Культура Москвы XIV—XV вв.

Культура Москвы XIV—XV вв.

Сергей Юрьевич Шокарев, Сергей Николаевич Таценко

Введение

Политические успехи Москвы способствовали ее быстрому развитию как крупного городского и культурного центра Северо-Восточной Руси. Результаты дальновидной политики Ивана Калиты, сказались уже в ближайшие годы. В то время, когда другие города Руси подвергались притеснениям и вражеским нашествиям, Москва росла охраняемая ханской милостью и заботами своего князя. Получение Калитой великокняжеского ярлыка и перенос в Москву русской митрополии способствовали ее развитию как одного из крупнейших культурных центров Руси.

Иван Данилович Калита одним из первых позаботился об идеологическом обосновании своей политики. При нем активно ведется каменное строительство, зарождается московское летописание, на страницах которого вместе с княжеской и городской хроникой отмечаются события общерусского значения. Появились в Москве при Иване Калите и свои первые святыни. Умерший в Москве и захороненный в Успенском соборе митрополит Петр был уже вскоре канонизирован. Благодаря хлопотам преемника Петра митрополита Феогноста, московская канонизация была утверждена и константинопольским патриархом. В деятельности московского князя всегда подчеркивались и утверждались права на наследие стольных городов Киева и Владимира. Ярким тому примером было строительство кафедрального по своему статусу московского Успенского собора. Собор строился как будто в ожидании митрополита, а участие в его строительстве самого Петра особо подчеркивалось поздними авторами. Во времена Ивана Калиты была составлена и первая редакция Жития митрополита Петра, дошедшая до нас уже в поздних обработках.

Большое значение для развития культуры не только Москвы, но и Руси в целом имели старые традиционные связи с Византией и Южными славянами. Клонившаяся к упадку и падению Византийская империя переживала тогда период своего культурного Возрождения. Находившаяся в Москве, митрополичья кафедра притягивала к себе и способствовала распространению новых веяний и направлений в литературе и искусстве.

В немалой степени способствовал возвышению Москвы общий хозяйственный и культурный подъем русских земель в первой половине XIV в., который отразился на общественном устройстве, на государственном и семейном праве, на быте и нравах.

Иван Калита боролся с разбоями и “устраивал” Русскую землю. Считается, что на законодательную деятельность московского князя повлияло византийское право. Так, уже с XIV в. на Руси применялся Византийский земледельческий закон. Дальними последствиями деятельности Ивана Калиты был огромный вклад, Москвы в общерусскую культуру. Тем не менее уже ближайшие наследники Иван Даниловича пожинали итоги его трудов.

Под воздействием законодательных начинаний Ивана Калиты и его преемников и при непосредственном участии церкви в жизни общества происходят важные изменения. Со второй половины XIV в. в Москве и других городах Руси современники отмечают процесс смягчения нравов, общественное осуждение таких пороков как пьянство, обжорство, прелюбодеяние, невежество. С другой стороны отмечаются и ценятся такие качества как дружба, верность, привязанность, сочувствие. Возникает и развивается в XIV и далее в XV веке особое отношение к природе, животному миру, любование окружающей местностью, природными явлениями (восход, закат, времена года).Горожане стали четко различать разницу жизни в городе и за его пределами. В XIV веке состоятельные люди порой проводили лето вне городских стен. Значение правления Ивана Калиты для Москвы московские книжники оценили уже в конце XIV века. В начале столетия она представлялась им заурядным, малолюдным и небольшим по размерам городом. А на исходе Москва отличалась многолюдством, населенной ремесленниками и богатыми горожанами.

В XIV—XV вв. идет процесс стабилизации семейного быта. Начиная с Ивана Калиты московские князья пишут духовные грамоты. В них четко и по возможности полно оговариваются права, обязанности, имущественная доля всех членов семьи. Непререкаемой становится власть отца, особым положением и авторитетом пользуются вдовы. В XIV веке укрепляется такое важное положение семейного права как передача основной части наследства старшему сыну. Больше внимания стали уделять семейным праздникам. Отмечались годовщины заключения браков, рождения детей, смерти. А такое событие как празднование свадьбы выходило за пределы семьи.

В городах начали уделять внимание внешней человеческой красоте. Женщины стали использовать румяна, белила, духи и даже косметические ножницы. Городские жители, особенно люди состоятельные, следовали моде. Важным атрибутом одежды были меха. Верхняя одежда в XIV—XV вв. была более обширной и короткой, чем нижняя. Женские платья, сорочки, носили подпоясавшись. Встречать гостей в платье без пояса тогда считалось неприличным. Пояс в мужской одежде был важным показателем социального положения владельца. Пояс знатного человека был дорого украшен и передавался по наследству.

Иными становились и научные знания. Появление часов в Московском Кремле в 1403 году вызвало большое удивление. Между тем секрет часового механизма был вскоре раскрыт и описан летописцем. В московском быту это было важным событием: время стали измерять, по крайней мере в Кремле, часами. Последние стали делиться на дневные и ночные. Уже в XV веке считали, что земля круглая и находится в центре Вселенной. Природным явлениям начали давать, с точки зрения того времени, научные определения и обоснования. Широко применялись знания прикладных наук, например, математики (торговля, строительство, денежное дело), химии (производство красок) и другие. Значительно продвинулась медицина. В XIV—XV вв. распространяются “Травники” и лечебные книги с описаниями болезней и рекомендациями по их лечению.

XIV и особенно XV век отмечен глубоким проникновением христианства в толщу народной жизни. Москву окружали монастыри. Монастырская реформа середины и второй половины XIV столетия, воплощенная учениками Сергия Радонежского, привела к быстрой замене келиотских монастырей на общежитийные, более демократичные. Первые больше подходили для знати или для загородного отдыха. Жизнь в них проходила по кельям, где у каждого было свое имущество. Вторые же, с общежитийным уставом, первоначально предполагали общую собственность и общий труд. Общежитийный устав с его строгими рамками жизни постепенно распространяется от центра по всей Северо-Восточной Руси.

Несмотря на влияние христианства жизнь во многом продолжалась по-прежнему. Церковные запреты не могли отбить охоту у населения обращаться к волхвам и ворожеям, напиваться до пьяна и петь “бесовские” песни. Больше в деревнях, чем в городах Руси слушали и пели под гусли, играли на дудках. Частыми гостями были скоморохи. Среди занятий были игры в шахматы и кости. К церковным запретам относилась и охота с использованием хищных птиц, например, ястребов. Любимым развлечением населения были пирушки, чаще без повода. Традиционными были обеды и пиры в складчину.

Большой культурный подъем, наступивший на рубеже XIV—XV вв., был вызван победами Руси над завоевателями и ростом национального самосознания. В обществе возникают и развиваются такие понятия как подвижничество, героизм, самоотверженность. Деятельность Дмитрия Донского, Владимира Храброго, Сергия Радонежского была всем понятна и служила примером для подражания.

В XIV веке проходит свое становление теория о национальном и политическом единстве Руси, пришедшая на смену политической идеи XIII в. о пассивной обороне русских земель. Мысль о первичности национального единства зародилась в Москве и в дальнейшем именно на ее основе предполагалось объединение всей Руси. Как следствие этому наступает период идеализации исторического прошлого. Идеальные черты обретают первые киевские князья Владимир Красное солнышко, Ярослав Мудрый, Владимир Мономах. Это отразилось в летописях, повестях, народных сказаниях-былинах, где место половцев заняли татары. Этот период дал и больше авторских текстов и авторских имен. В XV веке их стало особенно много, и не только потому, что имена и произведения раннего времени не сохранились от воин и пожаров, просто в XIV—XV вв. входит в обычай подписывать сочинения в конце книги.

Однако новые представления и идеи в этот период лишь только начинали прокладывать себе дорогу и влиять на умы. XIV век во многом жил еще миропониманием XIII столетия. В княжеской среде по большей части господствовали своекорыстные интересы. Великие князья и претенденты, за редким исключением, обладали узким политическим кругозором. Единственной соединяющей, но не объединяющей силой была церковь в лице митрополитов всея Руси. А церковные иерархи рангом пониже еще тяготели к местным центрам. Известной торговой активностью и экономическим интересом пользовались купцы. Но только тверской купец Афанасий Никитин раздвинул границы привычного мира своим путешествием в Индию. Городские торговцы и ремесленники, крестьяне жили в еще более тесном мире. Границами их деятельности были городская стена, деревенская околица, починок. За взлетом русской культуры рубежа XIV—XV вв. последовал ее спад, причиной которого была Феодальная война. С ее завершением окончился удельный период русской истории. Москва из княжеского града превратилась в столицу единого Русского государства. Это было началом нового этапа строительства государственности, сопровождаемый очередным взлетом русской культуры в конце XV века.

Архитектура Москвы

Политические устремления Москвы выразились, прежде всего, в ее архитектуре. Каменное строительство, начавшееся при Иване Калите, изначально носило государственный характер. Оно как бы символизировало собой единство целей княжества и церкви, и было обращено не только к недавнему прошлому Владимиро-Суздальской Руси, но и к тем временам, когда во главе Русской земли стоял Киев. Отсюда уже проходила прямая с византийской церковной традицией.

Первый каменный собор на Москве был посвящен Успению Пресвятой Богородицы. Культ Богородицы на Руси был одним из самых почитаемых и относился ко времени принятия христианства киевским князем Владимиром Святославичем. Построенная по его воле в Киеве Десятинная церковь была тоже посвящена Пресвятой Богородице. Успенский собор Ивана Калиты по своему значению был близок Успенскому собору во Владимире. Однако, архитектурным образцом ему послужил Георгиевский собор в Юрьеве-Польском, построенный незадолго до Батыева нашествия. По нему и можно судить о примерном облике несохранившегося московского храма. Это было трехпритворное, крестообразное по форме, трехапсидное и четырехстолпное здание, увенчанное одним куполом.

Успенский собор в Москве стал усыпальницей святого митрополита Петра. Самому митрополиту Петру Иван Калита посвятил церковь Поклонения веригам апостола Петра, ставшую приделом Успенского собора. Церковь-придел имела еще одно скрытое значение. Она стала памятником важному событию: в 1328 г. после разгрома татарами восставшей Твери Иван Калита получил ярлык на великое княжение владимирское.

Необычную форму для имела церковь Иоанна Лествичника. Это было башнеобразное сооружение, в котором храм и колокольня представляли единое целое.

В древнерусской традиции были выстроены Спасский и Архангельский соборы. Они относились к так называемому крестово-купольному типу: небольшие по размерам, кубической формы, четырехстолпные с одной венчающей главой. Оба собора стали усыпальницами. Архангельский – для князей Московского дома, Спасский – для княгинь и отдельных представителей знати. С постройкой Спасского собора ближе ко дворцу был перенесен и сам Спасский монастырь, стоявший там же в Кремле. Учреждение придворного монастыря было давней владимирской традицией, известной со времен князя Андрея Боголюбского. Посвящение собора Христу Спасителю (Спасу) обосновывалось как традицией, так и политической ситуацией. В самом конце XIII века при князе Михаиле Ярославиче в Твери был построен Спасский собор. Возможно, по замыслу московский Спасский собор должен был превзойти своего тверского собрата. Архангельский собор был посвящен покровителю русского воинства и московских князей Михаилу-Архангелу, и в то же время являлся памятником канонизированному Михаилу Черниговскому, замученному в Орде еще при Батые. Культ князя-мученика был почитаем не только на Юге Руси, но и на ее Северо-Востоке, особенно в Ростове, где правили его потомки. Так Иван Калита проводил еще одну линию своей политики. По его замыслу каменное строительство в Москве должно было превратить ее в духовный центр всей Руси.

После постройки Архангельского собора крупное каменное строительство на Москве замирает и возобновляется только при Дмитрии Донском. Причем активность в этом проявляет уже митрополит всея Руси. При Преемнике Феогноста митрополите Алексии центр русской митрополии окончательно закрепляется за Москвой. В 1365 г. митрополитом Алексеем в Чудовом монастыре был заложен и через год построен новый каменный собор во имя чуда Архангела Михаила. И монастырь и собор посвящались одному чуду, совершенному в “Хонех” Архангелом Михаилом. По легенде в “Хонех” Фригийских Архангел спас монаха Архипия от язычников, пытавшихся затопить церковь. Таким образом, покровитель княжеской власти становился и хранителем церкви. Выстроенный собор был традиционной формы: трехзакомарный, четырехстолпный с одной главой. От других кремлевских соборов его отличали необыкновенно большие по тем временам размеры. Роль, которая отводилась митрополитом Чудову монастырю и собору, определилась в последующее время. В 1377 г. здесь был похоронен сам Алексей. Факт примечателен тем, что усыпальницей митрополитам служил Успенский собор. А в конце XIV века в монастыре были захоронены еще два высших церковных иерарха: епископ Евфимий Тверской и Матвей Гречинин митрополит Андреанопольский.

Во второй половине XIV—начале XV вв. крупного каменного строительства в Москве не велось. Были построены лишь домовая княжеская Благовещенская церковь и дворцовая Рождества Богородицы. Последнюю возвели стараниями вдовы Дмитрия Донского великой княгини Евдокии Дмитриевны. Ее участием началось строительство и Вознесенского собора в одноименном монастыре у Фроловских ворот Кремля. Захоронением в Вознесенском соборе великой княгини-вдовы в 1407 г. началась история новой усыпальницы княгинь и цариц московского дома. С Благовещенской церкви в московской архитектуре возобновилась традиция украшать соборы каменной резьбой.

Упадок каменного строительства в конце XIV в. в самой Москве благоприятно отразился на распространении московского архитектурного стиля и традиций в великокняжеских и удельных городах Московского княжества: Коломне, Серпухове, Звенигороде, Можайске. В первой половине XV века наступает подъем монастырского каменного строительства: Спасский собор в Андронниковом монастыре, Троицкий в Сергиевом и др.

В первой половине XV века в московском зодчестве наступает период реставрации, при котором полным ходом идет перестройка и обновление старых каменных зданий. Начатый при великой княгини Евдокии, Вознесенский собор достраивается и обновляется великой княгине Софьей Витовтовной, а затем и великой княгиней Марией Ярославной. В 1431 г. был разобран и перестроен заново собор Чуда Архангела Михаила. Новый храм был немного ниже предыдущего, но зато просторным и украшенным, как отметил летописец. Есть сведения о перестройке Владимиром Ховриным церкви Воздвижения. Сама церковь была построена еще раньше, но затем пострадала при пожарах и землетрясении 1445 г. В 1450 году повелением митрополита Ионы из камня строятся уже жилые палаты. Чуть позднее, в 1475 г., митрополит Геронтий строит на своем дворе кирпичную палату на каменных подклетах. Летопись зафиксировала церковное строительство как близ великокняжеского двора, так и на монастырских подворьях в Кремле. Это строительство заключалось в перестройке деревянных церквей в каменные. Так преображаются церкви Введения Богородицы на Симоновом подворье, церковь Богоявления на Троицком, церковь Иоанна Предтечи у Боровицких ворот.

Вершиной московского зодчества, подводившей итоги прошедшего времени, являлась деятельность архитектора, строителя и подрядчика Василия Дмитриевича Ермолина. Его можно поставить в ряд первых московских зодчих, имена которых сохранили источники. К числу первых его построек относится церковь Святого Афанасия во Фроловских воротах. Тогда же, в 1462 г., он возглавляет перестройку стен Московского Кремля. Новые стены возводились по старому фундаменту на участке от Свибловой башни до Боровицких ворот. Наибольшую славу Василий Ермолин приобрел как реставратор старомосковской архитектуры. В 1467 году им был обновлен собор Святого Вознесения, того самого, что был заложен еще великой княгиней Евдокией. Некоторые подробности “обновления” были изложены летописцем, по всей видимости, современником. Василий Ермолин отверг первоначальный замысел полной разборки собора и возведения его заново. По его решению из стен собора был изъят обгорелый и треснутый камень и разобраны грозившие падением своды. Удаленные детали были заменены новыми обтесанными камнями и обожженным кирпичом. Заново были переделаны и своды. Такие работы в московском строительстве проводились впервые и заслужили одобрения великой княгини Марии Ярославны.

Строительную и реставрационную деятельность Василий Ермолин проводил и за пределами Москвы. В Троицком монастыре им была построена каменная трапезная. Во Владимире он “обновил” церковь Воздвижения и надвратную церковь на Золотых воротах, построенную еще в XII веке. В Юрьеве-Польском Ермолин восстановил Георгиевский собор XIII в., причем восстановлена была в прежнем виде и каменная резьба развалившегося здания. С Василием Ермолиным было связано и установление двух каменных фигур Святых Георгия и Дмитрия на Фроловской башне московского Кремля.

Деятельность московского архитектора прекратилась внезапно. В 1472 г. ему доверили разборку старого и возведения нового здания Успенского собора. По неизвестным причинам у Ермолина возник спор со вторым “предстателем” Иваном Головой. Спор был решен митрополитом в пользу последнего. Княжеский архитектор, а таковым был Ермолин, был отстранен от работ и исчез со страниц московских летописей.

Литература и летописание

Повышение политической значимости Москвы и ее развитию как литературного центра Руси. Особого взлета московская литература достигает на рубеже XIV—XV вв., когда настала пора подведения итогов предшествующего времени и начался процесс художественного осмысления бурных событий эпохи Куликовской битвы. Уже в самом начале вместе с описанием героических событий недавнего прошлого в литературных произведениях Москвы ставились задачи и политического характера: прославление московских князей, освещение роли митрополитов в деле объединения Руси и борьбы с ордынским игом, обоснование московского пути “собирания земель”. Одним из первых, кто взялся за авторское и редакторское перо и поставил к разрешению такие задачи был митрополит Киприан. С ним и его литературным кругом было связано создание двух произведений, основой которым послужили памятники предшествующего времени – Житие святого митрополита Петра и Троицкая летопись. Сам митрополит не чуждался литературного труда. Известны его греческие переводы и послания некоторым церковным иерархам.

Первое житие митрополита Петра было написано еще во времена Ивана Калиты и, судя по всему, по его заказу. Авторство его точно не установлено. Предполагается, что автором мог быть ростовский епископ Прохор, сподвижник и очевидец последних деяний Петра, или какой-нибудь неизвестный писатель, близкий к митрополиту и великому князю. Написанное им тогда Житие больше походило на краткую биографическую запись, предназначенную скорее для церковного поминания, чем для чтения. В редакции Киприана Житие превратилось в высокохудожественное произведение, отягощенное литературным украшательством с выражениями похвал умершему митрополиту. Житие обнаруживает много сходства в биографиях Петра и Киприана: трудности и самоотверженность на пути к митрополичьему престолу, борьба с соперниками, интриги врагов, успешное достижение цели. Под пером Киприана святой Петр становится основоположником московской государственности, ему приписывается пророчество будущего возвышения Москвы, совет Ивану Калите о постройке Успенского собора и желание быть в нем погребенным.

В Троицкой летописи, составленной в начале XV века, как и в Житии святого Петра, обнаружились политическая позиция и литературные вкусы Киприана. В основу составленной летописи были положены: великокняжеский летописный свод 1305 года, написанный в окружении князя Михаила Ярославича Тверского, московская летопись Ивана Калиты, куда входили семейные и городские хроники первых московских князей, летописные записи Ростова и Владимира. Оказался в руках митрополита и летописец митрополита Петра.

Троицкая летопись была первым общерусским сводом московского происхождения. Главное внимание в ней было уделено церковным делам и борьбе иерархов за митрополичий престол. В летопись была включена и “Повесть о Митяе”, также составленная в окружении Киприана. В ней подвергались критике и осуждению главные противники митрополита – ставленник Дмитрия Донского духовник великого князя Митяй-Михаил и суздальский епископ Дионисий. Совсем мало места в летописи было уделено самому Дмитрию Донскому, Куликовской битве и, вопреки поздней традиции, преподобному Сергию Радонежскому.

На рубеже XIV—XV вв. разворачивается литературная деятельность Епифания Премудрого, ростовского уроженца, постриженника Троицкого Сергиева монастыря. В 90-х годах XIV века им было написано Житие Стефана Пермского. Наибольшей литературной зрелости Епифаний Премудрый достиг в годы написания Жития Сергия Радонежского, учеником которого он был в последние годы жизни основателя Троицкого монастыря. Жития Епифания Премудрого являются образцом повествовательной прозы того времени. Прозе Епифания была присуща краткость, но, вместе с тем, емкость изображения. Она была насыщена ценными биографическими сведениями о подвижниках. Даже в поздних переработках сочинения Епифания не утратили своего прежнего качества.

Стилистически связано с Епифанием Премудрым “Слово о житии и преставлении великого князя Дмитрия Ивановича, царя русского”, также созданное в 90-х годах столетия. Оно соединяло житийные мотивы и словесную похвалу великому князю. “Слово” содержит мало биографических сведений о Дмитрии Донском, но в то же время пропагандирует положительную роль его деяний в деле возвышения Москвы.

Однако не все памятники московской литературы содержали восхваления великому князю. “Повесть о нашествии Тохтамыша на Москву” рассказывала о внезапном походе и разорении Москвы ордынским ханом в 1382 году. За первые сто лет своего бытования Повесть подверглась неоднократным редакторским переделкам. Тем не менее, первоначальная позиция автора достаточно ясна. Неоднозначная оценка, близкая к осуждению, дана и великому князю и митрополиту Киприану, и боярам, бросивших или пытавшихся бросить город на произвол судьбы. Осуждается в Повести и восстание москвичей, устроивших вече, но в то же время отмечается их упорство и героизм при обороне. Особые симпатии автор питает к торговым людям и купцам – суконник Адам – один из героев обороны. Автор Повести отметил и главную причину Тохтамышева разорения. Это – отсутствие единства князей. Тема единства Руси была одной из центральных в московской литературе, ее актуальность заполняла весь последующий XV век. Как бы в ответ на Повесть о нашествии Тохтамыша была написана Повесть о Темир-Аксаке. Она рассказывала о походе Тимура (Тамерлана) на Русь. Центральным событием Повести являлся перенос Владимирской иконы Богоматери в Москву. Перенос общерусской святыни и вмешательство божественного проведения сорвали завоевательные планы Тимура. Направленность Повести свидетельствовала о возросшей политической значимости Москвы на рубеже XIV—XV веков.

С Москвой была связана и деятельность писателя середины XV в. Пахомия Логофета, серба по происхождению. В Москве им был завершен “Хронограф 1441 года”. Этот особый вид исторического сочинения пришел из Византии. Это был первый опыт изложения истории Руси на фоне событий всемирного значения. Пахомий Логофет считался мастером эмоционального стиля. С его именем связана и массовая переработка житийной литературы, большая часть которой дошла до нас под его авторством. Особо популярно было написанное им Житие Сергия Радонежского, дошедшее до нас во множестве редакций, списков и вариантах. От него идет начало мифологизации образов героев, искажение многих реальных черт исторических лиц.

Основные черты и идеи ранней московской литературы отразились и повестях и сказаниях так называемого Куликовского цикла. Все они объединены общим сюжетом, центральным событием которого была Куликовская битва 1380 г. В Куликовский цикл вошли “Задонщина”, летописная Повесть о Куликовской битве, Сказание о Мамаевом побоище. Все они представлены во множестве списков и редакций. Особые трудности вызывает определение времени их написания. Самый ранний список “Задонщины” относится к 1479 году. А дошедшие до нас списки Сказания о Мамаевом побоище тяготеют уже к XVI в. К первой половине XV века можно отнести лишь краткий летописный вариант повести о Куликовской битве. В отличие от более позднего времени, здесь нет упоминаний о благословении Сергием Радонежским русского воинства, монахах Ослябе и Пересвете, заслугах Владимира Серпуховского и Дмитрия Боброка на Куликовском поле. Нет никаких подробностей и о ходе самого сражения. Все указанные известия, по большей части относящиеся к недостоверным, появились много позже. Так, в Сказании упоминается митрополит Киприан, благословляющий русское войско при выходе его из Москвы, хотя самого Киприана не было в 1380 г. ни в Москве ни в других городах Северо-Восточной Руси. Появления этих произведений было связанно с событиями Стояния на реке Угре в 1480 г., когда произошло свержение Ордынского ига. Именно в это время писатели и обратились к событиям столетней давности, в центре которых и была Куликовская битва. В Куликовском цикле отразились представления и отношения современников образования единого Русского государства к тому времени, когда Русь лишь набирала силы.Поэтому больше писали не о том как было, а о том как должно было быть.

Тем не менее в основе этих произведений лежали идеи, выработанные русской литературой еще на рубеже XIV—XV вв.: свержение ордынского ига, объединение Руси, возмездие завоевателям, нравственное превосходство превосходстве русских над татарами. Значительное влияние на формирование Куликовского цикла оказали и литературные памятники прошлого: летописи, Житие Сергия Радонежского, “Слово о полку Игореве”, народные сказания.

О летописных памятниках Москвы первой половины XV века можно судить по сводам конца этого столетия, когда уже завершился процесс объединения Руси в единое государство. Они не дают никаких сведений о создании крупных летописных произведений в Москве после написания Троицкой летописи. В Москве велись лишь краткие княжеские и митрополичьи летописцы, отражающие местную и церковную историю. Это был период подготовки материалов для создания общерусского свода. Какую-то работу в этом направлении вел митрополит Фотий. В его канцелярии составлялись записи с общерусскими и промосковскими известиями. В 30-е-40-е годы был составлен так называемый Новгородско-Софийский свод, послуживший основой для дальнейшего московского и новгородского летописания. Его появление связывают с митрополичьей канцелярией. которая в период феодальной войны перемещалась по Руси. Свод писался в Москве, Новгороде, Пскове и других городах. Братоубийственная война и ордынские разорения были главной заботой летописца. Выходом из трудного положения он считал единство всех русских земель. Он одним из первых обратился к сбору полных сведений о борьбе русского народа с игом, им были подробно освещены события битвы на Калке в XIII в., восстания в Твери, Куликовской битвы. Свод в своем первозданном виде не сохранился. Его идеи о равенстве русских земель и городов были не удобны для великокняжеских летописцев.

Московская живопись

С самого начала московская живопись развивалась в общем контексте русского искусства, испытывая на себе влияние древнерусского наследия и славяно-византийской традиции. Самые древние сохранившиеся московские иконы относятся к первой половине XIV века. Их появление было связанно с каменным церковным строительством, развернувшимся как раз в 20-е гг. этого столетия. Большую помощь в приобретении икон оказывал Ивану Калите митрополит Петр. С ним было связано появление в Успенском соборе иконы Спаса, выполненной каким-то византийским живописцем. Икона Спаса каким-то чудом пережила страшный пожар 1382 г. и другие испытания того тревожного времени и была затем перенесена в новый Успенский собор. Икона “Спас Ярое око” была написана позднее уже в 1340-е годы, по всей видимости, сербским мастером. Во всяком случае, в ней чувствуется влияние иконописного дела сербских монастырей. В XIV в. она также была помещена в Успенский собор. Для византийских и южнославянских икон того времени были характерны внешняя сдержанность чувств и сосредоточенность на образе. Зритель как бы отходил от внешнего мира и полностью погружался в себя.

В середине XIV в. в Москве складывается и другое направление в иконописании. В нем главный упор делался уже на красочность, декоративность и пластичность изображений. Фигуры и лики на иконах становились крупнее, красочнее, более реальными. В них чувствовалось влияние древнерусской традиции, пришедшей из иконописных школ Ростова и Ярославля. В московской живописи образцом такого направления могут служить миниатюры Сийского Евангелия. Большой контраст между каноном и реальностью присутствует и на иконе с изображениями святых князей Бориса и Глеба, написанной несколько позднее. К середине XIV в. относятся сведения об организации и составе иконописных артелей. В 1344 г. “почата быша подписывати на Москве две церкви камены, святыя Богородица (Успенский собор), да святыи Михаил (Архангельский собор). Святую же Богородицы подписывали Греци (греческие мастера), митрополичи писцы, Феогностовы... а святого Михаила подписывали русьския писцы, князя великого Семеновы Ивановича, в них же бе стареишины и начальницы иконописцы Захария, Иосиф, Николаи и прочая дружина их...”.”. Успенский собор был расписан греками за один летний сезон. Русские мастера за этот срок не расписали и половины. Толи с сочувствием, толи с иронией летописец добавил: “не могли того лета подписати, величества ради церкви тоя (т.е. из-за значительных размеров харама)”.” В1345 г. великая княгиня Анастасия незадолго до смерти повелела расписать Спасский собор. Собор был расписан, как отметил летописец, “казною (деньгами) и велением великия княгини” мастером-иконником Гоитаном, также работавшего с дружиной. Итоги иконописных работ в Кремле летописец подвел в 1346 году: “В лето 6854 кончали подписывати три церкви на Москве камены, святого Спаса и святого Михаила, и святого Ивана Лествичника”.

Подъем художественной жизни Москвы наступает при Дмитрии Донском, особенно после Куликовской битвы. В этот период творили выдающие русские живописцы Феофан Грек, Даниил Черный, Андрей Рублев, Прохор с Городца. Имена Феофана Грека и Андрея Рублева стали эпохальными в истории московской живописи. Епифаний Премудрый называл Феофана Грека мудрецом и философом, “книги изограф нарочитый”,”отменный живописец”. Географический охват его творений огромен. Художник работал в Константинополе, Галате, Кафе, Москве, Великом Новгороде, Нижнем Новгороде. В Москве Феофан Грек расписал Рождественскую церковь, Благовещенский и Архангельский соборы: ““Того же лета (1395) июня в 4 день, в четверг, как обедню починают, начата бысть подписывати новая церковь каменная на Москве Рождество святыя Богородицы, а мастери бяху Феофан иконник, гречин философ да Семен черныи и ученицы их”... “Того же лета (1399) подписывали церковь каменную на Москве святого Михаила, а мастер бяше Феофан иконик Гречин со ученики своими...” “Тое же весны (1405) почаша подписывати церковь каменую святое Благовещение на кнзя великого дворе...а мастери бяху Феофан иконник Гречин да Прохор старец с Городца, да чернец Андрей Рублев, да того же лета и кончаша ю””.

Греческий мастер расписывал не только церкви, но и каменные княжеские палаты и терема. Есть сведения о росписи внутренних стен в покоях Владимира Андреевича Серпуховского, великого князя Василия Дмитриевича. На одной стене художник изобразил всю Москву, на другой – Московский Кремль. Для Благовещенского собора Феофан Грек написал иконы “Корень Моисеев” и “Апокалипсис”. Каждая работа художника была произведением искусства. Никакими образцами он не пользовался и не занимался подражательством. Феофан Грек был известен и как иллюстратор книг. Его миниатюры перерисовывались из книги в книгу и служили образцами для последующих поколений книжников.

Андрей Рублев был младшим современником и сотрудником знаменитого греческого художника и сотрудником, тем не менее он не стал учеником Феофана Грека. Рублев не воспринял от него ни строгого византийского аскетизма, ни присущей творчеству Феофана экспрессивности. Работы Андрея Рублева лишены яркой эмоциональности. В его иконах много лиризма, умиротворенной созерцательности и даже умиления. Андрей Рублев один из первых смог через живопись выразить те нравственные идеалы, которые словом и делом утверждал Сергий Радонежский. Поэтому не случайно считалось, что сама икона с изображением святой Троицы была написана художником в похвалу Сергию Радонежскому. Сама икона не только выражала один из важнейших догматов православия- равнозначность и единство трех ипостасей Божества,-- но и художественно утверждала его в сознании людей. В честь святой Троицы Сергий Радонежский основал монастырь, Ей же был посвящен главный монастырский собор. Учение Сергия о Троице, икона Андрея Рублева отражали реальную жизненную ситуацию: “да воззрением на Святую Троицу побеждается страх ненавистной розни мира сего”.

Учителем Андрея Рублева был Даниил Черный. Вместе по повелению великого князя Василия Дмитриевича они расписали Успенский собор во Владимире. Чуть позднее ученик Сергия Радонежского и игумен Троицкого монастыря Никон пригласил для росписи Троицкого собора всех известных тогда живописцев. Ставшие во главе этой артели Даниил и его “товарищ” Андрей, оставили росписи, которые современниками были названы “чудными”.

Последние годы жизни Андрей Рублев провел в Спасо-Андронниковом монастыре. Один из летописце даже указывал на участие художника в строительстве Спасского собора. Уже современники считали, что Андрей Рублев превосходит всех по “великой мудрости”. В XVI веке иконы Андрея Рублева наряду с работами византийских иконописцев считались эталоном для русских живописцев.

После Батыева нашествия и частых ордынских “ратей” второй половины XIII—начала XIV вв. только Новгород и Псков смогли почти полностью сохранить свои книжные богатства. Большинству городов Северо-Восточной Руси пришлось восстанавливать свою книжность заново. Поэтому первое время основным источником пополнения книжных собраний Руси оставались Новгород и Псков. Кроме распространения самих книг, эти центры определяли и главные принципы оформления рукописей. Так пришел из Новгорода и получил распространение тератологический (звериный) орнамент, заключающийся в изображении заглавных букв и их частей в виде реальных и мифических животных. Вместе с новгородскими на Русь в это время поступают и южнославянские рукописи, опыт которых так же заимствовался русскими мастерами. Становится частым явление и переписка книг домонгольской поры. Все это в сочетании с местными вкусами определило формирование книжных школ ряда городов Руси.

О работе книгописной мастерской в Москве до Ивана Калиты нет никаких сведений. Как и другие города, Москва получала тогда книги из Новгорода. Это подтверждается тесными политическими связями Московского княжества с боярской республикой при Юрии Даниловиче. Основы московского книгописания складываются во времена Ивана Калиты. Большое содействие в этом оказал московскому князю митрополит Феогност, так как традиционно с перепиской книг на Руси были связаны церковные иерархи. Первые книги создавались в Москве при митрополичьей кафедре и в монастырях. Первым местом книгописания и книгохранения, вероятно, был Спасский придворный монастырь. Поздние сведения сообщают о книжных вкладах Ивана Калиты в эту новоучрежденную обитель.

К ранним памятникам московской книжности относится Сийское Евангелие 1339 года, написанное для Антониева Сийского монастыря по заказу Ивана Калиты. В книжной приписке указано и имя монашеское князя – Ананий. Исполнителями заказа были дьяконы Мелентий и Прокоша. Книга была выполнена на пергамене, основном книжном материале XI—XIV вв., уставным письмом. Художественным оформлением Евангелия занимался некий “многогрешный Иоанн”. Быть может, ему принадлежали и книжные миниатюры с изображениями Христа и двенадцати Апостолов и библейского сюжета “Поклонения волхвов”. Заглавные буквы выполнены в “зверином стиле”. Каждый инициал (заглавная буква) требовал от художника крайнего напряжения сил, поэтому как и в самом Сийском Евангелие, так и в других книгах были нередкими приписки – обращения писцов и художников к Богу с призывом о помощи в работе. В последующее время, в годы правления великого князя Ивана Ивановича, писцами Иоанном Телешем и Лукьяном были переписаны еще два Евангелия 1353 и 1358 гг.

В первой половине XIV в. переписка и оформление книг в Москве проходила под влиянием книжников Новгорода В середине этого столетия в Чудове и Андронникове монастырях уже складывается своя местная школа книгописного дела. В конце XIV века в Москве уже были свои миниатюристы и оформители книг, главенство над которыми связывается с именем Феофана Грека. Образцами Чудовской школы рукописных книг могут служить Евангелие боярина Федора Кошки 1392 г. и Евангелие (нач. XV в.) Б.В. Морозова. В них особо выделяются ярко оформленные инициалы в виде животных и рыб.

Переписное дело Андронникова монастыря представлено двумя книгами: Евангелие Б.М.Хитрово и Евангелие Андронникова монастыря начала XV века. В Евангелии Б.М.Хитрово евангелисты изображены в миниатюрах на фоне архитектурных строений и природного пейзажа. В Андронниковом монастыре зародилось и еще одно новшество. В Изборнике 1402 г. появилось оглавление в конце книги, что значительно облегчало пользование рукописью в процессе чтения. В Москве существовало и своеобразное разделение труда в оформлении рукописей. При митрополите Фотии существовала ювелирная мастерская, в которой изготовлялись книжные оклады.

На рубеже XIV—XV вв. в книжном деле распространяется бумага. Тем не менее, в это время еще были сильны традиции использования старого книжного материала – пергамена. Появилась своего рода мода делать книгу “под старину”. Иметь “старинные” книги в XV веке считалось престижным и требовало немалых расходов. Возросший читательский спрос привел к упрощению книжного оформления. В XV веке широко распространяется новый книжный почерк – полуустав. Замедлявший переписку книг строгий устав теперь становится большой редкостью. Тератологический орнамент утрачивает свою прежнюю “звериность”.На страницах книг сперва редко, потом чаще стали появляться лица людей, человеческие фигуры.

Внедрение книг в городской быт формировало и особое отношение к ним со стороны владельцев и читателей. В культуре города становится частым такое явление как собирание библиотеки. Уже в XIV в. крупные книжные собрания складываются в московских монастырях, особенно в Чудовом и Андронниковом. Почитателями книг, истинными книжниками были Иван Калита, митрополиты Алексей и Киприан. Знал цену книгам и Семен Гордый. Алексей и Киприан сами занимались перепиской книг.

Хотя книги в средневековой Москве берегли и украшали, погибло их немало. Причиной тому были и Тохтамышево разорение 1382 года, когда москвичи снесли книги в каменные соборы, и последующие пожары, и пренебрежительное отношение читателей. От XIV—XV вв остались в основном богослужебные книги, которые использовались строго по назначению, а значить не часто. Книги для чтения, так называемые “четьи”, в прямом смысле слова, зачитывали до дыр. Они ветшали, расплетались, терялись.

Книга повлияла и на уровень грамотности. Книжные училища были известны в Московском княжестве уже с XIV в. В основном они основывались при монастырях. Учили тогда чтению, письму, пению. Учебными пособиями были Часослов, Псалтырь, Апостол. С XIV века стали ценится грамотные, образованные люди, знатоки иностранных языков.

Список литературы

Для подготовки данной применялись материалы сети Интернет из общего доступа