, отраженной в подлиннике, перевод является вторичным, условным отражением, но в отношении художественной действительности подлинника он первичен как отражение последней, воплощение ее в художественных образах, поэтому его творческий характер не подлежит сомнению, и для создания художественного перевода необходим тот же творческий метод, обязательный в процессе оригинального творчества. [14,15]

По определению Г. Гачечиладзе: “Художественный перевод есть вид художественного творчества, где оригинал выполняет функцию, аналогичную той, которую выполняет для оригинального творчества живая действительность. Соответственно своему мировоззрению переводчик отражает художественную действительность избранного им произведения в единстве формы и содержания; в соотносительности частного к целому.”

Как мы видим, несмотря на провозглашенное единство формы и содержания, определение также носит литературоведческий характер, и языковая сторона процесса в нем предполагается как подчиненная по отношению к эстетической стороне аналогично оригинальному творчеству. [4]

Эта точка зрения представляется нам более верной, однако, не исчерпывающей проблемы полностью. Поэтому нам кажется целесообразным предложить рассмотрение еще одного авторитетного мнения - понятие реалистического перевода, выдвинутого И. А. Кашкиным, который им представляется как наиболее совершенный метод передачи иноязычных подлинников. Целью реалистического перевода, по мнению И. А. Кашкина, является “...воссоздание объективной реальности, ...которая содержится в тексте подлинника, со всем его смысловым и образным богатством. Переводчику, который в подлиннике сразу наталкивается на чужой грамматический строй, особенно важно прорваться сквозь этот заслон к первоначальной свежести непосредственного авторского восприятия действительности,... увидеть за словами подлинника явления, мысли, вещи, действия и состояния, пережить их и верно, целостно и конкретно воспроизвести эту реальность авторского видения.” Как мы видим, реалистический перевод определяет, что означает в процессе перевода приблизительное совпадение ощущения и мысли с объектом действительности, иными словами, определяет, какие элементы подлинника реально переданы в переводе [25].

С этим мнением перекликается и определение известного теоретика А. В. Федорова: “полноценность перевода означает исчерпывающую передачу смыслового содержания подлинника и полноценное формальное и стилистическое соответствие ему.” Особо А. В. Федоровым выделяется такой аспект, как передача отношения части, отдельного элемента или отрывка текста к целому: произведение не является механической суммой отдельных частей, но определенной системой. С другой стороны, при точной передаче целого и игнорирования отдельных характерных частей может быть утрачена индивидуальная окраска подлинника. Художественный перевод представляется чем-то большим, чем просто механическая совокупность частей по той причине, что он является плодом творчества и содержит в себе элементы творчества переводчика. [33,34].

Мы не подвергаем сомнению утверждение, что каждый перевод, как творческий процесс, должен быть отмечен индивидуальностью переводчика, но главной задачей переводчика все-таки является передача в переводе характерных черт оригинала, и для создания эквивалентного подлиннику художественного и эмоционального впечатления переводчик должен найти лучшие языковые средства: подобрать синонимы, соответствующие художественные образы и так далее.

Конечно, все элементы формы и содержания не могут быть воспроизведены с точностью. При любом переводе неизбежно происходит следующее:

  1. Какая - то часть материала не воссоздается и отбрасывается.

  2. Какая-то часть материала дается не в собственном виде, а в виде разного рода замен/ эквивалентов.

  3. Привносится такой материал, которого нет в подлиннике. [19]

Поэтому лучшие переводы, по мнению многих известных исследователей, которое мы целиком поддерживаем, могут содержать условные изменения по сравнению с оригиналом - и эти изменения совершенно необходимы, если целью является создание аналогичного оригиналу единства формы и содержания на материале другого языка, однако от объема этих изменений зависит точность перевода - и именно минимум таких изменений предполагает эквивалентный перевод.

Следовательно, целью эквивалентного перевода является точная передача содержания и формы подлинника при воспроизведении особенностей последней, если это позволяют языковые средства, или создание их эквивалентных соответствий на материале другого языка.

В заключение мы можем привести основные требования, которым должен удовлетворять художественный эквивалентный перевод, опираясь на работы А. В. Федорова, Г. Гачичеладзе и других вышеупомянутых ученых [4, 14,15,33,34]:

  1. Точность. Переводчик обязан донести до читателя полностью все мысли, высказанные автором. При этом должны быть сохранены не только основные положения, но также нюансы и оттенки высказывания. Заботясь о полноте передачи высказывания, переводчик, вместе с тем, не должен ничего добавлять от себя, не должен дополнять и пояснять автора. Это также было бы искажением текста оригинала.

  2. Сжатость. Переводчик не должен быть многословным, мысли должны быть облечены в максимально сжатую и лаконичную форму.

  3. Ясность. Лаконичность и сжатость языка перевода, однако, нигде не должны идти в ущерб ясности изложения мысли, легкости ее понимания. Следует избегать сложных и двусмысленных оборотов, затрудняющих восприятие. Мысль должна быть изложена простым и ясным языком.

  4. Литературность. Как уже отмечалось, перевод должен полностью удовлетворять общепринятым нормам русского литературного языка. Каждая фраза должна звучать живо и естественно, не сохраняя никаких намеков на чуждые русскому языку синтаксические конструкции подлинника. Ввиду значительного расхождения в синтаксической структуре английского и русского языков, как отмечалось выше, редко оказывается возможным сохранить при переводе форму выражения подлинника. Больше того, в интересах точности передачи смысла зачастую бывает необходимым при переводе прибегнуть к изменению структуры переводимого предложения в соответствии с нормами русского языка, т. е. переставить или даже полностью заменить отдельные слова и выражения, хотя замена даже одного слова другим весьма существенна. В переводе же не одно, а все слова заменяются другими, принадлежащими, помимо всего, к иной языковой системе, которая отличается своей особой структурой речи - порядок слов в предложении, слова, принадлежащие к одному синонимическому ряду, как правило, существенно отличаются в разных языках смысловыми оттенками.

Таковы основные требования, предъявляемые к художественному эквивалентному переводу.

В следующем параграфе мы рассмотрим подробнее само понятие эквивалентности.

1.2. ЭКВИВАЛЕНТНЫЙ ХУДОЖЕСТВЕННЫЙ ПЕРЕВОД.

Важнейшая задача теории перевода заключается в выявлении языковых и экстралингвистических факторов, которые делают возможным отождествление содержания сообщений на разных языках. Общность содержания (смысловая близость) текстов оригинала и перевода называется эквивалентностью. Изучение реальных отношений между содержанием оригинала и перевода позволяет установить пределы этой общности, т.е. максимально возможную смысловую близость разноязычных текстов, а также определить минимальную близость к оригиналу, при которой данный текст может быть признан эквивалентным переводом.

Итак, мы определили в предыдущем параграфе понятие переводческой эквивалентности и ее несомненную важность для самого процесса перевода. В. Н. Комиссаров считал, что одна из главных задач переводчика заключается в максимально полной передаче содержания оригинала, и, как правило, фактическая общность содержания оригинала и перевода весьма значительна. Далее мы бы хотели осветить проблему эквивалентности более подробно, основываясь на классификации, предложенной В. Н. Комиссаровым .[14,15]

Согласно определению, данному В. Н. Комиссаровым, пределом переводческой эквивалентности является максимально возможная лингвистическая степень сохранения содержания оригинала при переводе, но в каждом отдельном переводе смысловая близость к оригиналу в разной степени и разными способами приближается к максимальной.

Различия в системах ИЯ и ПЯ и особенностях создания текстов на каждом из этих языков в разной степени могут ограничивать возможность полного сохранения в переводе содержания оригинала. Поэтому переводческая эквивалентность может основываться на сохранении (и соответственно утрате) разных элементов смысла, содержащихся в оригинале. В зависимости от того, какая часть содержания передается в переводе для обеспечения его эквивалентности, различаются разные уровни (типы) эквивалентности. На любом уровне эквивалентности перевод может обеспечивать межъязыковую коммуникацию.

В. Н. Комиссаров выделяет следующие типы эквивалентности:

Эквивалентность переводов первого типа заключается в сохранении только той части содержания оригинала, которая составляет цель коммуникации, которая представляет собой наиболее общую часть содержания высказывания, свойственную высказыванию в целом и определяющую его роль в коммуникативном акте.

Для отношений между оригиналами и переводами этого типа характерно:

    • несопоставимость лексического состава и синтаксической организации;

    • невозможность связать лексику и структуру оригинала и перевода отношениями семантического перефразирования или синтаксической трансформации;

    • отсутствие реальных или прямых логических связей между сообщениями в оригинале и переводе, которые позволили бы утверждать, что в обоих случаях «сообщается об одном и том же»;

    • наименьшая общность содержания оригинала и перевода по сравнению со всеми иными переводами, признаваемыми эквивалентными.

Переводы на таком уровне эквивалентности выполняются как в тех случаях, когда более детальное воспроизведение содержания невозможно, так и тогда, когда такое воспроизведение приведет Рецептора перевода к неправильным выводам, вызовет у него совсем другие ассоциации, чем у Рецептора оригинала, и тем самым помешает правильной передаче цели коммуникации.

Во втором типе эквивалентности общая часть содержания оригинала и перевода не только передает одинаковую цель коммуникации, но и отражает одну и ту же внеязыковую ситуацию. Более полное воспроизведение содержания оригинала во втором типе эквивалентности по сравнению с первым типом, где сохранялась лишь цель коммуникации, далеко не означает передачи всех смысловых элементов оригинала. Сохранение указания на одинаковую ситуацию сопровождается в переводах этого типа значительными структурно-семантическими расхождениями с оригиналом. может описываться через различные комбинации присущих ей особенностей.

Для второго типа эквивалентности характерна идентификация в оригинале и переводе одной и той же ситуации при изменении способа ее описания. Основой смыслового отождествления разноязычных текстов служит здесь универсальный характер отношений между языком и экстралингвистической реальностью.

Второй тип эквивалентности представлен переводами, смысловая близость которых к оригиналу также не основывается на общности значений использованных языковых средств – большинство слов и синтаксических структур оригинала не находит непосредственного соответствия в тексте перевода. Вместе с тем можно утверждать, что между оригиналами и переводами этой группы существует большая общность содержания, чем при эквивалентности первого типа.

Для отношений между оригиналами и переводами этого типа характерно:

  • несопоставимость лексического состава и синтаксической организации;

  • невозможность связать лексику и структуру оригинала и перевода отношениями семантического перефразирования или синтаксической трансформации;

  • сохранение в переводе цели коммуникации, поскольку, как мы уже установили, сохранение доминантной функции высказывания является обязательным условием эквивалентности;

  • сохранение в переводе указания на ту же самую ситуацию, что доказывается существованием между разноязычными сообщениями прямой реальной или логической связи, позволяющей утверждать, что в обоих случаях «сообщается об одном и том же».

Необходимо отметить, что широкое распространение в переводах эквивалентности второго типа объясняется тем, что в каждом языке существуют предпочтительные способы описания определенных ситуаций, которые оказываются совершенно неприемлемыми для других языков.

Третий тип эквивалентности обнаруживает следующие особенности:

  • отсутствие параллелизма лексического состава и синтаксической структуры;

  • невозможность связать структуры оригинала и перевода отношениями синтаксической трансформации;

  • сохранение в переводе цели коммуникации и идентификации той же ситуации, что и в оригинале;

  • сохранение в переводе общих понятий, с помощью которых осуществляется описание ситуации в оригинале, т.е. сохранение той части содержания исходного текста, которую мы назвали «способом описания ситуации».

В переводах третьего типа наблюдается как полное совпадение структуры сообщения, так и использование в переводе синонимичной структуры, связанной с исходной отношениями семантического перефразирования.

В описанных выше трех типах эквивалентности общность содержания оригинала и перевода заключалась в сохранении основных элементов содержания текста. В первом типе эквивалентности в переводе сохраняется только первая из указанных частей содержания оригинала (цель коммуникации , во втором типе - первая и вторая (цель коммуникации и описание ситуации , в третьем - все три части (цель коммуникации, описание ситуации и способ ее описания).

Если в первых трех типах эквивалентности речь шла о передаче элементов смысла, сохранение которых возможно при значительном несовпадении языковых средств, через которые этот смысл выражается в оригинале и переводе, то теперь требуется найти эквивалентные соответствия значениям языковых единиц ИЯ. Поскольку значения единиц разных языков полностью не совпадают, замещающие друг друга элементы оригинала и перевода, как правило, не тождественны по смыслу. Тем не менее, во многих случаях в переводе удается воспроизвести значительную часть информации, содержащуюся в языковых средствах оригинала. В следующих двух типах эквивалентности смысловая общность оригинала и перевода включает не только сохранение цели коммуникации, указания на ситуацию и способа ее описания, но и максимально возможную близость значений соотнесенных синтаксических и лексических единиц.

В четвертом типе эквивалентности, наряду с тремя компонентами содержания, которые сохраняются в третьем типе, в переводе воспроизводится и значительная часть значений синтаксических структур оригинала. Максимально возможное сохранение синтаксической организации оригинала при переводе способствует более полному воспроизведению содержания оригинала. Кроме того, синтаксический параллелизм оригинала и перевода дает основу для соотнесения отдельных элементов этих текстов.

Таким образом, отношения между оригиналами и переводами четвертого типа эквивалентности характеризуются следующими особенностями:

  • значительным, хотя и неполным параллелизмом лексического состава для большинства слов оригинала можно отыскать соответствующие слова в переводе с близким содержанием;

  • использованием в переводе синтаксических структур, аналогичных структурам оригинала или связанных с ними отношениями синтаксического варьирования, что обеспечивает максимально возможную передачу в переводе значения синтаксических структур оригинала;

  • сохранением в переводе всех трех частей содержания оригинала, характеризующих предыдущий тип эквивалентности: цели коммуникации, указания на ситуацию и способа ее описания.

Для четвертого типа эквивалентности характерны:

  • использование синонимичных структур, связанных отношениями прямой или обратной трансформации;

  • использование аналогичных структур с изменением порядка слов;

  • использование аналогичных структур с изменением типа связи между ними.

Порядок слов в высказывании может выполнять одну из трех основных функций: служить средством оформления определенной грамматической категории, обеспечивать смысловую связь между частями высказывания и между соседними высказываниями (служить средством коммуникативного членения высказывания и текста и указывать на эмоциональный характер высказывания). Несовпадение способов выражения любой из этих функций в ИЯ и ПЯ может приводить к несовпадению порядка слов в эквивалентных высказываниях с аналогичной синтаксической структурой

Синтаксическое варьирование в рамках эквивалентности четвертого типа может носить комплексный характер, когда при переводе одновременно изменяются синтаксические структуры, порядок слов и тип синтаксического целого.

В последнем, пятом типе эквивалентности достигается максимальная степень близости содержания оригинала и перевода, которая может существовать между текстами на разных языках.

Для отношений между оригиналами и переводами этого типа характерно:

  • высокая степень параллелизма в структурной организации текста;

  • максимальная соотнесенность лексического состава: в переводе можно указать соответствия всем знаменательным словам оригинала;

  • сохранение в переводе всех основных частей содержания оригинала.

К четырем частям содержания оригинала, сохраняемым в предыдущем типе эквивалентности, добавляется максимально возможная общность отдельных сем, входящих в значения соотнесенных слов в оригинале и переводе. Степень такой общности определяется возможностью воспроизведения в переводе отдельных компонентов значения слов оригинала, что, в свою очередь, зависит от того, как выражается тот или иной компонент в словах ИЯ и ПЯ и как в каждом случае на выбор слова в переводе влияет необходимость передать другие части содержания оригинала.

Наибольшую роль в передаче коннотативного аспекта семантики слова оригинала играют его эмоциональный, стилистический и образный компоненты.

Эквивалентность пятого типа предполагает сохранение в переводе и стилистической характеристики оригинала, однако нередко соответствующие друг другу по основному содержанию слова двух языков принадлежат к разным типам речи, и стилистический компонент значения слова оригинала оказывается утраченным в переводе. Но такое нарушение может быть легко компенсировано, поскольку этот компонент может быть воспроизведен в переводе иного слова в пределах высказывания или даже в одном из соседних высказываний, обеспечивая необходимую степень стилистической эквивалентности. Такого рода компенсация просто необходима при переводе художественной литературы, где особенно важно сохранить стилистические особенности оригинала. Достижение переводческой эквивалентности, вопреки расхождениям в формальных семантических системах двух языков, требует от переводчика, прежде всего, умения произвести многочисленные и качественно разнообразные межъязыковые преобразования – так называемые переводческие трансформации – с тем, чтобы текст перевода с максимально возможной полнотой передавал всю информацию, заключенную в исходном тексте, при строгом соблюдении норм ПЯ. Однако термин «преобразование» нельзя понимать буквально – сам исходный текст или текст оригинала не преобразуется, в том смысле, что он не изменяется сам по себе. Этот текст, конечно, сам остается неизменным, но наряду с ним и на основе его создается другой текст на ином языке, который мы называем «переводом». Таким образом, перевод можно считать определенным видом преобразования, а именно, межъязыковой трансформацией. [17]

В целях удобства описания все виды преобразований или трансформаций, осуществляемых в процессе перевода можно свести к четырем элементарным типам, а именно:

  1. Перестановки – это изменение расположения языковых элементов в тексте перевода по сравнению с текстом подлинника. Элементами, могущими подвергаться перестановке, являются обычно слова, словосочетания, части сложного предложения и самостоятельные предложения в строе текста.

  2. Замены – наиболее распространенный и многообразный вид переводческой трансформации. В процессе перевода замене могут подвергаться как грамматические единицы, так и лексические, в связи с чем можно говорить о грамматических и лексических заменах. К грамматическим же относятся следующие типы:

а) замена форм слова;

б) замена частей речи;

в) замена членов предложения (перестройка синтаксической структуры предложения);

г) синтаксические замены в сложном предложении:

    • замена простого предложения сложным,

    • замена сложного предложения простым,

    • замена придаточного предложения главным,

    • замена главного предложения придаточным,

    • замена подчинения сочинением,

    • замена сочинения подчинением,

    • замена союзного типа связи бессоюзным,

    • замена бессоюзного типа связи союзным.

  1. Добавления. Этот тип переводческой трансформации основан на восстановлении при переводе опущенных в ИЯ «уместных слов» (appropriate words).

  2. Опущение – явление, прямо противоположное добавлению. При переводе опущению подвергаются чаще всего слова, являющиеся семантически избыточными, то есть выражающие значения, которые могут быть извлечены из текста и без их помощи. Как система языка в целом, так и конкретные речевые произведения обладают, как известно, весьма большой степенью избыточности, что дает возможность производить те или иные опущения в процессе перевода.

Подводя итог и учитывая все вышесказанное, подлинно эквивалентным можно назвать такой перевод, который исчерпывающе передает замысел автора как в художественном, так и в лингвистическом аспектах, передавая все смысловые оттенки оригинала и обеспечивая полноценное формальное и стилистическое соответствие ему на всех структурных языковых уровнях. Согласно приведенной классификации, такой перевод должен соответствовать эквивалентности пятого типа.[14,15]

Такой перевод может быть создан путем творческого применения реалистического метода отражения художественной действительности оригинала, должен происходить не простой подбор соответствий, а подбор наилучших языковых средств для воспроизведения художественных элементов подлинника.[18]

Из всего вышеизложенного ясно, что художественный перевод в равной степени факт и языковой, и литературный; для него (такого перевода) типичны отклонения от максимально возможной смысловой точности с целью обеспечения большей художественности текста перевода.

Вообще говоря, понятие переводческой эквивалентности, также как и буквализма и переводческой вольности, не сводиться, видимо, к вопросу о выборе надлежащей единицы перевода на том или ином языковом уровне; однако для качественной характеристики перевода решающее значение имеет правильный выбор этой единицы в каждом конкретном случае на требуемом уровне языковой иерархии.[19]

При сопоставительном анализе двух русских переводов стихотворения “If” Р. Киплинга, мы все же старались не забывать, что языки подлинника и перевода непосредственно несоизмеримы. Лингвистические возможности двух языков не «эквивалентны», и поэтому невозможно переводить механически. Точные значения и эстетические качества слов взаимно не перекрываются. Поэтому чем значительнее роль языка в художественной структуре текста, тем труднее перевод; естественно, поэтическому переводу присуща большая вольность и большая напряженность ткани.

В следующем параграфе мы рассмотрим особенности художественного стихотворного перевода.

1.3. ПРОБЛЕМЫ ХУДОЖЕСТВЕННОГО СТИХОТВОРНОГО ЭКВИВАЛЕНТНОГО ПЕРЕВОДА И СТИХОСЛОЖЕНИЕ

“Перевод стихов - высокое и

трудное искусство. Я выдвинул

бы два - на вид парадоксальных, но

по существу верных положения:

Первое. Перевод стихов невозможен.

Второе. Каждый раз это

исключение.”

С. Я. Маршак

“Не слова нужно переводить, а силу

и дух.”

И. А. Бунин

Поэтическая организация художественной речи, то есть стихосложение, по мнению Г. Гачечиладзе, накладывает отпечаток своей специфики и на принципы поэтического художественного перевода. Правда, в данном случае также нужно учитывать вышеуказанные требования к эквивалентному художественному переводу, однако они регламентируются строгими рамками поэзии. В связи с этим некоторые теоретические принципы здесь практически реализуются в ином порядке и требуют уточнения и конкретизации. [4]

Известный переводчик М. Лозинский [18] считает, что при переводе иноязычных стихов на свой язык, переводчик также должен учитывать все их элементы во всей их сложной и живой связи, и его задача - найти в плане своего родного языка такую же сложную и живую связь, которая по возможности точно отразила бы подлинник, обладала бы тем же эмоциональным эффектом. Таким образом, переводчик должен как бы перевоплотиться в автора, принимая его манеру и язык, интонации и ритм, сохраняя при этом верность своему языку, и в чем-то и своей поэтической индивидуальности. Необходимо помнить, что перевод выдающегося литературного произведения сам должен являться таковым.

По мнению С. Л. Сухарева-Мурышкина [26], переводчик должен установить функциональную эквивалентность между структурой оригинала и структурой перевода, воссоздать в переводе единство формы и содержания, под которым понимается художественное целое, то есть донести до читателя тончайшие нюансы творческой мысли автора, созданных им мыслей и образов, уже нашедших свое предельно точное выражение в языке подлинника.

Переводческая перспектива нужна особенно при поисках стилистических эквивалентов. Сохранение стиля — требование весьма проблематичное и неосуществимое в полной мере. Как мы уже упоминали выше, работа в этом направлении велась в основном двумя методами:

а) путем сохранения формальных приемов подлинника,

б) путем поисков своих соответствий чужеземному стилю.

Первый метод недостаточно считается с различиями в восприятии одной и той же формы и традициями отдельных литератур, второй опирается на малодоступные для восприятия аналогии. Согласно этой методике, следует просто замещать чужие языковые формы аналогичными своими. Однако замена языковых форм возможна только при наличии общего знаменателя (познавательной или стилистической общности понятий), а общий знаменатель стилистических типов зависит от индивидуальных условий, которые с трудом поддаются учету. Это особый случай художественного преобразования реальности: стиль подлинника и есть тот объективный факт, который переводчик субъективно преобразует.

Двойственность эстетической нормы переводческого искусства приводит к расхождениям критиков при оценке конкретных переводов; красоту и верность часто противопоставляют как взаимоисключающие качества. Но они могут стать взаимоисключающими, только если красоту понимать как красивость, а верность как дословность. Стилистический и эмоциональный блеск, демонстрирование собственного языкового мастерства, бьющего на эмоциональный эффект, нельзя рассматривать как эстетические качества — это всего лишь признаки переводческой безвкусицы. И наоборот, близость к подлиннику сама по себе не может служить мерилом качества перевода — она лишь указывает на метод. О качестве перевода, как и всякого произведения искусства, свидетельствует не метод, который во многом обусловлен материалом и этапом развития культуры, а способ применения этого метода переводчиком, так же как в оригинальной литературе наивно было бы, например, утверждать, что романтизм как метод лучше классицизма, но в каждую эпоху можно отличить мастера от эпигона по тому, как он владеет методом.

Перевод как целое тем совершеннее, чем лучше удалось переводчику преодолеть его противоречивость. Вот почему к искусству перевода, кроме требований общих для переводной и оригинальной литературы, предъявляется еще специфическое требование: переводчику необходимо примирить противоречия, вытекающие из двойственного характера переводного произведения. Такой переводческой интерпретации, даже если сегодня мы не можем согласиться полностью с установкой на вольность, нельзя отказать в художественности. [27]

Согласно определению М. Лозинского, существует два основных типа стихотворных переводов:

  1. Перестраивающий (содержание, форму).

  2. Воссоздающий - т.е. воспроизводящий с возможной полнотой и точностью содержание и форму. [18]

И именно второй тип считается почти единственно возможным.

Но содержание не может существовать до тех пор, пока для него не найдена нужная форма.

Таким образом, нам представляется целесообразным общее рассмотрение характера и способов построения стихотворного текста, то есть его формальной структуры, в котором мы в основном будем опираться на данные книги, авторами которой являются Кузнец М. Д. и Скребнев Ю. М. [16].

Форму стихотворения составляет комплекс взаимосвязанных и взаимодействующих элементов, таких, как ритм, мелодия, архитектоника, стилистика, смысловое, образное, эмоциональное содержание слов и их сочетаний.

Формальная структура стихотворного произведения служит основой для создания его ритма, который считается “самым глубинным, самым мощным организующим началом поэзии” (М. Лозинский).

Ритм стиха основан на правильном чередовании в стихотворной строке ударных и неударных слогов (тонический принцип).

Тоническая система подразделяется на чисто тоническую, силлабическую и силлабо-тоническую. В своей работе мы будем рассматривать последнюю, как характерную для русского и английского стихосложения.

Важным признаком стихотворной речи является упорядоченная повторяемость организующих ее ритмических единиц, а именно стоп, строк, строф.

Отрезок стихотворной строки, заключающий в себе один ударный и один или два неударных слога, называется стопой. В практической части мы будем рассматривать одну из наиболее употребительных в общеевропейской поэзии: ямб, или ямбическую стопу, которая содержит первый неударный и второй ударный слог.

В основе классической системы стихосложения заложено понятие метра (или размера) - канонически заданной схемы соотношения стоп, их характера и количества, независимой от конкретных ритмических вариаций. Метр членит речевой поток на четко ограниченные паузами и соизмеримые между собой отрезки - строки или стихи. Как правило, стихотворение выдерживается в одном и том же размере, однако строгие формулы стихотворного размера могут подвергаться некоторым модификациям конкретного словесного материала, входящего в стихотворную строку. Одной из таких модификаций является пиррихий - стопа, потерявшая требуемое размером ударение из-за того, что на нее пришлось либо безударное служебное слово, либо безударные слоги многосложного слова. Пиррихий придает стихотворной речи естественное живое звучание.

В ритмической организации стихотворной строки существенную роль может играть так называемая цезура - обязательный слогораздел на определенном месте внутри строки, то есть известная пауза.

Далее, схема рифм (порядок, в котором они расположены) имеет решающее значение и для стилистической, и для музыкальной организации строфы. Эквивалентно важен и характер рифм: независимо от метра стихи с различным чередованием рифм будут иметь различную стилистику, так как в стихах основой стилистики является звукопись, или мелодия стиха.

В этом же аспекте также очень важен характер переносов (enjabement), которые возникают тогда, когда словосочетание может быть синтаксически не закончено к концу строки, и его завершение переносится на следующую строку. Они большой степени определяют интонационное движение стиха, помогают передать течение поэтической мысли, подчеркивают смысловые ударения.

Группа стихов, взаимно связанных схемой чередования размеров и рифм, обычно правильно повторяющейся на протяжении всего произведения, образует строфу - ритмическую единицу метрического членения стихотворного текста. Строфа находится как бы на стыке метрики и композиции: в большинстве случаев строфа обладает не только ритмической и интонационно-синтаксической законченностью, вызывающей паузу более сильную, чем паузы между отдельными стихами внутри строфы, но и определенной семантической завершенностью, так как чаще всего развивает отдельную микротему.

В стихотворном произведении строфа выступает как существенный структурный фактор, как важное звено, которое связывает план выражения и план содержания художественного целого.

Многим исследователям и поэтам [4, 12, 13, 14, 16] представляется необходимым подчеркнуть целостность строфы как “смысловой конструкции”. Строфа может рассматриваться как сложное синтаксическое целое, служащее формой выражения законченного авторского высказывания, отражающее движение поэтической мысли. Однако понятие единой темы, более или менее полно раскрывающей какую-либо сторону характеризуемого явления, остается ведущим признаком сложного синтаксического целого.

Строфика - форма последовательности стихов, архитектоника стихотворения, и несоблюдение строфики оригинала ведет к нарушениям общего стиля произведения. Требование воспроизвести строфическое построение с максимальным соответствием оригиналу не предполагает простого копирования строфических схем, а отражает стремление к установлению функциональной эквивалентности между структурой оригинала и структурой перевода.

Однако, даже если в оригинале и в переводе используется одинаковая система стихосложения, как в частном случае, приведенном в данной работе, многое также зависит и от таких особенностей слова, как его величина и звучание. [16,24]

Английский язык в основном моносиллабический, в нем гораздо больше односложных слов, чем в русском языке. Поэтому английская стихотворная строка вмещает больше слов, и, следовательно, мыслей, понятий, художественных образов (см. п.п. 2.3.). Этот фактор также влияет на ритм, и его необходимо учитывать в переводе.

Очевидно, что при стихотворном переводе всегда требуется как можно более точное воспроизведение всех вышеперечисленных элементов.

Однако основным своеобразием поэтического перевода, как это ни парадоксально, является его условно-свободный характер, и если есть отступления, вызываемые языковыми различиями, которые характерны и для прозаического перевода, то есть отступления, характерные именно для стихотворного перевода - те, которых требует форма.

Дело в том, что свободная композиция и условный характер стиха не всегда дают возможность найти не только прямые языковые, но и прямые метрические соответствия, хотя своеобразие композиции в поэзии опирается на устойчивый ритмический строй, так что в первую очередь для отыскания стилистического ключа стихотворного подлинника следует разобраться в ритме и метре.

Ритм согласован с содержанием произведения и с соответствующей содержанию интонацией и построением - все эти элементы и создают стиль метрической организации стихотворения.

Так что в первую очередь переводчик должен перенести соотношение между ритмом и интонацией, а не размер со всеми его метрическими единицами. [4]

Вполне возможны случаи, когда стихотворный размер подлинника и перевода оказывается одним и тем же, и в этом случае соблюдение тех или иных формальных приемов оказывается важным и как цель, и как средство, позволяющее достигнуть наибольшей степени эстетической равноценности подлиннику.

Однако практика показывает, что даже соблюдение всех или почти всех формальных элементов в переводе не делает его подлинно эквивалентным.

Важным методом исследования в лингвистике перевода служит сопоставительный анализ перевода, т.е. анализ формы и содержания текста перевода в сопоставлении с формой и содержанием оригинала. Эти тексты представляют собой объективные факты, доступные наблюдению и анализу. В процессе перевода устанавливаются определенные отношения между двумя текстами на разных языках (текстом оригинала и текстом перевода). Сопоставляя такие тексты, можно раскрыть внутренний механизм перевода, выявить эквивалентные единицы, а также обнаружить изменения формы и содержания, происходящие при замене единицы оригинала эквивалентной ей единицей текста перевода. При этом возможно и сравнение двух или нескольких переводов одного и того же оригинала. Сопоставительный анализ переводов дает возможность выяснить, как преодолеваются типовые трудности перевода, связанные со спецификой каждого из языков, а также какие элементы оригинала остаются не переданными в переводе. В результате получается описание «переводческих фактов», дающее картину реального процесса. [14,15,27]

Сопоставительный анализ переводов как метод лингво-переводческого исследования основывается на допущении, что совокупность переводов, выполняемых в определенный хронологический период, может рассматриваться как результат оптимального решения всего комплекса переводческих проблем при данном уровне развития теории и практики перевода. Применение метода сопоставительного анализа переводов подразумевает также, что результат процесса перевода отражает его сущность. Каждый перевод субъективен в том смысле, в каком • субъективен любой отрезок речи, являющийся результатом акта речи отдельного лица. Выбор варианта перевода в определенной степени зависит от квалификации и индивидуальных способностей переводчика. Однако субъективность перевода ограничена необходимостью воспроизвести как можно полнее содержание текста оригинала, а возможность такого воспроизведения зависит от объективно существующих и не зависящих от переводчика отношений между системами и особенностями функционирования двух языков. Таким образом, перевод представляет собой субъективную реализацию переводчиком объективных отношений. Субъективность перевода не является препятствием для объективного научного анализа, подобно тому как субъективность отрезков речи не препятствует извлечению из них объективных фактов о системе того или иного языка. В отдельных переводах могут встречаться ошибки, искажающие действительный характер переводческих отношений между соответствующими единицами оригинала и перевода, но при достаточном объеме исследуемого материала такие ошибки легко обнаруживаются и устраняются.

Сопоставительное изучение переводов дает возможность получать информацию о коррелятивности отдельных элементов оригинала и перевода, обусловленной как отношениями между языками, участвующими в переводе, так и внелингвистическими факторами, оказывающими влияние на ход переводческого процесса [14,15].

Глава II. СРАВНИТЕЛЬНО-СОПОСТАВИТЕЛЬНЫЙ АНАЛИЗ ДВУХ ПЕРЕВОДОВ СТИХОТВОРЕНИЯ Р. КИПЛИНГА “IF”

2.1. КРАТКАЯ ТВОРЧЕСКАЯ БИОГРАФИЯ Р. КИПЛИНГА.

ИСТОРИЯ И ПРЕДПОСЫЛКИ СОЗДАНИЯ СТИХОТВОРЕНИЯ.

Джозеф Редьярд Киплинг, английский поэт, прозаик и новеллист, родился в Бомбее в семье Джона Локвуда Киплинга, ректора и профессора Бомбейской школы искусств, и Алисы (Макдональд) Киплинг. Отец поэта был скульптором и декоратором, мать печаталась в местных журналах.

В возрасте шести лет, как это было принято в англо-индийских семьях, Редьярд и его младшая сестра были отправлены учиться в Англию. Они жили в частном пансионе и переживания ребенка, которого преследовала жестокая хозяйка пансиона, нашли отражение в некоторых его произведениях.

В 1878 г. Киплинг был послан в Девонское училище, где сыновья офицеров готовились к поступлению в престижные военные академии. Хотя первое время болезненному мальчику изрядно доставалось от задир-однокашников, в конце концов он полюбил училище, описанное им в сборнике рассказов «Сталки и К°» ("Stalky and Co", 1899). Поскольку училище не давало дипломов для поступления в Оксфорд или Кембридж, а близорукость не позволила юноше избрать военную карьеру, на этом образование Киплинга закончилось. [35]

Киплинг закончил школу не по годам зрелым человеком, с оформившимся мировоззрением, со сложившейся системой ценностей. Семнадцатилетний юноша, он уже твердо решил стать писателем, ибо только литература, способности к которой обнаружились у него очень рано, обещала удовлетворить его амбиции: военная карьера была закрыта из-за слабого здоровья, а на продолжение образование не хватало средств. Необходимо было лишь обрести опыт реальной жизни, обрести материал для творчества, и поэтому он с радостью ухватился за возможность вернуться к родителям в Индию, где его ждало место корреспондента в газете города Лахора.

Новая встреча с полузабытой страной раннего детства окончательно вылепила из Киплинга гражданина и художника. Кочевая жизнь колониального газетчика сталкивала его с сотнями людей и ситуаций, бросала в самые невероятные приключения, заставляла постоянно играть с опасностью и смертью. Он писал репортажи о войнах и эпидемиях, вел «светскую хронику», брал интервью, заводил множество знакомств как в «английской», так и в «туземной» Индии.

Профессиональная репортерская выучка не только помогла Киплингу получить глубокое знание разных сторон индийской жизни, которая долгие годы будет служить ему надежным источником творчества, но и повлияла на построение киплинговского образа личности

Редьярд Киплинг ворвался в английскую литературу, как «беззаконная комета». Когда в конце 1889 года он, совсем еще молодой журналист из индийских колоний, сошел на британский берег, лишь несколько человек в столице знало о его существовании, а через несколько месяцев он уже мог считать себя самым знаменитым писателем Англии и даже приобрел репутацию литературного наследника Чарлза Диккенса.. На закате викторианской эпохи, в период литературного безвременья и идейных брожений его незамысловатые рассказы и баллады, повествующие о страданиях и подвигах англичан в далекой загадочной Индии, пришлись как нельзя кстати – в них была мощь, была жизнеутверждающая сила, которой явно недоставало анемичной культуре тех лет. В начинающем писателе молниеносно признали властителя дум, признали огромный, граничащий с гениальностью талант, который с яркостью творит невиданные, яркие, манящие миры их самых внелитературных отбросов языка – сленга, профессиональных жаргонов, безграмотного просторечья. [21]

В 1907 г. Киплинг получает Нобелевскую премию по литературе «за наблюдательность, яркую фантазию, зрелость идей и выдающийся талант повествователя».

К этому времени Киплинг написал тринадцать томов рассказов, четыре романа, три книги рассказов для детей, несколько сборников путевых заметок, очерков, газетных статей и сотни стихотворений. В 1907 г. он был удостоен также почетных степеней Оксфордского, Кембриджского, Эдинбургского и Даремского университетов; кроме того, он получил награды от университетов Парижа, Страсбурга, Афин и Торонто. Вскоре после получения Нобелевской премии творческая активность Киплинга начинает снижаться. Во время первой мировой войны, на которой погиб его единственный сын, Киплинг с женой работает в Красном Кресте. После войны писатель много путешествует, в том числе и как член Комиссии по военным захоронениям. Во время одного из таких путешествий по Франции в 1922 г. Киплинг знакомится с английским королем Георгом V, с которым его много лет связывала большая дружба. С 1915 г. писатель страдал от гастрита, который впоследствии оказался язвой. Скончался Киплинг в Лондоне от кишечного кровотечения в 1936 г., за два дня до своего друга, короля Георга V. Писатель был похоронен в Уголке поэтов в Вестминстерском аббатстве. Его автобиография «Кое-что о себе» ("Something of Myself") появилась спустя год после его смерти.

В 1890 г. Оскар Уайльд назвал Киплинга «гением, говорящим на кокни», а Генри Джеймс увидел в нем «английского Бальзака». Впрочем, к 1907 г. интерес критики к Киплингу начинает спадать. Затмение его писательской славы, по-видимому, объясняется великодержавными и консервативными взглядами Киплинга, а также общедоступностью его произведений модернисты считали, что Киплинг сторонится тех тем и эстетических принципов, которые исповедуют они. [35]

С начала 40-х гг. творчество Киплинга переосмысляется критикой. В 1943 г., после того как Т.С. Элиот выпускает в издательстве «Фейбер энд Фейбер» сборник стихотворений Киплинга, интерес к писателю возрождается. В пространном эссе, предваряющем стихи Киплинга, Элиот утверждает, что «по мастеровитости Киплинга превосходит классиков... Среди его стихотворений не найдется ни одного, в котором бы ему не удалось выполнить поставленную задачу».

Трагедия Киплинга – художника, пережившего свое время и так и не сумевшего с этим смириться, - в большой степени определялось тем, что в первой трети ХХ века мало кто сумел прочесть его внимательно и непредвзято

И хотя не угасающая с 40х годов полемика вокруг Киплинга в конечном счете лишь помогла вернуть ему утраченную славу крупного художника, ситуация сложилась уникальная: за целый век английская критика не смогла выработать объективную, уравновешенную оценку творчества писателя, который, по ее же критериям, прост чуть ли не до примитивности, не смогла определить его место в литературной традиции и – шире – в национальной культуре Великобритании.[28]

Стихотворение “IF” занимает в творчестве Киплинга особое место.

Впервые “IF” было напечатано в журнале “American Magazine” в 1910 году, оно было представлено как вступительное стихотворение к рассказу “Братец Педант” из книги “Награды и чудеса”.

Киплинг в то время находился на вершине своей славы и стихи были приняты с публикой с восторгом. Как писал советский критик Д. Мирский: “... “Если” висит в доме едва ли не каждого благонамеренного английского гражданина.” [20].

Впрочем, в СССР Киплинга долгое время воспринимали либо как детского писателя, либо как “певца” или “барда империализма”, и тот же Д. Мирский отзывается о стихотворении “IF” как о “материале для изучения устройства английского империализма”, “нравоучительных стихах” и “благочестивом гимне”, пропагандирующей черты “цинизма и хищничества империализма”. Но этим стихам сам Киплинг придавал особое значение - они могут быть приравнены к “Памятнику” А. С. Пушкина. Случилось так, что они стали его поэтическим завещанием, хотя после них он выпустил еще не одну книгу. Популярность Киплинга, в последний раз достигшая высокой отметки с началом второй мировой войны, затем резко упала, сменившись равнодушием. Во многом это объяснялось самим характером его поэтических установок. [8,20]

Многие исследователи его творчества отмечали, что для него как в жизни, так и в поэзии были характерны необычайная простота, естественность, неизменный стоицизм, готовность во всем идти до конца. Киплинг обращается к романтизации и героизации, отказавшись от внешней торжественности и парадности. Киплингу, одному из немногих писателей того времени, удалось восстановить одну из основных романтических установок, согласно которой “искусство только тогда значительно, когда оно каким-либо образом переходит за грани искусства и становится жизнью”. Тоска по сильной личности, столь ощутимая на стыке 19 и 20 веков, когда разрушение личности под влиянием социальных факторов стало очевидным для многих, проявилась и в творчестве Киплинга. В то время Старый Мир рушился и Киплинг - поэт поколения, впервые в полной мере столкнувшегося с распадом христианских, библейских ценностей. Его Библия - Ветхий Завет, а его Бог - Саваоф, Бог Воинств, стоящий на страже закона [11].

У.Б.Йейтс недаром назвал поколение Киплинга трагическим. Этому поколению первому в мировой истории пришлось стать свидетелем окончательного разрыва «великой цепи, связывающей землю с небом» (Р.Браунинг) и осознать, что за «крутящимися колесами» эмпирической реальности таится Пустота, Ничто. Киплинг вместе со своим поколением испытал ужас перед опустевшей вселенной. Но, сумевший скрыть свой личный ужас от самого себя, он считал, что человек должен точно также поступить и с ужасом метафизическим – должен спустить завесу на пустоту и мрак реальности. [21]

Предлагая своим современникам императив активного действия, Киплинг предлагал не что иное, как свой вариант «завесы». Именно в действии он видел единственное спасение от бессмысленности мира, «мост между Отчаянием и гранью Ничто». Однако действие может придать смысл человеческому существованию, только когда оно санкционировано высшей, надындивидуальной целью, идеей.

Такой «идеей» у Киплинга стала идея высшего нравственного Закона, то есть господствующей над человеком и нацией системы запретов и разрешений, «правил игры», нарушение которых строго карается. Согласно представлениям Киплинга, принудительные для человека законы выстраиваются в иерархию, пронизывающую снизу вверх весь миропорядок – от закона семьи или клана до закона культуры и универсума. [13]

Киплинговский мир – это мир промежутка, мир на пороге грядущих изменений, истинное значение которых, столь хорошо известное нам, еще сокрыто от взора писателя. Поэтому, например, творчество Киплинга смогло подготовить революционные преобразования англоязычного стиха у постсимволистов, повлияло на развитие жанра новеллы у Конрада, Шервуда Андерсона, Хемингуэя, но – с другой стороны – послужило прообразом «массовой литературы» и в большей степени определило ее жанровый репертуар. Киплинг всегда стремился искренне служить «простому человеку», стремился помочь ему преодолеть страдания и страх, научить его мужеству, стойкости и преданности избранному делу.

Стихотворение “IF” было написано незадолго до первой мировой, и политической подоплекой этого стихотворения была именно война, и модель поведения, изложенная в этом стихотворении, начала реализовываться в конкретных делах и поступках: до начала войны большинство британских офицеров имитировало стиль жизни “железного Редьярда” - так тогда называли Киплинга.

Но кроме стиля жизни, на свет родился новый, собственно киплинговский литературный “железный стиль”, главный признак которого - последовательная “прозаизация” стиха: “...Киплинг никогда не ставил перед собой специфических для поэзии задач, а пытался распространить в сферу поэтического языка свою типично прозаическую установку на новый материал и его предельное правдоподобие.”( Т. Элиот).

Еще в школьные годы внимательно изучив все основные поэтические языки эпохи – Теннисона, Браунинга, Суинберна, прерафаэлитов во главе с Россетти, - Киплинг очень скоро преодолел их влияние, ощутимое в юношеских стихах. Как это часто бывает в истории литературы, его «декларацией независимости» стали пародии на всех известнейших поэтов-викторианцев, которые он опубликовал вскоре после приезда в Индию (сборник «Отзвуки», 1884). Уже в этих ранних опытах, стих, так сказать, пропитывается прозой – внелитературный, экзотический быт сополагается с условно-литературными системами и обнажает их искусственность. А когда опробованный в пародиях антитрадиционный диалект отделяется от пародируемого языка и обретает самостоятельное существование в формах баллады, то на свет рождается новый, собственно киплинговский «железный» стиль, главный признак которого – последовательная «прозаизация» стиха».[8,12,13]

Так почему же стихи Киплинга так упорно не желают походить на Поэзию? Слово в них, если использовать замечание Ю.Тынянова по поводу баллады «нашего времени», «теряет почти все стиховые краски, чтобы стать опорным пунктом сюжета, сюжетной точкой». Оно хочет быть прежде всего точным и достоверным, а затем уже поэтичным, и все блистательно используемые Киплингом верификационные приемы подчинены этой доминанте его поэзии.

Для Киплинга человека определяет отнюдь не то, что он есть, а то, что он совершает. Преображая мир, герой Киплинга преображает и самого себя: только действие придает смысл его существованию, только действие выковывает из «дрожащей твари» сильного Человека.[29]

Критик М. В. Урнов отзывается об испытании делом как о лейтмотиве всего написанного Киплингом. Бесполезны все истины, не прошедшие реальной проверки. Лишь в подобном испытании выясняется правда о человеке и подтверждается непреложный закон - нельзя безнаказанно изменить тому лучшему, что заложено в каждом. В неизменности Киплинга - одна из разгадок его магнетической славы. Хотя предложенная им модель мира и поведения в нем очень проста, и сводится в набору элементарных категорий, сами категории (жизнь-смерть, порядок-хаос, сила-слабость, действие-пассивность, знание-неведение и пр.) образуют как бы сетку координат, которую, в принципе, любая культура может признать своей. [10,30].

Провозглашенные Киплингом в стихотворении “IF” истины не зависят ни от интеллектуальной моды, ни от идейных устремлений, потому что они рождены опытом жизни, и Киплинг написал стихотворение, которое войдет в любую антологию английской поэзии - даже самую строгую по принципам отбора. [8,9].

Для этого стихотворения характерны потрясающая простота, противоречащая духу времени, исключающая всякую зашифрованность образов и глубоко спрятанный подтекст. Стихи, полные мощного внутреннего напряжения соединяют в себе суровую, фактографическую правду жизни с почти нескрываемым назиданием.

Мир Киплинга, отраженный в этих стихах, представляется графическим, черно-белым: без полутонов, почти без оттенков. Его идеалом была предельная ясность, которой было подчинено все остальное - ритм, строфика, поэтическое слово; для него характерна непревзойденная смелость в назывании предметов неметафорическими, словарными именами.

Литературный критик А. Долинин отмечал, что на фоне таких английских современников, как Томас Харди или Альфред Эдвард Хаусмен, или на общеевропейском фоне символизма стихотворение Киплинга кажется достоянием совсем другой эпохи. [30]

2.2. ИНТЕРПРЕТАЦИЯ И ХУДОЖЕСТВЕННЫЕ ХАРАКТЕРИСТИКИ СТИХОТВОРЕНИЯ “IF” Р. КИПЛИНГА.

То, что меня не убьет, сделает меня сильнее”.

Ницше

Перед тем, как приступить к сопоставительному анализу стихотворения “IF” и его русских переводов, нам представляется целесообразным предложить свою художественную интерпретацию этого стихотворения и исследовать его формальную структуру.

Стихотворение “IF” можно рассматривать, с одной стороны, как путь воина, конкретного человека, который проходит через самые тяжелые в человеческой жизни испытания; и с другой стороны - как модель поведения в этих ситуациях - их нужно пройти достойно, преодолевая себя, достигая успеха, становясь и оставаясь Человеком.

Мы построили нашу интерпретацию на первом смысловом аспекте - мы попытаемся рассмотреть стихотворение “IF” как рассказ о жизненном пути боевого офицера:

If you can keep your head when all about you

Are losing theirs and blaming it on you,

If you can trust yourself when all men doubt you,

But make allowance for their doubting too;

If you can wait and not be tired by waiting,

Or being lied about, don’t deal in lies,

Or being hated, don’t give way to hating,

And yet dont’t look too good, nor talk too wise:

- это описание ситуации в бою, когда он, как боевой офицер, обязан сохранить способность трезво мыслить, когда все вокруг “теряют головы” от страха, не верят в победу, и готовы обвинить в этом того, кто ведет их в бой; когда он может затаиться и ждать в окопе удобного момента для атаки, не прислушиваясь ни к голосу животного страха за свою жизнь, требующего бежать с поля боя без оглядки, ни к тому, возможно, как его обзывают трусом и ненавидят его же солдаты, ничем им не отвечая; - и который потом, выиграв бой, не представляет себя этаким героем, унижая своим видом и речами тех, кто усомнился.

If you can dream - and not make dreams your master;

If you can think - and not make thoughts your aim;

If you can meet with Triumph and Disaster

And treat those two impostors just the same;

If your can bear to hear the truth you’ve spoken

Twisted by knaves to make a trap for fools,

Or watch the things you gave you life to, broken,

And stoop and build’em up with worn-out tools:

Он возвращается с войны, и в дороге мечтает о нормальной, мирной жизни, не позволяя, однако, этим мечтам завладеть собой настолько, чтобы потом, когда они не сбудутся, сломаться от этого; сначала ему улыбается удача, затем грядет несчастье - но он, как истинный воин, встречает их спокойно, не видя между ними особой разницы: он слышит, как та единственная, выстраданная им правда - может быть, это рассказы о войне - извращается теми, кому это выгодно, кто хочет с помощью этой искаженной правды управлять “дураками”- которые являются таковыми, потому что им верят; наблюдает за тем, как рушится то, чему он посвятил жизнь - и снова молча, перенеся все это и упрямо сутулясь, принимается выстраивать все заново.

If you can make one heap of all your winnings

And risk it on one turn of pitch-and-toss,

And lose, and start again at your beginnings

And never breathe a word about your loss;

If you can force your heart and nerve and sinew

To serve you turn long after they are gone,

And so hold on when there is nothing in you

Except the Will which says to them: “Hold on!”

Жизнь - это игра, и собрав все свои в ней выигрыши, он выставляет их, проверяя свое презрение к результату, в самой что ни на есть примитивной форме этой игры - в орлянке; проиграв же, он начинает выигрывать снова с самых нулей, не выдохнув ни слова о своей потере; загоняя себя, заставляя работать сердце, нервы, и тело столько, сколько потребуется, не обращая внимания на то, что они уже давно изношены и что держатся только на его воле.

If you can talk with crowds and keep your virtue,

Or walk with Kings - nor lose the common touch,

If neither foes nor loving friends can hurt you,

If all men count with you, but none too much;

If you can fill the unforgiving minute

With sixty seconds’ worth of distance run,

Yours is the Earth and everything that’s in it,

And- which is more - you’ll be a Man, my son!

Достигнув успеха и поднявшись до сильных мира сего, и, возможно, став одним из них, он, обращаясь к народным массам, не опускается до того, чтобы, угождая им, подняться еще выше; теперь твердость его духа не смогут ни сломить враги, ни поколебать любящие друзья (что гораздо опаснее) - теперь-то все считаются с ним - пока; ведь он сумел оправдать каждую минуту своей жизни, заполнив ее смыслом - и теперь ему принадлежит весь мир со всеми его сокровищами, потому что он - Человек в самом высоком смысле этого слова.

Как мы уже указывали, в стихотворении “IF” поэт обращается к своему сыну и провозглашенные им истины - это самые его дорогие мысли, и, может быть, в некотором плане оно даже автобиографично. В нем высказаны еще в отрочестве им выработанные и пронесенные через всю жизнь понятия о долге и призвании - настоящих ценностях. Сказались суровая выучка, смолоду развившееся презрение к опасности, способность преодолеть себя. Киплинг мог не понаслышке поведать о буднях жизни солдата, находящегося на шатком рубеже между жизнью и смертью, в постоянной готовности лицом к лицу встретить смерть. Вот откуда вера Киплинга в понятия долга, ответственности, товарищества, бескорыстной отваги, духовной стойкости и душевной цельности - фундаментально важных для него понятий, на которых базировалось его творчество, которые положительно оцениваются в любой системе долженствований, и которым он приписывал абсолютную этическую ценность. Он считал, что это лучшие из всех человеческих качеств, не признавая тех, для кого главенствует личный интерес и ценил мужественных, волевых людей, умеющий терпеть удары судьбы, упорно противостоять ей, не раздумывая о неравенстве сил. [12,13].

Суждения Киплинга называли прямолинейными, однако смысл его стихов в том, что можно назвать назначением человека на Земле - мотив мужания и душевной закалки, которую человек приобретает, столкнувшись с реальной жизнью с ее очень жесткими требованиями к каждому. Те, кто из этих испытаний выходил, окрепнув душой, становились для Киплинга героями в самом точном значении этого слова. Его оценка всегда субъективна, для него человека определяет не то, что он есть, а то, что он совершает. [28].

В то время Киплинг считал, что воинская служба - это единственное дело, достойное мужчины. Герой стихотворения “IF”- воин, и автор создает этот образ через ситуации и его поведение в них. Образ воина подчеркивается тем, что герой стихотворения не выражает своих эмоций по отношению к происходящему - даже когда он переживает одну потерю в жизни за другой - он просто молча принимается все строить заново.

Эти стихи - целая программа жизни, нравственное кредо, которому трудно противиться - до того убежден автор в своей правоте и так умеет убедить в ней других. Действительно, Киплинг предложил читателям непосредственную программу поведения, идеальную модель, на которую, возможно, следовало ориентироваться не только в войне, но и в повседневной действительности.[21]

Формальная структура стихотворения “IF” Р. Киплинга.

“Было совершенно необходимо добиться того, чтобы каждое слово звучало, сообщало нечто конкретное, обладало весом, вкусом, и, если потребуется, запахом.”

Р. Киплинг . [12].

Стихотворение “IF” состоит из четырех октав, размер стихотворения представляет собой в основном пятистопный ямб, однако в первой и четвертой строфах употреблены шестистопные ямбические стихи. Ямб удачно отразил характерный лаконизм английской речи, позволяющей в одной строчке охватить глубокую и законченную мысль; символизируя спокойную твердость духа, торжество воли, он помогает сосредоточиться на основных идеях и наряду с этим подчеркивает разговорное течение мысли, оттеняя логичность мыслительного процесса и доверительную тональность повествования. В стихотворении преобладают десятисложные и одинадцатисложные стихи. Наиболее показательна в этом плане вторая строфа (см. приложение № 3).

Основной фигурой речи в стихотворении Киплинга “IF” является антитеза. Автор как бы создает ситуацию - и здесь же долженствующую модель поведения в этой ситуации, указывает путь. Эта фигура речи реализуется на всех уровнях художественной структуры стихотворения - композиционном, семантическом, лексическом, грамматическом, звуковом.

Стихотворение Киплинга отличается силой звучания благодаря выбранному ритму, который напоминает военный марш, отвечая замыслу автора, и характеризуется предельной четкостью (четко выделены ритмические единицы). Нам представляется целесообразным рассмотреть подробнее, какие приемы использовал автор для его создания.

Ритм поддерживается выбором слов - автор в основном использует односложные и двухсложные слова (keep, head, doubt, etc.), однако имеют место редкие пиррихии (allowance, unforgiving), которые вносят разнообразие, дополнительный ритмический рисунок, выделяют смысловые ударения.

Следующим приемом, подчеркивающим ритм, является многосоюзие - во-первых, ключевой союз if стоит в сильной позиции, подчеркивая смысловое отношение условия - двенадцать из тридцати двух стихов начинаются со слов If you, создавая также основу для тематического, экспрессивного повтора-рефрена, фокусирующего в себе лирическую тему - обращение к сыну писателя. Если рассматривать этот прием как композиционный, мы можем заметить закономерность: стихи с начальным If подготавливают своеобразные выводы, содержащиеся в 6-8 стихах каждой строфы; и во-вторых, в стихотворении часто повторяется союз and - также одно из средств создания четкого ритма, способствующее чередованию ударных и безударных слогов, выделяющее значимые понятия.

Движение ритма и антитеза выделяются цезурой (внутристиховая пауза) и силовыми концовками стихов. Кроме этого, наличие цезуры, во-первых, подчеркивает упорядоченность, во-вторых, помогает выделить смысловые отношения противопоставления и сопоставления. Так, например, в последнем стихе две внутристиховые паузы подчеркивают ключевую поэтическую мысль наряду с обращением (раскрытие адресата) и восклицательной интонацией:

And-/ which is more -/ you’ll be a Man, my son!

Следует отметить также звуковые и лексические повторы (аллитерация и ассонанс), которые создают определенный мелодический, музыкальный эффект и подчеркивают смысловые отношения противопоставления:

If you can dream- /and not make dreams your master;

If you can think - /and not make thoughts your aim;

Except the Will / which says to them: “Hold on!”

Or walk with Kings - / nor lose the common touch,

Звуковая гамма довольно богата: звуковые ряды включают в себя как сонорные, так и взрывные гласные:

And stoop and build’em up/ with worn-out tools

Киплинг использует традиционную перекрестную рифмовку AbAbCdCd, употребляя как женские, так и мужские рифмы, носящие в основном оценочный характер. Следует отметить, что введение лирической темы в 1, 2, 3 и 4 стихах сопровождается как нарушением общего ритмического строя (шестистопный ямб, характерный для передачи трагизма), так и четкости рифмы - you-you-you-too. Однако именно эта рифма помогает создать звуковые кольца, скрепы, анафоры, подчеркивая значимость адресата. Автор рифмует как слова, принадлежащие к одной части речи: master - Disaster; spoken-broken, так и слова разных частей речи: aim-same. Предельно экспрессивны и значимы по своей финальной акцентуации рифмы gone-Hold on, run-son, как стыкующие и подчеркивающие ключевые мысли. Отглагольные существительные winnings-beginnings в силу их финальной акцентуации также выделяют ключевые понятия, и, кроме того, побуждают к действию.

Все рифмы точны (сравнительное исключение составляют рифмы первой строфы, но они, как было отмечено выше, помогают, во-первых, подчеркнуть значительность адресата, и, во-вторых, способствуют концентрации мысли читателя), можно отметить намеренном употребление автором одно- и двухсложных слов в силовых концовках. Все прочие ритмические сбои усиливают смысловые оттенки.

Следует также отметить внутристиховые рифмы и многочисленные звуковые ряды:

If you can keep your head / when all about you

Are losing theirs and blaming it on you,

If you can trust yourself / when all men doubt you,

But make allowance / for their doubting too;

Многочисленные переносы (enjambements) в большой степени определяют интонационное движение стиха, помогают передать течение поэтической мысли, подчеркивая смысловые ударения, однако в стихотворении нет лирической монотонности благодаря богатству ритмического, звукового строя. Для этого стихотворения, как уже отмечалось выше, характерны ясность, четкость, логичность и глубокая смысловая связь внутри стиха, между строфами за счет таких стилистических средств, как подхваты (скрепы), анафоры, кольца.

В плане синтаксического оформления смыслового аспекта стихотворение довольно своеобразно. Во-первых, конечно, следует упомянуть параллельные конструкции, которые также служат как бы каркасом для создания маршевого ритма стихотворения. Первые две строфы заканчиваются двоеточием, и каждая строфа логически вытекает из предыдущей. Первую, вторую и третью строфы можно рассматривать как единое логическое целое, в них нагнетается единство мысли, эмоциональное состояние; четвертая строфа может быть интерпретирована как своеобразный итог жизни, как логический вывод.

Наличие большого количества модальных глаголов, императивов и отрицаний подчеркивает мотив назидания, поучения. [8] Хотя в стихотворении рефреном повторяется модальный глагол “can”- мочь, на самом деле прослеживается мотив долженствования, очевидно, автор считает, что Человек должен так поступать, и в первую очередь это долг перед собой, необходимость сохранить в себе внутреннюю чистоту и гуманность, как бы ни складывались внешние обстоятельства. Противопоставление модальных глаголов и отрицаний также подчеркивают основную фигуру речи - антитезу:

If you can dream - and not make dreams your master,

Параллелизмы помогают подчеркнуть и усилить ритм стихотворения, выделяют ключевое слово “if”. Автор широко использует анафоры: And-and, Or-Or для объединения лирической микротемы.

В целом стиль стихотворения может быть охарактеризован как энергичный и четкий, резкий и категоричный.

Исходя из вышесказанного, важнейшими структурными элементами стихотворения “IF” нам представляются его ритм и наличие антитезы, поэтому в дальнейшем, при сопоставительном анализе английского оригинала и четырех русским переводов, мы будем опираться именно на них.

Заканчивая анализ формальной структуры стихотворения “IF”, нам хотелось бы отметить, что стихотворение Д. Р. Киплинга “IF” представляет собой образец классического силлабо-тонического стихосложения, главный принцип которого - четкая последовательность ударных и неударных звуков, что создает упорядоченное, ритмичное звучание. Описанная нами поэтическая форма достаточно традиционна как для русского, так и для английского стихосложения, что является положительным фактором при перевод этого стихотворения на русский язык.

Среди ключевых художественных характеристик можно отметить следующее:

  1. Обращение к сыну ( наличие адресата) - направленность во временную сферу будущего - отсюда, учитывая этическо-воспитательное содержание, наличие почти в каждом стихе антитез и сопоставлений - автор как бы дает возможную жизненную ситуацию, ее субъективную оценку - и рекомендуемую модель поведения. Стихотворение начинается с обращения к адресату: If you, и заканчивается словами: My son!, что создает определенную целостность и завершенность.

  2. Важнейшим, ключевым образом в стихотворении является образ Человека, Мужчины - Man. Это образ героя-воина, идеального человека в понимании Киплинга.

  3. Предельно конкретные, даже бытовые ситуации получают, тем не менее, в лирическом контексте обобщенное поэтическое звучание - человеческая жизнь уподоблена игре, схожей с орлянкой, которая знакома каждому (pitch-and-toss - столбик монет, в который бросают монету потяжелее, чтобы перевернуть стоящие в столбике монеты на орла).

  4. Использование олицетворения отвлеченных понятий в обобщенном, эмоционально-возвышенном плане: Triumph and Disaster, Will. Что выпадет - Успех (Triumph) или Несчастье (Disaster) - неизвестно, но спасение от враждебного мира, от ударов судьбы Киплинг ищет в самом человеке, в его бесстрашии, готовности принять, если нужно, смерть, в его всепобеждающей Воле к действию: “Except the Will which says to them: “Hold on!”. Образ Воли неделим с образом главного героя-воина, чья сила духа настолько сильна, что может одолеть даже телесную немощь, заставляя служить heart and nerve and sinew ... long after they are gone.

  5. Собирательный образ Kings олицетворяет власть имущих, сильных мира сего, и герой Киплинга общается с ними на равных: “walk with Kings”, то есть можно предположить, что он поднялся на высшую социальную ступень. Кстати, сам Киплинг знал об этом не понаслышке: мы упоминали в предыдущем параграфе его дружбу с королем Георгом V.

  6. Приведенные образы сохраняют конвенциональность (отвлеченность и заданность), возможна их дальнейшая интерпретация.

  7. Для стихотворения характерен этический максимализм, вера в личную силу человека, в его способность сохранить в любой ситуации цельность своего “я”.

Перед тем, как приступить к анализу русских переводов стихотворения “IF”, следует отметить, что при всей его кажущейся простоте в нем есть большое смысловое пространство для его стилистического и эмоционального наполнения. [8]

Эти стихи содержат очень глубокие смысловые оттенки, выявляющиеся с каждым новым серьезным прочтением. Сопоставление двух русских литературных переводов, как нам кажется, поможет их выявить.

2.3. СРАВНИТЕЛЬНО-СОПОСТАВИТЕЛЬНЫЙ АНАЛИЗ

ДВУХ РУССКИХ ПЕРЕВОДОВ СТИХОТВОРЕНИЯ “IF”.

Стихотворный перевод никогда не являлся точным слепком подлинника, но лишь его поэтическим эквивалентом, разными гранями и в различной степени приближающимся к оригиналу. Поэтому для характеристики его, по мнению некоторых ученых, возникает необходимость комплексного изучения двух стихотворных текстов, сравнения подлинника с переводом в разных аспектах. Сопоставительное изучение оригинала и перевода выявляет не только соответствия, но и отклонения от оригинала на всех уровнях его структуры.[19]

Так, Сухарев-Мурышкин С.Л. считает, что содержание стихотворения, его образность, интонация, мелодия тесно связаны с его ритмико-стилистической, строфической системой, поэтому в процессе анализа важно подчеркнуть идейно-образное, интонационное, структурное единство произведения, то есть рассматривать оригинал и перевод необходимо как художественное целое, выявить единство формы и содержания, их взаимное влияние. .[26]

Лучшие переводы его стихов (Киплинга) стали фактом русской поэзии.

А. Долинин

Стихотворение Р. Киплинга “IF” является выдающимся литературным произведением и неудивительно, что оно привлекало внимание многих русских переводчиков – в настоящее время насчитывается около двадцати русских переводов и можно не сомневаться, сто со временем появятся новые. Среди них – переводы таких мастеров как С. Я. Маршака, Вл. Корнилова и А. Грибанова. Но так как возможности данной дипломной работы ограничены, мы выбрали для сравнительного анализа два русских перевода, которые, как нам кажется, являются наиболее показательными в плане достижения эквивалентности. Это переводы М. Лозинского и А. Шараповой.

Перевод М. Лозинского “Заповедь”.

R. Kipling

IF

If you can keep your head when all about you

Are losing theirs and blaming it on you,

If you can trust yourself when all men doubt you,

But make allowance for their doubting too;

If you can wait and not be tired by waiting,

Or being lied about, don’t deal in lies,

Or being hated, don’t give way to hating,

And yet dont’t look too good, nor talk too wise:

If you can dream - and not make dreams your master;

If you can think - and not make thoughts your aim;

If you can meet with Triumph and Disaster

And treat those two impostors just the same;

If your can bear to hear the truth you’ve spoken

Twisted by knaves to make a trap for fools,

Or watch the things you gave you life to, broken,

And stoop and build’em up with worn-out tools:

If you can make one heap of all your winnings

And risk it on one turn of pitch-and-toss,

And lose, and start again at your beginnings

And never breathe a word about your loss;

If you can force your heart and nerve and sinew

To serve you turn long after they are gone,

And so hold on when there is nothing in you

Except the Will which says to them: “Hold on!”

If you can talk with crowds and keep your virtue,

Or walk with Kings - nor lose the common touch,

If neither foes nor loving friends can hurt you,

If all men count with you, but none too much;

If you can fill the unforgiving minute

With sixty seconds’ worth of distance run,

Yours is the Earth and everything that’s in it,

And- which is more - you’ll be a Man, my son!

М. Лозинский

ЗАПОВЕДЬ

Владей собой среди толпы смятенной,

Тебя клянущей за смятенье всех,

Верь сам в себя, наперекор вселенной,

И маловерным отпусти их грех;

Пусть час не пробил, жди, не уставая,

Пусть лгут лжецы - не снисходи до них;

Умей прощать, и не кажись, прощая,

Великодушней и мудрей других.

Умей мечтать, не став рабом мечтанья,

И мыслить, мысли не обожествив;

Равно встречай успех и поруганье,

Не забывая, что их голос лжив;

Останься тих, когда твое же слово

Калечит плут, чтоб уловлять глупцов,

Когда вся жизнь разрушена, и снова

Ты должен все воссоздавать с основ.

Умей поставить в радостной надежде,

На карту все, что накопил с трудом,

Все проиграть, и нищим стать, как прежде,

И никогда не пожалеть о том;

Умей принудить сердце, нервы, тело

Тебе служить, когда в твоей груди

Уже давно все пусто, все сгорело.

И только Воля говорит: ”Иди!”

Останься прост, беседуя с царями,

Останься честен, говоря с толпой;

Будь прям и тверд с врагами и друзьями,

Пусть все, в свой час считаются с тобой;

Наполни смыслом каждое мгновенье,

Часов и дней неумолимый бег, -

Тогда весь мир ты примешь, как владенье,

Тогда, мой сын, ты будешь Человек!

В переводе М. Лозинского в основном сохранена поэтическая форма оригинала (см. приложение 2,3). Переводчик сохраняет четкие цезуры, подчеркивающие смысловую двухчастность; контрастные повторы на звуковом и лексическом уровне; силовые концовки; имеют место enjambements:

Останься тих, когда твое же слово

Калечит плут, чтоб уловлять глупцов,

М. Лозинский сохраняет основные смысловые аспекты и художественные характеристики (см. выше), смысловые отношения сопоставления и противопоставления (антитеза), выделяя в стихотворении воспитательный аспект, то есть воздействующее на другого человека слово - отсюда и название - “Заповедь”. Одновременно это понятие раскрывает этические ценности, ключевые эмоции, сокровенное желание. Уже в первом стихе вводится глагол в повелительном наклонении, который включает два смысловых аспекта:

  1. Долженствование.

  2. Желательность.

Сохраняя аллегорические понятия Will (Воля) и Man (Человек, Мужчина), М. Лозинский не сохраняет аллегорических понятий Truimph и Disaster, они переведены как успех и поруганье и сведены к жизненным обстоятельствам, теряя конвенциональность и возможность дальнейшей интерпретации. Несколько теряется также и образ Kings - царями, однако следует отметить, что переводчик сохраняет в целом смысловой аспект оригинала walk with Kings - беседуя с царями - у него герой также общается с сильными мира сего на равных, не теряя при этом своего достоинства.

Киплинг:

Лозинский:

If you can talk with crowds and keep your virtue

Останься прост, беседуя с царями

Or walk with Kings - nor lose the common touch

Останься честен, говоря с толпой

Но наряду с этим необходимо отметить следующие отступления от оригинала:

1. Не сохранен шестистопный ямб в первой и четвертой строфах.

2. Не сохранен рефрен, ключевое слово “if” заменено и начало стихов оформлено повелительными формами глаголов: владей, верь, умей и частично словом когда, что частично способствует сохранению основных смысловых отношений условие-результат.

3. В переводе только три лексические анафоры: пусть-пусть, останься-останься, тогда-тогда.

4. Прослеживается некоторая ритмическая неровность концовок. С одной стороны, сохраняются простые и лаконичные рифмовки - всех-грех, с другой - употребление в качестве концевых рифмовок трехсложных слов приводит к замедлению ритма в конце стихов: смятенной - вселенной.

У М. Лозинского в третьей строфе прибавляется эмоциональная характеристика героя - умей поставить, в радостной надежде, отчего разрушается цельность образа воина - у Киплинга его герой вообще не проявляет своих эмоций; на карту все, что накопил с трудом - у Киплинга pitch-and-toss (орлянка) и one heap of all your winnings (выигрыши), эта игра слов создает эффект материальности игры - у Лозинского этот смысловой оттенок теряется; затем, теряется and start again at your beginnings- у Лозинского герой, хотя и не жалеет о потере, но, становясь нищим, начинать заново ничего не собирается - у Киплинга герой переживает даже двойную потерю:

Or watch the things you gave your life to, broken,

And stoop and build them up with worn-out tools:

If you can make one heap of all your winnings

And risk it on one turn of pitch and toss,

And lose and start again at your beginnings

And never breathe a word about your loss;

и каждый раз все начинает сначала.

Затем, в четвертой строфе в последней строке М. Лозинский унифицирует цезуры, что ведет к сглаживанию экспрессии, особенно в последнем стихе четвертой строфы, и, кроме того, смещает обращенность к сыну, как важное смысловое ударение, на второстепенный план, нарушает единство обращения и адресата:

Киплинг:

Лозинский:

If you can keep your head when all about you

Владей собой среди толпы смятенной,

And- which is more - you’ll be a Man, my son!

Тогда, мой сын, ты будешь Человек!

М. Лозинский не сохранил семантическое целое первой, второй и третьей строф, в его переводе каждая строфа выступает как отдельная смысловая и синтаксическая единица, однако в целом авторский синтаксис сохранен.

Мы считаем, что к прочим недостаткам перевода М. Лозинского можно отнести излишнюю отвлеченность и обобщенность, сглаженность, наличие штампов: наполнить смыслом каждое мгновенье, считаются с тобой, неумолимый бег; не сохранен рефрен, образы Triumph и Disaster, не переданы некоторые смысловые аспекты, нарушен образ воина (см. выше), не сохранено графическое оформление оригинала.

Однако именно этот перевод считается классическим и во многом по праву. [8]. Для него характерны предельная собранность, сжатость, выбор самых важных и необходимых словесных средств; лексико-стилистические эквиваленты поэтичны, точны и естественны для русской стихотворной речи; сохранены основные образы и понятия. М. Лозинский сделал все возможное, чтобы сохранить формальную структуру подлинника и донести до читателя важнейшие смысловые аспекты. Переводчик блестяще использовал все виды грамматических трансформаций в рамках достижения эквивалентности перевода и мы можем утверждать, что этот перевод соответствует эквивалентности четвертого типа (см. п.п 1.2). [14,15]

Перевод А. Шараповой “Из тех ли ты...”

R. Kipling

IF

If you can keep your head when all about you

Are losing theirs and blaming it on you,

If you can trust yourself when all men doubt you,

But make allowance for their doubting too;

If you can wait and not be tired by waiting,

Or being lied about, don’t deal in lies,

Or being hated, don’t give way to hating,

And yet dont’t look too good, nor talk too wise:

If you can dream - and not make dreams your master;

If you can think - and not make thoughts your aim;

If you can meet with Triumph and Disaster

And treat those two impostors just the same;

If your can bear to hear the truth you’ve spoken

Twisted by knaves to make a trap for fools,

Or watch the things you gave you life to, broken,

And stoop and build’em up with worn-out tools:

If you can make one heap of all your winnings

And risk it on one turn of pitch-and-toss,

And lose, and start again at your beginnings

And never breathe a word about your loss;

If you can force your heart and nerve and sinew

To serve you turn long after they are gone,

And so hold on when there is nothing in you

Except the Will which says to them: “Hold on!”

If you can talk with crowds and keep your virtue,

Or walk with Kings - nor lose the common touch,

If neither foes nor loving friends can hurt you,

If all men count with you, but none too much;

If you can fill the unforgiving minute

With sixty seconds’ worth of distance run,

Yours is the Earth and everything that’s in it,

And- which is more - you’ll be a Man, my son!

Алла Шарапова

ИЗ ТЕХ ЛИ ТЫ

Из тех ли ты, кто не дрожал в сраженье,

Но страх других себе в вину вменил,

Кто недоверие и осужденье

Сумел признать, но доблесть сохранил?

Кто бодро ждал и помнил, что негоже

Неправдою отплачивать лжецу

И злом злодею (но и этим тоже

Гордиться чересчур нам не к лицу).

Ты - друг мечты, но средь ее туманов

Не заблудиться смог? И не считал,

Что Мысль есть Бог? И жалких шарлатанов -Триумф и Крах - с улыбкой отметал?

И ты сумеешь не придать значенья,

Когда рабы твой труд испепелят

И смысл высокий твоего ученья

Толпа на свой перетолкует лад?

Рискнешь в игре поставить состоянье,

А если проиграешь все, что есть, -

Почувствуешь в душе одно желанье:

Встать от игры и за труды засесть?

Послушна ли тебе и в боли дикой

Вся армия артерий, нервов, жил?

Воспитана ли Воля столь великой,

Чтоб телу зов ее законом был?

Ты прям и прост на королевской службе?

С простолюдином кроток? Справедлив

К достойному назло вражде и дружбе?

Властителен порой, но не кичлив?

И правда ли, что даже малой доли

Своих часов, минут ты господин

Ну что ж! Земля твоя, и даже боле

Тебе скажу: ты Человек, мой сын!

Переводчик сохраняет образ адресата, присутствует местоимение ты; стихотворение начинается словами Из тех ли ты и заканчивается, как и в оригинале, раскрытием образа адресата - мой сын.

Отдельно хотелось бы отметить некоторые фрагменты этого перевода, как созвучные с предложенной нами интерпретацией:

Из тех ли ты что не дрожал в сраженьи,

Но страх других себе в вину вменил,

Далее:

Послушна ли тебе и в боли дикой

Вся армия артерий, нервов, жил?

Как нам кажется, эти примеры поддерживают образ воина, созданный Киплингом и в смысловом плане эквивалентны оригиналу.

Далее, при том, что переводчик сохраняет графическое размещение стихов (см. приложение 2,3), размер оригинала, строфическое деление на октавы, перекрестную рифмовку; несмотря на активно используемую звукопись: дрожал в сраженье, негоже, лжецу, тоже - тем не менее этот перевод наиболее далек от оригинала. Уже на уровне ритма видны глубинные отличия:

  1. Широкое употребление четырехсложных слов (недоверие, осужденье, простолюдином) приводит к возникновению большого числа пиррихиев - в 1-й строфе их 9, во 2 и 3 по 8, в 4-й -7, что намного больше, чем в оригинале и в первых трех переводах, что, в свою очередь, замедляет ритм, делает его прерывистым, отличным от ритма оригинала – ритма военного марша.

  2. Формально сохраненная цезура за счет большого числа пиррихиев почти не прослеживается.

А. Шарапова подчеркивает интонацию вопроса, сама семантика названия, частица ли выражают сомнение. Хотя автор оформляет начало стихов при помощи глагольной формы повелительного наклонения, отказываясь от лексических рефренов-анафор, но за основу принята интонация вопроса - в переводе используется большое количество вопросительных предложений с частицей “ли” – на наш взгляд, здесь утеряны отношения условия и результата.

В области архитектоники можно отметить следующее: автор редко рифмует односложные слова: жил-был, чаще это двухсложные слова с трех- или четырехсложными: справедлив-кичлив, господин-сын, испепелят-лад, что также приводит к замедлению и искажению ритма оригинала.

Антитеза, как основная фигура речи оригинала, не находит своего отражения в данном переводе, отчего теряется выразительность и смысловые аспекты ситуации и модели поведения в ней.

Следующей особенностью этого перевода является обилие переносов (enjambements) и введение инверсий, что разрушает логику и цельность повествования, присущих оригиналу, интонационные паузы разбивают стихи на простые смысловые оттенки.

В области лексики этот перевод также довольно интересен - с одной стороны, переводчик стремится сохранить аллегорический ряд: Триумф и Крах, Воля, Человек с другой - меняет семантическое звучание большинства образов:

Киплинг:

Шарапова

If you can dream - and not make dreams your Master

Ты - друг Мечты, но средь ее туманов

If you can think - and not make thoughts your aim

Не заблудиться смог? И не считал,

If you can meet with Triumph and Disaster

Что Мысль есть Бог? И жалких шарлатанов -

And treat those two impostors just the same;

Триумф и Крах - с улыбкой отметал?

А. Шарапова вводит новые образы Мечты и Мысли, наделяя последний качественно новым звучанием, создавая новую аллегорию и гиперболизирует семантику aim - Бог. Это вносит дополнительную экспрессию, но не эквивалентно оригиналу.

Очевидно, что большая часть стихов претерпевает довольно резкие изменения, переводчик нарушает смысловые отношения между стихами - то, что в оригинале умещалось в одном стихе, у А. Шараповой оформляется в два. Несмотря на то, что переводчик стремится сохранить прямое введение оценок: those two impostors - жалких шарлатанов, лексика в общем более отвлеченная и абстрактная. Так, например, во второй строфе киплинговские knaves превращаются в рабов, the truth в ученье, а глагол twisted - в испепелят:

Киплинг:

Шарапова

If you can bear to hear the truth you’ve spoken

Twisted by knaves to make a trap for fools

И ты сумеешь не придать значенья

Когда рабы твой труд испепелят

Or watch the things you gave your life to, broken

И смысл высокий твоего ученья

And stoop and build them up with worn-out tools;

Толпа на свой перетолкует лад?

Здесь также теряется смысловой аспект потери и то, что герой все восстанавливает, что очень важно для передачи смысла оригинала.

В третьей строфе переводчик сохраняет понятие игры (правда, здесь оно очень общее), смысловой аспект еще одной полной потери и нового начинания:

Киплинг:

Шарапова

If you can make one heap of all your winnings

Рискнешь в игре поставить состоянье,

And lose it on one turn of pitch-and-toss

А если проиграешь все, что есть, -

And lose and start again at your beginnings

Почувствуешь в душе одно желанье:

And never breathe a word about your loss;

Встать от игры и за труды засесть?

Однако здесь же теряется очень важная косвенная характеристика героя:

And never breathe a word about your loss;

Следует отметить, что переводчик вводит эмоциональные характеристики поведения героя, что разрушает киплинговский образ воина: бодро ждал, с улыбкой отметал, кроток, не кичлив.

Далее, образ Воли не наделен прямой речью, что делает его гораздо менее ярким в сравнении с оригиналом:

Киплинг:

Шарапова

Воспитана ли Воля столь великой

Except the Will which says to them:”Hold on!”

Чтоб телу зов ее законом был?

В четвертой строфе crowds Киплинга трасформируются в образ простолюдина (сужение семантического значения), а walk with Kings переведено как на королевской службе, вполне конкретные киплинговские foes and loving friends превращаются в безличные вражду и дружбу, смысловой подтекст первой строки (общение с народными массами с позиции власти) проявляется затем неожиданно, противореча той самой королевской службе; затем появляется совершенно новый собирательный образ - достойный, что вообще искажает замысел автора (у Киплинга в первой строке есть слово virtue - достоинство):

Киплинг:

Шарапова

If you can talk with crowds-and keep your virtue,

Ты прям и прост на королевской службе?

Or walk with kings - nor lose the common touch,

С простолюдином кроток? Справедлив

If neither foes nor loving friends can hurt you

К достойному назло вражде и дружбе?

If all men count with you, but none too much

Властителен порой, но не кичлив?

Как нам кажется, этот перевод можно назвать самым неэквивалентным из всех рассмотренных. Потерян киплинговский ритм, антитеза очень размыта, не передана и киплинговская категоричность суждений, переводчик словно сомневается в том, о чем пишет.

Подводя итог сравнительно-сопоставительного анализа, нам кажется целесообразным представить формальную структуру английского стихотворения и четырех его русских переводов в сравнительной таблице, чтобы наглядно показать, насколько точно каждый из русских авторов воспроизвел форму оригинала (см. приложение № 2,3).

Из приложений видно, что в принципе в приведенных русских переводах сохранена базисная формальная структура английского оригинала. Но наряду с этим следует отметить, что ритмический рисунок военного марша, важный для передачи замысла автора, нарушен в каждом переводе, в основном из-за употребления трех- и четырехсложных слов, что привело к образованию пиррихиев - в каждом переводе их больше, чем в оригинале. Однако это оправдано тем, что в среднем английские слова короче русских, и поэтому английский стих вмещает большее число слов-понятий - отсюда и больше пиррихиев во всех русских переводах.

Смысловые отношения противопоставления и сопоставления сохранены в каждом переводе, некоторые смысловые аспекты донесены верно, так, например, образ воина, созданный Киплингом, в большей или меньшей мере передан каждым переводчиком; в этой связи необходимо отметить, что для следующих киплинговских строчек оба переводчика нашли очень удачные, на наш взгляд, эквиваленты:

If you can force your heart and nerve and sinew

To serve your turn long after they are gone

And so hold on when there is nothing in you

Except the Will which says to them: “Hold on!”

М. Лозинский

А. Шарапова

Умей принудить нервы, сердце, тело

Послушна ли тебе и в боли дикой

Тебе служить, когда в твоей груди

Вся армия артерий, нервов, жил?

Уже давно все пусто, все сгорело

Воспитана ли Воля столь великой,

И только Воля говорит: “Иди!”

Чтоб телу зов ее законом был?

Эти строчки, завершая смысловой и синтаксическое целое трех первых строф, обладают самым сильным эмоциональным воздействием: в принципе, все испытания, через которые проходит герой стихотворения, требуют немалых усилий воли. Но, видимо, ни одно из них не сравнимо с тем, едва ли не самым тяжелым испытанием, когда человек вынужден бороться со своим собственным телом, заставляя отступить усталость и боль. Именно после этого испытания герой поднимается на качественно новую ступень - может быть, поэтому эти киплинговские строчки нашли наиболее точное отражение в обоих переводах.

Мы привели этот пример во-первых, для доказательства теоретического постулата о том, что главной движущей силой переводчика должна являться идея, внушенная оригиналом, которая заставляет его искать эквивалентные языковые средства для отражения в словах мысли, и что художественный перевод представляет собой эквивалентное соответствие оригиналу не в лингвистическом, а в эстетическом понимании; во-вторых, этот пример показывает, что в принципе, все трудности перевода были вполне преодолимы.

Но некоторые другие смысловые аспекты переданы неверно или отсутствуют вовсе, причем эти отклонения имеют место в каждом переводе, как показал наш анализ.

Так, например, в каждом переводе в какой-то мере утерян смысловой аспект полной потери героем всего, что он имеет, причем дважды - и то, что он каждый раз начинает все сначала; потеряна киплинговская образность определения игры; в переводе А. Шараповой искажен смысловой аспект того, что герой поднимается до уровня королей, общается с ними на равных - у А. Шараповой герой служит при королях. Образ воина, хотя и сохранен в целом в каждом переводе, несколько искажается привнесенными прямыми эмоциональными характеристиками.

Учитывая вышесказанное, мы считаем, что ни один из приведенных переводов не может быть назван подлинно эквивалентным; т. е. соответствующим эквивалентности пятого типа, однако мы считаем, что перевод М. Лозинского соответствует эквивалентности четвертого типа, и поэтому его можно считать эквивалентным, так как в нем с большей степенью достоверности переданы основные идеи стихотворения Р. Киплинга “IF”; найденные лексико-стилистические эквиваленты поэтичны, точны и естественны для русской стихотворной речи.

Перевод А. Шараповой соответствует эквивалентности второго типа - ситуация т.е. смысловой аспект в основном идентифицирован в оригинале и переводе, но способ передачи – лингвистический аспект – изменен почти до неузнаваемости. Неполное сохранение смыслового аспекта сопровождается значительными структурно-семантическими расхождениями с оригиналом, что, как мы считаем, недопустимо для художественного стихотворного перевода – этот перевод отличается субъективизмом, местами даже навязыванием собственной художественной системы переводимому автору, необоснованно произвольным отношением к подлиннику, так что он не может быть назван эквивалентным.

После проведенного нами сравнительного анализа двух русских переводов стихотворения “If” Р. Киплинга, нам хотелось бы уделить некоторое внимание такой малоосвещенной до сих пор проблеме, как понятие творческой индивидуальности переводчика, близкое каждому переводчику-практику, которая затрагивает основные и главнейшие проблемы перевода.

Конечно, эта проблема в чистом виде относится только к области художественного перевода.

По формулировке словацкого ученого Ф. Мико, [27] “перевод — это одна из форм существования литературного произведения”. Мера понимания переводных книг как особого слоя литературы, находящегося на стыке “своего” и “чужого”, каждый раз зависит от конкретного читателя, однако при всех различиях в восприятии переводного произведения, как и в его функционировании, всегда присутствуют оба элемента: его принадлежность к искусству слова (общая с отечественной литературой) и его “иноязычное” происхождение (связанное с искусством перевода и отличающее его от отечественной литературы).

Творческая проблематика художественного перевода освоена наукой еще очень мало. Те направления новейшего переводоведения, которые исходят из постулатов сравнительного языкознания, практически не интересуются этим; различные варианты “новой ориентации” в науке о переводе, отошедшие от строгих рамок сопоставительной стилистики, ограничивают свои возможности тем, что мало обращают внимания на переводческий процесс и его сущность. Более перспективными для изучения художественного перевода оказываются наблюдения за живым литературным (переводческим) процессом, текущая критика, высказывания мастеров перевода прошлого и настоящего о собственном опыте и т. д., и, конечно, сам опыт больших мастеров, который должен внимательно изучаться и служить основой для теоретических обобщений, а не быть просто объектом приложения дедуктивных критических оценок.

Перевод функционирует в иной языковой среде как самостоятельное произведение словесного искусства и только в ее пределах может быть воспринят и оценен; но с точки зрения сравнительного литературоведения он может быть сопоставлен с оригиналом — и другими переводами на тот же язык, и переводами на другие языки — как типологически схожим явлением, а различия между ними могут быть поняты в их объективной обусловленности языковыми особенностями, средой, временем, читательским восприятием, литературными традициями и т. д. и, конечно, индивидуальностью переводчика, той “творческой линзой”, пройдя через которую и неизбежно преломившись, произведение искусства слова является в новом обличье.

Переводчики художественной литературы рано осознали нивелирующую опасность, исходящую от новейших лингвистических (а также и текстовых) теорий перевода, во всяком случае, тех, авторы которых стремятся создать единую для всех его разновидностей концепцию и не заинтересованы в субъективных аспектах художественного творчества. В результате практика и теория далеко разошлись. Г. Гачечиладзе [4], активно выдвигавший проблему творческой личности, писал: “Известно, что одно упоминание творческой индивидуальности переводчика настораживает многих. Но она не должна пугать никого. Ведь речь идет, выражаясь языком лингвистики, о системе отклонений от текста подлинника, которая, выражаясь языком литературоведения, восходит к определенным творческим принципам, к определенному подходу к задачам перевода и, стало быть, к определенному методу. Творческая индивидуальность переводчика существует реально, и сколько бы ее ни изгоняли из теории, она существует, и потому надо установить ее закономерности, а не делать вид, что не замечаем ее присутствия. Установить — значит изучить ее, эту творческую индивидуальность, и определить ее объективное место в методологической системе перевода”.

В этом смысле можно сказать, что перевод условен вдвойне: во-первых, как литературное произведение, во-вторых, как литературное произведение, воспроизведенное на другом языке. Поэтому перевод — это произведение искусства слова особого рода, как и переводчик — художник особого рода, существующий со своим искусством на пограничной полосе соприкосновения двух культур, но обращающийся всегда и только к своему читателю. “Хороший переводчик, — пишет канадская исследовательница Барбара Фолкарт, — видит текст как вселенную”. [27] Он должен тем самым ощущать себя создателем новой “вселенной”, и он является им. Следовательно, каждый перевод — интерпретация и творческая индивидуальность переводчика не может не сказаться в переводе. Как говорил Б. Пастернак, [19] “каждодневное продвижение по тексту ставит переводчика в былые положения автора. Он день за днем воспроизводит движения, однажды проделанные великим прообразом”.

Судить о качестве перевода профессионально, в сопоставлении с подлинником могут, конечно, очень немногие, те, кто в совершенстве владеет обоими языками. Но, с другой стороны, это должен быть суд с позиции тех, кому он нужен, ибо измерить силу перевода можно только на основе читательского восприятия на том языке, на котором он сделан. С этой точки зрения переводчик находится в той же позиции, что и писатель, и не отличается от него; “вторичность” перевода отступает далеко на второй план.

В художественном переводе приходится исходить из признания неизбежности существования различных точек зрения, споров, дискуссий, борьбы мнений, что принадлежит к непреложным признакам развитой литературной жизни. Переводчики-поэты часто выступают как стихотворцы. Когда из-под пера поэта выходит произведение, которое он называет не “перевод”, а “подражание”, он выступает одновременно как бы в двух лицах — и как оригинальный поэт, и как переводчик, причем обе эти ипостаси могут более или менее далеко расходиться в его душе. Чем больше они сливаются, тем перевод в жанровом отношении чище, тем более он верен как перевод. [18]

У молодых талантливых переводчиков есть полное право соревноваться с мастером, формируя свои, непохожие на его, творческие индивидуальности. Поэтому оценка качества перевода не может быть ни непререкаемо точной, ни непререкаемо единственной, какие бы научно обоснованные подходы ни использовал критик. Она зависит от понимания творческой индивидуальности переводчика и его творческой установки, она включает в себя понятие “удачи” и “неудачи”, она связана с литературными и переводческими традициями и отношением к ним, с литературно-общественной обстановкой и еще многими другими параметрами.

Вопрос о том, что такое “хорошо” и что такое “плохо” в художественном переводе, чрезвычайно труден. Нет, может быть, другого искусства, которое так было бы открыто для критики, как перевод. Между тем ясно, что даже на микроуровне совпадение языковых или семантических элементов — не более чем одно из возможных решений и ни в коем случае не закономерность. Подлинная научность переводческой критики должна опираться на признание того факта, что в системе аксиологических координат любого искусства — в том числе искусства слова, в том числе искусства художественного перевода — точные измерения возможны только на самом низшем, предварительном этапе критической оценки. И любая критическая оценка может быть опровергнута другой критической оценкой, так же как и любой перевод может быть “опровергнут” другим, более совершенным переводом, и даже не обязательно более совершенным, а просто — другим. Причем огромную роль играет художественная сила литературного произведения - в том числе и перевода - не поддающаяся количественному исчислению и сопротивляющаяся любой формализации.[27]

Так что и наш анализ двух переводов замечательного стихотворения на предмет эквивалентности во многом условен и ни в коей мере не умаляет художественных достоинств ни одного из представленных переводов.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Подводя итоги проведенного исследования, мы можем сделать вывод о том, что и в поэтическом переводе остаются в силе основные требования, которым должен удовлетворять эквивалентный художественный перевод, приведенные нами в первой главе: точность, сжатость, ясность и литературность на всех структурных уровнях согласно приведенной нами классификации В. Н. Комиссарова в процессе перевода любого текста, тем более, художественного, при котором важной задачей является не только сохранение своеобразия стиля автора, но и максимально эквивалентная передача средствами ПЯ художественного образа, созданного в оригинале, переводчик вынужден постоянно прибегать к переводческим, а в частности, к межъязыковым трансформациям. . [14,15]

Полностью или частично эквивалентные единицы и потенциально равноценные высказывания объективно существуют в ИЯ и ПЯ, однако их правильная оценка, отбор и использование зависят от знаний, умений и творческих способностей переводчика, от его умения учитывать и сопоставлять всю совокупность языковых и экстралингвистических факторов. В процессе перевода переводчик решает сложную задачу нахождения и правильного использования необходимых элементов системы эквивалентных единиц, на основе которой создаются эквивалентные языковые соответствия оригиналу. Следует заметить, что система эта не дана непосредственно, а обнаруживается лишь в ходе теоретического исследования при сопоставлении множества оригиналов с их переводами.[14,15]

Таким образом, стихотворный перевод подчиняется общей методологической основе теории художественного перевода, на которой строится творчество переводчика - сохранение существенного и эквивалентная замена каких-либо элементов в соответствии с художественной действительностью подлинника. [23]

Как показал проведенный сравнительный анализ, переводы могут содержать условные изменения по сравнению с оригиналом - и эти изменения совершенно необходимы и оправданы, если целью является создание аналогичного оригиналу единства формы и содержания на материале другого языка, однако тот же анализ подтвердил, что эквивалентность перевода зависит как от объема, так и от характера этих изменений.

Стихотворение “IF”, как произведение искусства является художественным целым, и его следует рассматривать в единстве формы и содержания, оно требует чуткого, внимательного прочтения и глубокого понимания. Мы показали это на примере анализа передачи смысловых оттенков и ритмического рисунка стихотворения - хотя он и является элементом формальной структуры подлинника, однако нарушение ритмического рисунка военного марша, важного для передачи замысла автора, повлекло за собой искажение общего впечатления от стихотворения.

Примеры отдельных, по-разному удачно переведенных строк, показали, что точная передача смысла оригинала нередко связана с необходимостью отказа от дословности, но также необходимо создание эквивалентных смысловых соответствий. Поэтому в случае появления дилеммы между буквальной точностью воспроизведения оригинала и точностью его поэтического содержания (а таковая существовала и будет существовать всегда), если невозможно добиться того и другого, согласно мнению многих ведущих специалистов [2,4,14,18,33], которое мы полностью поддерживаем, выбирать нужно второе.

Однако не следует забывать, что любой перевод должен быть творческим лишь в рамках, установленных оригиналом, любое дополнение авторской мысли или образа может исказить смысл оригинала.

ЛИТЕРАТУРА

  1. Анализ стилей зарубежной художественной и научной литературы. Выпуск 1. Межвузовский сборник. //Л.: Ленинградский университет, 1978.

  2. Бархударов Л. С. Тетради переводчика. Сборник статей. // М.: Международные отношения, 1971, № 6.

  3. Вопросы теории перевода в зарубежной лингвистике: Сб. ст./Отв. ред. В.Н. Комиссаров. - М., 1978.

  4. Г. Г. Гачечиладзе. Художественный перевод. // М.: Советский писатель, 1980.

  5. Гумилев Н. Перевод стихотворный . // Перевод - средство взаимного сближения народов. Сборник статей. // М.: Прогресс , 1987.

  6. Долматовский Е. Василий Верещагин и Редьярд Киплинг . // Наука и жизнь. -1979.- № 6.

  7. Задорнова В.Я. Восприятие и интерпретация художественного текста. //М.: Высш.шк., 1984. – 152 с.

  8. Зверев А. If . Вглубь одного стихотворения. // Иностранная литература. - 1992. - № 1.

  9. История зарубежной литературы конца IX - начала XX в. // М.: Высшая школа , 1970.

  10. Киплинг Р. Отважные капитаны . // М.: Детская литература , 1991.

  11. Киплинг Р. Избранное. // Л.: Художественная литература , 1980.

  12. Киплинг Р. Инструменты для работы . // М.: Детская литература , 1986, № 6.

  13. Киплинг Р. Стихотворения. // Санкт-Петербург: Северо-Запад , 1994.

  14. Комиссаров В.Н. Лингвистика перевода. // М., 1980.

  15. Комиссаров В.Н. Теория перевода. – М.: Высш.шк., 1990. – 253 с.

  16. Кузнец М. Д., Скребнев Ю. М. Стилистика английского языка. Л.: Учпедгиз, 1960.

  17. Латышев Л.К. Межъязыковые трансформации как средство достижения переводческой эквивалентности.//Семантико-синтаксические проблемы теории языка и перевода. – М., 1986.

  18. Лозинский М. Искусство стихотворного перевода . // Перевод - средство взаимного сближения народов. Сборник статей. // М.: Прогресс , 1987.

  19. Маршак С. Я. Портрет или копия? (Искусство перевода) . Собрание сочинений в 4-х томах. Том 4 (статьи, заметки, воспоминания). М.: Правда, 1990.

  20. Мирский Д. Поэзия Редьярда Киплинга . Сборник статей. // М.: Художественная литература, 1987.

  21. «Писатели Англии о литературе».// М., «Прогресс», 1981 г.

  22. Ревзин И.И., Розенцвейг В.Ю. Основы общего и машинного перевода. // М., 1964.

  23. Рецкер Я.И. Теория перевода и переводческая практика. // М., 1974.

  24. Скрипов Г. С. О русском стихосложении. // М.: Просвещение, 1979.

  25. Смирнов А. А. “Мастерство литературного перевода”. // М.: Литературная энциклопедия, том VIII, стр. 526-531, 1934.

  26. Сухарев-Мурышкин С.Л. Некоторые особенности строфического стиха и стихотворный перевод. Сборник научных работ. Л.: Ленинградский ордена Трудового Красного Знамени государственный педагогический институт имени А. И. Герцена, 1977.

  27. Топер П. Перевод и литература: творческая личность переводчика //Вопросы литературы//, №6, 1998

  28. Тугушева М. К вопросу о переоценке Киплинга. //Вопросы литературы. - 1966. - № 3.

  29. Тынянов Ю. Н. Поэтика. История литературы. Кино. М;, 1977.

  30. Урнов М. В. Очерки английской литературы . // М.: Наука , 1970.

  31. Черняховская Л.А. Перевод и смысловая структура. //., 1976.

  32. Швейцер А.Д. Теория перевода. //., 1988

  33. Федоров А. В. Искусство и жизнь литературы. Л.: Советский писатель. - 1983.

  34. Федоров А. В. Очерки общей и сопоставительной стилистики. М.: Высшая школа. - 1971.

  35. Энциклопедия Лауреаты Нобелевской премии:: Пер. с англ.//.:Прогресс, 1992.

ПРИЛОЖЕНИЕ № 1

СТИХОТВОРЕНИЕ “IF” Д. Р. КИПЛИНГА

IF

If you can keep your head when all about you

Are losing theirs and blaming it on you,

If you can trust yourself when all men doubt you,

But make allowance for their doubting too;

If you can wait and not be tired by waiting,

Or being lied about, don’t deal in lies,

Or being hated, don’t give way to hating,

And yet dont’t look too good, nor talk too wise

If you can dream - and not make dreams your master;

If you can think - and not make thoughts your aim;

If you can meet with Triumph and Disaster

And treat those two impostors just the same;

If your can bear to hear the truth you’ve spoken

Twisted by knaves to make a trap for fools,

Or watch the things you gave you life to, broken,

And stoop and build’em up with worn-out tools:

If you can make one heap of all your winnings

And risk it on one turn of pitch-and-toss,

And lose, and start again at your beginnings

And never breathe a word about your loss;

If you can force your heart and nerve and sinew

To serve you turn long after they are gone,

And so hold on when there is nothing in you

Except the Will which says to them: “Hold on!”

If you can talk with crowds and keep your viture,

Or walk with Kings - nor lose the common touch,

If neither foes nor loving friends can hurt you,

If all men count with you, but none too much;

If you can fill the unforgiving minute

With sixty seconds’ worth of distance run,

Yours is the Earth and everything that’s in it,

And- which is more - you’ll be a Man, my son!

ПРИЛОЖЕНИЕ № 2

СРАВНИТЕЛЬНАЯ ТАБЛИЦА ФОРМАЛЬНЫХ СТРУКТУР

ОРИГИНАЛА И ПЕРЕВОДОВ.

Киплинг

М. Лозинский

А. Шарапова

Октава

Сохранена

Сохранена

Пятистопный ямб

Сохранен

Сохранен

Шестистопный ямб в 1, 2, 3, 4 стихах

Сохранен

Не сохранен

10- и 11-сложные стихи

Сохранены

Сохранены

Количество пиррихиев

Сохранено

Значительно увеличено

Перекрестная рифмовка AbAbCdCd

Сохранена

Сохранена

Женские и мужские рифмы

Сохранены

Сохранены

Внутристиховые ритмы

Сохранены

Сохранены

Цезуры после 2-й стопы

Сохранены

Менее отчетливы

Еnjambements.

Сохранены

Изменены

Синтаксис

В основном сохранен

Изменен

ПРИЛОЖЕНИЕ № 3

ГРАФИЧЕСКОЕ ОТОБРАЖЕНИЕ ОРИГИНАЛА

И ПЕРЕВОДОВ

Условные обозначения:

“~” - ударный слог;

“_” - безударный слог;

“ / “ - цезура.

R. Kipling

IF

I

If you can keep your head / when all about you

Are losing theirs and blaming it on you,

If you can trust yourself / when all men doubt you,

But make allowance / for thier doubting too;

If you can wait and not be tired by waiting,

Or being lied about, / don’t deal in lies,

Or being hated, / don’t give way to hating,

And yet dont’t look too good, / nor talk too wise:

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ _

_ ~

_ ~

_ _

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ _

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

~ _

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ _

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_~

_~

_~

_~

_~

12

10

12

11

12

10

10

12

II

If you can dream- /and not make dreams your master;

If you can think - /and not make thoughts your aim;

If you can meet with/ Triumph and Disaster

And treat those two impostors just the same;

If your can bear to hear/ the truth you’ve spoken

Twisted by knaves/ to make a trap for fools,

Or watch the things you gave you life to, broken,

And stoop and build’em up/ with worn-out tools:

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ _

_ _

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ _

_ _

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_

_

_

_

11

10

11

10

11

10

11

10

III

If you can make one heap/ of all your winnings

And risk it on one turn/ of pitch-and-toss,

And lose, and start again/ at your beginnings

And never breathe/ a word about your loss;

If you can force your heart/ and nerve and sinew

To serve you turn long /after they are gone,

And so hold on when there is nothing in you

Except the Will / which says to them: “Hold on!”

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ _

_ _

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ _

_ _

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_

_

_

_

11

10

11

10

11

10

11

10

IV

If you can talk with crowds /and keep your virtue,

Or walk with Kings - / nor lose the common touch,

If neither foes nor loving friends can hurt you,

If all men count with you, /but none too much;

If you can fill the / unforgiving minute

With sixty seconds’ / worth of distance run,

Yours is the Earth and everything /that’s in it,

And-/ which is more -/ you’ll be a Man, my son!

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_

_

_

_

11

10

11

10

11

10

11

10

“~” - ударный слог;

“_” - безударный слог;

“ / “ - цезура.

М. Лозинский

ЗАПОВЕДЬ

I

  1. Владей собой /среди толпы смятенной,

  2. Тебя клянущей/ за смятенье всех,

  3. Верь сам в себя,/ наперекор вселенной,

  4. И маловерным/ отпусти их грех

  5. Пусть час не пробил /- жди, не уставая,

  6. Пусть лгут лжецы /- не снисходи до них;

  7. Умей прощать/, и не кажись, прощая,

  8. Великодушней/ и мудрей других.

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ _

_ ~

_ ~

_ _

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ _

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

~ _

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ _

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_

_

_

_

11

10

11

10

11

10

11

10

II

  1. Уметь мечтать, /не став рабом мечтанья,

  2. И мыслить,/ мысли не обожествив;

  3. Равно встречай /успех и поруганье,

  4. Не забывая,/ что их голос лжив;

  5. Останься тих,/ когда твое же слово

  6. Калечит плут,/ чтоб уловлять глупцов,

  7. Когда вся жизнь разрушена,/ и снова

  8. Ты должен все/ воссоздавать с основ.

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ _

_ _

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ _

_ _

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_

_

_

_

11

10

11

10

11

10

11

10

III

  1. Умей поставить,/ в радостной надежде,

  2. На карту все,/ что накопил с трудом,

  3. Все проиграть/, и нищим стать,/ как прежде,

  4. И никогда не пожалеть о том;

  5. Умей принудить/ сердце, нервы, тело

  6. Тебе служить,/ когда в твоей груди

  7. Уже давно все пусто, / все сгорело.

  8. И только Воля говорит: /”Иди!”

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ _

_ _

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ _

_ _

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_

_

_

_

11

10

11

10

11

10

11

10

IV

  1. Останься прост,/ беседуя с царями,

  2. Останься честен, /говоря с толпой;

  3. Будь прям и тверд с врагами и друзьями,

  4. Пусть все, /в свой час,/ считаются с тобой;

  5. Наполни смыслом каждое мгновенье,

  6. Часов и дней неумолимый бег, -

  7. Тогда весь мир ты примешь, /как владенье,

  8. Тогда, мой сын, ты будешь Человек!

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_

_

_

_

11

10

11

10

11

10

11

10

“~” - ударный слог;

“_” - безударный слог;

“ / “ - цезура.

Алла Шарапова

ИЗ ТЕХ ЛИ ТЫ

I

Из тех ли ты, /кто не дрожал в сраженье,

Но страх других себе в вину вменил,

Кто недоверие и осужденье/

Сумел признать, но доблесть сохранил?

Кто бодро ждал и помнил, /что негоже

Неправдою отплачивать лжецу

И злом злодею /(но и этим тоже

Гордиться чересчур нам не к лицу).

_ ~

_ ~

_ _

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ _

_ ~

_ _

_ _

_ ~

_ _

_ ~

_ ~

_ ~

_ _

_ ~

_ ~

_ ~

_ _

_ _

_ _

_ _

_ ~

_ _

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_

_

_

_

11

10

11

10

11

10

11

10

II

Ты - /друг Мечты, но средь ее туманов

Не заблудиться смог? /И не считал,

Что Мысль есть Бог? / И жалких шарлатанов -

Триумф и Крах - /с улыбкой отметал?

И ты сумеешь не придать значенья,

Когда рабы твой труд испепелят

И смысл высокий твоего ученья

Топла на свой перетолкует лад?

_ ~

_ _

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ _

_ ~

_ _

_ _

_ ~

_ _

_ _

_ _

_ ~

_ _

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_

_

_

_

11

10

11

10

11

10

11

10

III

Рискнешь в игре поставить состоянье,

А если проиграешь все,/ что есть, -

Почувствуешь в душе одно желанье:

Встать от игры и за труды засесть?

Послушна ли тебе и в боли дикой

Вся армия артерий, нервов, жил?

Воспитана ли Воля столь великой,

Чтоб телу зов ее законом был?

_ ~

_ ~

_ ~

_ _

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ _

_ _

_ ~

_ _

_ _

_ _

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ _

_ ~

_ ~

_ ~

_ _

_ _

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ _

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_

_

_

_

11

10

11

10

11

10

11

10

IV

Ты прям и прост на королевской службе?

С простолюдином кроток? /Справедлив

К достойному назло вражде и дружбе?

Властителен порой, /но не кичлив?

И правда ли, /что даже малой доли

Своих часов,/ минут ты господин?

Ну что ж!/ Земля твоя/ - и даже боле

Тебе скажу: ты Человек, мой сын!

_ ~

_ _

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ _

_ _

_ _

_ ~

_ ~

_ ~

_ _

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ _

_ ~

_ ~

_ ~

_ _

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_ ~

_

_

_

_

11

10

11

10

11

10

11

10

ПРИЛОЖЕНИЕ № 4

ПОДСТРОЧНЫЙ ПЕРЕВОД СТИХОТВОРЕНИЯ “IF”

Если

Если ты можешь держать (хранить) свою голову ( здравый смысл, рассудок) когда все вокруг тебя

Теряют свои и обвиняют/упрекают в этом тебя,

Если ты можешь верить (доверять) себе, когда все люди сомневаются в тебе,

Но также принимать во внимание их сомнения;

Если ты можешь ждать и не уставать от ожидания,

Или будучи оболганным/оговоренным не прибегать/не иметь дела с ложью,

Или будучи ненавидимым, не уступать ненависти,

И еще/притом ни выглядеть слишком хорошим, ни говорить слишком мудро;

Если ты можешь мечтать - и не делать мечты своим хозяином;

Если ты можешь думать - и не делать мысли своей целью;

Если ты можешь встретиться с Триумфом и Бедствием/Катастрофой

И обращаться с этими двумя обманщиками/самозванцами одинаково;

Если ты сможешь услышать и вынести то, как правда, которую ты говоришь

Выворачивается/ переворачивается мошенниками для того, чтобы сделать ловушку для глупцов,

Или видеть/наблюдать те вещи/дела, которым ты отдал/посвятил свою жизнь, разрушенными/сломанными,

И сутулиться и выстроить их заново изношенными инструментами;

Если ты можешь сделать/сложить /в/ одну кучу/горкой (?) все твои выигрыши

И рискнуть ими на единственном кону (партии/повороте) орлянки,

И проиграть, и начать снова с самого начала

И никогда не выдохнуть и/ни слова о своей потере;

Если ты можешь заставить свое сердце, нервы и тело

Служить тебе еще долго после того как они износились

И так держаться когда в тебе ничего нет (не осталось),

Кроме Воли, которая говорит/приказывает им: "Держитесь!" (Продолжайте держаться)

Если ты можешь говорить с толпами и хранить свое достоинство/добродетель,

Или прогуливаться с Королями - не теряя простоты в общении

Если ни недруги, ни любящие друзья не могут ранить/причинить боль тебе,

Если все считаются с тобой, но никто слишком /много/;

Если ты можешь заполнить непрощающее мгновение

Шестьюдесятью секундами, стоящими /течения/ этого момента,

Твоя Земля и все, что на (в) ней есть,

И - что больше/важнее - ты будешь Человеком/мужчиной, мой сын!

1