Критерии естественно-научного познания

МИНИСТЕРСТВО ОБРАЗОВАНИЯ И НАУКИ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ

Набережные Челны ИЭУ и П

Реферативная работа по предмету

Концепции современного естествознания

Тема: «Критерии естественно-научного познания»

Работу выполнил: студент 564 гр. факультет менеджмента

Рязапов Л.М.

Проверил: Кашапов Р.И.

Набережные Челны, 2006 г.

СОДЕРЖАНИЕ

ВВЕДЕНИЕ………………………………………………….……..……………...3

1. Антинаучные тенденции развития мира……………….……………..……..4

2. Естествознание и нравственность………………………………………......11

3. Рациональная и реальная картина мира в формировании мировоззрения…………………………………………………………………...17

ЗАКЛЮЧЕНИЕ……………………………………………………………...…..22

СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ……………………………..25

ВВЕДЕНИЕ

С течением времени и, особенно в конце последнего столетия наблюдается изменение функции науки и в первую очередь — естествознания. Если раньше основная функция науки заключалась в описании, систематизации и объяснении исследуемых объектов, то сейчас наука становится неотъемлемой частью производственной деятельности человека, в результате чего современное производство — будь то выпуск сложнейшей космической техники, современных супер- и персональных компьютеров или высококачественной аудио- и видеоаппаратуры — приобретает наукоемкий характер. Происходит сращивание научной и производственно-технической деятельности, в итоге появляются крупные научно-производственные объединения — межотраслевые научно-технические комплексы "наука — техника — производство", в которых науке принадлежит ведущая роль. Именно в таких комплексах были созданы первые космические системы, первые атомные электростанции и многое другое, что принято считать наивысшими достижениями науки и техники.

В недалеком прошлом естествознание считалось производительной силой. Хотя оно и не производит непосредственно материальную продукцию, но очевидно, что в основе производства любой продукции лежат естественно-научные разработки. В последнее время естественно-научные знания принято считать базовым ресурсом экономики, по своей значимости превосходящим традиционные капитал, рабочую силу и материальные ресурсы. При такой оценке принимают во внимание не столько конечную продукцию того или иного производства, сколько естественно-научную информацию, на базе которой организуется и реализуется производство материальных ценностей.

Целью данной работы является изучение различных видов критерий естественно-научного познания и тенденций развития мира.

1. Антинаучные тенденции развития мира

С тех пор как человечество обрело способность излагать мысли и передавать опыт познания окружающего мира, между знанием и незнанием образовалась промежуточная область, в которой всегда находилось место для описания загадочных действий колдунов, предсказаний астрологов, неопознанных летающих объектов (НЛО) и многого другого, что составляет предмет «альтернативной науки». В наше время, когда Россия и страны бывшего Советского Союза переживают глубокий экономический кризис, захлестнувший науку, когда существенно сократилось финансирование научных исследований, резко уменьшились тиражи научных, учебных и научно-популярных изданий, когда нет средств на приобретение научных журналов и книг, наблюдается небывалый рост публикаций (не только в газетах, но нередко и в научных изданиях) о колдунах, астрологах, парапсихологах, НЛО и т.п., т.е. появился мощный поток псевдонаучной информации. Значительно возрос интерес к сверхъестественному, к отрицанию завоеваний разума и ко множеству негативных проявлений иррациональности и мистицизма. Такие симптомы — характерные признаки общества с нездоровой экономикой — указывают на весьма опасные устремления в обществе, которое до недавнего времени считало себя приверженным науке, рациональным и как бы основанном на «научных» принципах.[3, с.37]

На пути естественно-научного познания законов и явлений природы возможны два ошибочных подхода. В первом из них отрицается все ранее известное и предлагаются новые теории, которые, по мнению их авторов, способны наиболее полно и правильно описать исследуемый объект. С таким подходом вряд ли можно полностью согласиться: в процессе развития науки, как правило, отвергается и заменяется чем-то новым далеко не все. Обычную систему научных понятий расширяют, выдвигают более общие теории. При этом подразумевается: все то, что мы знали раньше, — только часть того, что мы знаем теперь. Например, классическая механика Ньютона верна, но только для скоростей, значительно меньших скорости света в вакууме. Таким образом, ее место уточнено, но она не отвергнута, не выброшена, не забыта и не объявлена шарлатанством.

Во втором ошибочном подходе к познанию законов окружающего мира нет полного отрицания того, что известно, однако предлагаемые идеи рассматриваются в совершенно другой плоскости. Преимущественно такой подход и приводит к псевдонаучным тенденциям, которые активизируются в последнее время и являются одним из многих следствий чувства безысходности и разочарованности людей во всем происходящем.

Наука и антинаучные тенденции сосуществуют с древних времен. Наука с тех пор неузнаваемо изменилась: открыты новые законы, появилось множество методов и теорий, подтверждающихся практикой, а околонаучные представления остались на прежнем уровне. [3, с.38]

Благодатная почва для околонаучных представлений возникает и в том случае, когда гипотеза принимается за истинную теорию, которая якобы легко доказывается экспериментом, пока еще никем не проведенным. Причем нередко наблюдается пренебрежение экспериментальным доказательством либо предполагается, что его должен провести кто-то другой. И здесь нельзя не согласиться с немецким писателем и философом И. Гёте (1749—1832): «Гипотеза нужна, как нужны леса для постройки зданий, но плохо, если леса принимаются за построенное здание».

Антинауку (псевдонауку) можно определить как область деятельности, которая при поверхностном взгляде имеет сходство с наукой, но принципиально отличается от нее внутренним содержанием и сферой приложения. В частности, она не является средством естественно-научного познания и не создает базы для развития технологий. Псевдонаука стремится быть похожей на науку, она маскируется под нее, но решает в обществе другую, психологическую задачу.

В антинауке можно выделить несколько направлений. Одно из них рассчитано на получение денег и почета от государства и связано чаще всего с разработкой «сверхоружия». Предлагаются заманчивые идеи: например, поражение ракет противника «плазменными сгустками», создание «окон в атмосфере, через которые прямое космическое излучение выжигает все живое на поверхности» (это не шутка, а точная цитата) и т.п. Подобные идеи успешно использовались для выкачивания денег из бюджета, особенно в советское время. Что-то подобное было и в других странах. Правда, система независимой экспертизы и меньшая коррумпированность в западных странах мешали развиваться данному направлению псевдонауки. [3, с.39]

Другое антинаучное направление ориентированно в основном на удовлетворение собственных амбиций и охватывает решение наиболее сложных, фундаментальных и глобальных проблем: выяснение природы гравитации, доказательство теоремы Ферма, трисекция угла, квадратура круга и вечный двигатель, выяснение строения Вселенной и т.д. В отличие от предыдущих подобные идеи не стоят почти ничего, разве что денег на их публикацию. В этом случае в качестве поставленной задачи выступают и реально существующая нерешенная задача, и уже решенная (можно искать простое, «понятное» решение), и задача, невозможность решения которой уже доказана, и наконец, задача, сформулированная так нечетко, что она не может быть названа корректной задачей.

Есть в антинауке и направление, рассчитанное на коммерческий успех и связанное со здоровьем человека, многочисленными совершенно новыми и весьма эффективными способами быстрого и абсолютно безопасного лечения. Предлагаются медицинские услуги по лечению тяжелых болезней (рак, наркомания и др.), по избавлению от лишнего веса, по предотвращению облысения и т.д., при которых человек недоволен своим внешним видом. Подобная псевдонаучная деятельность паразитирует на естественном для каждого человека желании быть здоровым и в его понимании привлекательным. Для придания убедительности обычно привлекается физическая терминология — например, магнитное поле, силовые линии и т.п. Ведутся рассуждения о том, в каких местах из дома выходят силовые линии. Убеждающие используют для наукообразия научные термины, справедливо полагая, что школьный учебник физики уже забыт и не последует возражений о том, что силовая линия не может «быть» в одном месте комнаты и «не быть» рядом. Обычный прием — сознательное смешивание бытового и научного языков.

Важная часть этой сферы псевдонаучной деятельности — издание множества книг о способах стать здоровее, моложе, красивее, решить сразу все проблемы, о третьем глазе, о том, как мгновенно совершить путешествие во Вселенную, о том, как — по меридианам или параллелям надо располагать кровати и т. п. Издание подобной литературы приносит немалые доходы. Развитию такой деятельности, особенно в нашей стране, способствуют необоснованные утверждения: все кругом отравлено — и воздух, и вода, и все продукты. Распространение псевдомедицины (антимедицины) в странах Запада ограничивается отработанной системой сертификации медицинских услуг — государство защищает граждан. Но такая система — результат длительного развития демократического общества и общего понимания последствий псевдонаучных услуг. [3, с.40]

В некоторых случаях знания заменяются чем-то другим, что по форме их напоминает, и тем самым потребители (общество, потенциальный заказчик, журналисты, читатели газет и др.) вводятся в заблуждение. Обычно что-то другое — это наукообразные рассуждения с применением научной терминологии и многочисленных ссылок на мнение академиков, экспертов, секретные доклады ЦРУ, КГБ и т.д. При этом проявляется активное желание выступать со своими идеями в газетах и журналах, не связанных с наукой, предлагается создавать новые институты и центры, принимать новые стандарты.

Несколько другая ситуация, когда человек готов работать, например, строить модели вечного двигателя, а не учиться. Обычно у него нет желания и способностей получать новое знание в области естественных наук. Поэтому, как и в предыдущем случае, он занимается наукообразными рассуждениями с использованием научной терминологии. Такой «ученый-самоучка» реже выступает в прессе, однако охотящиеся за сенсациями журналисты сами его разыскивают, и в прессе появляется сообщение: в каком-то самом заброшенном сарае не признанный высокомерной официальной наукой «гениальный изобретатель» создал свой вечный двигатель, о котором и рассказал корреспонденту. Впрочем, иногда такие заметки сочиняются, не выходя из редакции.

В симбиоз с антинаукой вступают газеты и журналы, издатели и ав­торы книг, рассказывающие о левитирующих лягушках и о том, как жить обнаженным в тайге и что нужно сделать, чтобы пищу приносили белочки. Иногда в подобном содружестве оказываются некоторые чиновники, распределяющие бюджетные средства и прямо или косвенно находящиеся «в доле» с получателями денег. Бывают случаи, когда сторонниками антинауки становятся политики. Как известно из отечественной истории, в некоторых научных дискуссиях принимало участие государство (борьба с генетикой, спекуляции в области языкознания и истории и т.п.). Государство пользовалось при этом своими специфическими аргументами — лагерями и тюрьмами. Остается надеяться, что все это осталось в прошлом, однако следует помнить об опасном признаке приближения подобной ситуации — когда «образованные» политики начинают активно вмешиваться в сугубо научные дела. [3, с.40]

Главные потребители продукции антинауки — государство (для проектов чудо-оружия) и граждане (для волшебных лекарств и литературы на псевдонаучные темы). Что толкает человека в объятия колдунов в третьем поколении, специалистов по отвороту и привороту, гарантирующих успех в 500% случаев (это не шутка, так в одной газете и было написано)? Это, прежде всего личные и общественные неудачи. Человек в такой ситуации чаще всего обращается к антинауке, к мистике. Как показывают социологические исследования, сегодня по степени интереса к антинауке Россия занимает одно из первых мест в мире, далеко обогнав страны Запада.

Во все времена антинаука имела своих сторонников и защитников. Один из аргументов защитников антинауки: некоторые теории, которые сейчас считаются псевдонаучными, в свое время относились к науке. Обычные примеры — теории теплорода и эпициклов, позволившие получать проверяемые следствия. Однако следует уточнить, что теории, отвергнутые наукой, не были в свое время псевдонаучными — они не входили в противоречие с достигнутым на тот момент уровнем знаний, не использовали «ученые слова» без понимания их смысла, не выдвигались дилетантами. То, что со временем были построены другие теории, объяснившие большее количество фактов, — нормальный научный процесс.

Другой аргумент противоположный — любая новая теория принималась не сразу, сначала ее считали антинаукой, а наиболее революционные — например теория относительности — завоевали признание очень не скоро. Такой аргумент тоже неверен. Новые теории, выдвинутые в рамках науки, не имеют признаков антинауки и не считаются ею. Конечно, если положение новых теорий выглядит непривычно, то для их широкого признания нужны достаточно весомые основания — предсказанные результаты экспериментов и их объяснение.

Есть ли вред от антинауки? Прямого вреда, впрочем, непосредственного от веры в НЛО и растения, чувствующие на расстоянии, что их собрались сорвать, нет. Хуже другое — человек, приучившийся все воспринимать некритически, отучившись думать, становится легкой добычей всяческих жуликов, т.е. тех, которые обещают сделать несметные деньги прямо из воздуха, построить завтра рай на земле и решить все проблемы, и тех, которые берутся за тридцать часов научить всему — хоть иностранному языку, хоть каратэ. [3, с.41]

Непосредственный вред приносит псевдомедицина (антимедицина). Тех, кого лечили знахари, «сильнейшие колдуны», «магистры и апостолы черной и белой магии» и «потомственные ворожеи», обычно врачи спасти уже не могут. Иногда говорят, что знахари и колдуны излечивают путем внушения, гипноза и т.д. Разумеется, это возможно, но лишь если болезни связаны с психикой либо имеют одновременно психическую и соматическую причины. Поэтому внушением достигается чаще всего кратковременное улучшение, а болезнь идет своим чередом.

В естествознании иногда бывает так, что полученные результаты измерений не вписываются в рамки старой теории. Вопрос в том, в рамки какой теории они не вписываются. Если речь идет, например, о необычных магнитных свойствах или необычно низком сопротивлении керамического образца, изготовленного из оксидов меди и лантана, то это странно (мы привыкли, что керамика — это диэлектрик) и надо бы разобраться тщательно и перемерить семь раз. Но зато тот, кто разобрался (а не прошел мимо), открыл высокотемпературную сверхпроводимость. Неожиданности в науке бывают. Более того, в неожиданных результатах есть особая прелесть — к их достижению всегда стремятся.

2. Естествознание и нравственность

Развитие естествознания, науки вообще и сама жизнь общества нуждаются в урегулировании поведения и действий людей посредством не только правовых, но и нравственных норм. Существуют многочисленные и многогранные взаимосвязи естествознания и нравственности как системы социальных норм, регулирующих поведение людей и направленных на сохранение и развитие общества. Ученый-естествоиспытатель, как и любой человек, испытывает двойной контроль: внешний — со стороны государства, социальной группы, общества и внутренний — основанный на развитом чувстве ответственности, совести и нравственном идеале. Человечество выдвигало разные нравственные идеалы: гармоническое единство многообразных интересов людей, единство личного и общественного, царство справедливости, добра, правды и красоты. Они изменялись, обогащались опытом жизни. Наряду с правом в любом обществе действуют так называемые «неписаные законы», которые лежат в основе правил нравственности — морали. [3, с.42]

Естествознание, как и вся наука в целом, оказывает сильное влияние на мораль, испытывая на себе обратное воздействие. Общество не может не ограничивать научный поиск, если сам поиск или его результаты противоречат нормам нравственности или сложившимся представлениям о гуманности. Вопрос, можно ли запретить постижение истины во имя спасения морали, ответа не имеет. Приоритет истины перед моралью иногда основывается на простом сравнении: мораль относительна и изменчива, а истина абсолютна и вечна. Однако справедливость такого довода весьма сомнительна. Во-первых, любая истина, в том числе и естественно-научная, всегда относительна в силу объективных и субъективных причин. Во-вторых, не всякая истина нужна людям, о чем хорошо сказал немецкий философ Шопенгауэр: «Вы превозносите достоверность и точность математики, но зачем мне с достоверностью знать то, что мне знать не нужно?»

До сих пор так или иначе ставятся под сомнение или ограничиваются некоторые этнографические исследования, эксперименты над человеческими зародышами и многое другое. Продолжают бунтовать противники вивисекции — операций на живом животном с целью изучения функций организма, действия на него различных препаратов, разработки новых методов лечения и т.п. До сих пор спорят, нравственна ли пересадка органов.

Остается спорной правомерность евгеники — учения о наследственном здоровье человека и путях его улучшения. Прогрессивные ученые ставили перед евгеникой вполне гуманные цели. Их намерения были благими. Однако идеи евгеники использовались и для оправдания расизма. Некоторые проблемы евгеники, в частности лечение наследственных заболеваний, в последнее время ученые пытаются решить с применением генных технологий и методов медицинской генетики. В связи с этим и особенно с проведенными экспериментами по клонированию млекопитающих интерес к евгенике возрос. [3, с.43]

Создатели евгеники исходили из того, что все люди несовершенны. Уже в раннем возрасте можно заметить — одни дети одарены здоровьем, но природа «отдохнула» на интеллекте, другие не могут похвастаться физической красотой и крепостью, но опережают сверстников в умственном развитии, третьи — хорошо успевают и в школе, и в спортивной секции, но вот характер не сахар... И таким комбинациям нет числа. Эта закономерность нашла отражение даже в пословицах и поговорках («Сила есть — ума не надо» и т.п.). А сказок о глупых красавицах и умных дурнушках просто не счесть. Поэтому человек, сочетающий в себе и красоту, и силу, и интеллект, и нравственность, кажется каким-то чудом природы. У окружающих такие люди вызывают разные чувства — у кого восхищение, а у кого и зависть. А вот ученые уже много лет назад стали задумываться над тем, как и в силу каких причин появляются на свет такие редкие, всесторонне одаренные люди. И нельзя ли сделать так, чтобы их в человеческом обществе становилось все больше и больше? Как изменилась бы жизнь вокруг...

Первый, кто поставил перед собой этот вопрос, был английский психолог и антрополог Фрэнсис Гальтон (1822—1911), двоюродный брат Чарлза Дарвина (1809—1882). Аристократ по происхождению, Гальтон занялся изучением родословных прославленных аристократических семейств Англии. Его задача была ничуть не проще поисков философского камня — он пытался установить закономерности наследования таланта, интеллектуальной одаренности, физического совершенства. Гальтон считал, что если для получения новой породы необходим отбор лучших животных-производителей, то тех же результатов можно добиться и целенаправленным отбором семейных пар. Лучшие должны выбирать лучших, чтобы в результате рождались здоровые, красивые, одаренные дети. Гальтон предлагал создавать особые условия для «размножения генов» выдающихся людей из аристократических семей. Таково начало евгеники.

Однако любой селекционер знает: чтобы создать новую породу с улучшенными свойствами, нужно выбраковать примерно 95% животных. Худшие не должны участвовать в размножении — таков принцип любо го отбора. И вот тут евгеника напрямую сталкивается с неразрешимыми проблемами, лежащими в области человеческой этики и морали. [3, с.43]

Как бы ни были гуманны побудительные мотивы евгеники — сделать человечество более здоровым, красивым, одаренным и, в конечном счете, более счастливым, — в самой ее сути есть какой-то изъян. Она не вписы­вается в сложную структуру человеческого общества, сотканного из про­тиворечий не только биологических, но и юридических, социальных, психологических, религиозных. Ведь всякое усовершенствование так или иначе начинается с разделения на плохое и хорошее, жизнеспособное и слабое, талантливое и бездарное. Разделение — а потом отбор, выбраковка не отвечающих тем или иным требованиям вариантов. На уровне человеческого общества такой отбор неизбежно означает дискриминацию.

С точки зрения чистой науки евгеника в своих посылках тоже содержит изъяны. Например, ее основная задача — изменение соотношения вредных и полезных признаков в сторону полезных. В самом деле, в некоторых случаях можно сказать, что есть «вредные» разновидности генов и «полезные». Однако по самым оптимистическим подсчетам генетиков за 200—300 лет можно было бы увеличить число «полезных» генов в человеческой популяции всего лишь на сотые доли процента. Бесполезность отбраковки «вредных» генов показали и эксперименты нацистов: в свое время в фашистской Германии были уничтожены многие психически больные, и сначала действительно рождалось меньше детей с отклонениями. Но спустя 40—50 лет, и сейчас процент психически больных в Германии приблизительно такой же, как и раньше.

Другой камень преткновения — евгеника пытается контролировать сложные поведенческие признаки людей, интеллект и одаренность, которые определяются большим числом генов. Характер их наследования очень сложен. К тому же в развитии таланта и интеллекта большую роль играют культура, язык, условия воспитания. Все это передается ребенку не через гены, а с помощью общения с близкими людьми и учителями.

Вне всякого сомнения, задачи евгеники остаются благородными. Основная дискуссия идет вокруг способов их решения. Возможно, что с развитием генных технологий сложнейшая задача улучшения наследственного здоровья человека будет решена приемлемыми и вполне цивилизованными методами. [3, с.44]

В обществе, в котором преобладают люди с рациональным, практическим складом ума, наука развивается иначе, чем в обществе, где больше идеалистов и романтиков и где запрещающие барьеры носят национальный, этнический или сословный характер.

Влияние естествознания на мораль в обществе всегда было огромно, однако в нем никогда не было единого мнения в вопросе об оценке такого влияния. С одной стороны, расширение горизонтов знания, разрушение унизительных предрассудков, обеспечение доступа к естественно-научным и культурным ценностям — все это имеет положительный нравственный оттенок. С другой — главный полигон испытания материализованных идей естествознания с древних времен до наших дней — поле военных действий, что побуждает видеть в науке воплощение зла и безнравственности.

Еще в недалеком прошлом многие сторонники науки надеялись, что она способна решить и нравственные проблемы. Но теперь, кажется понятно, что из науки и особенно из естествознания трудно извлечь правила о том, как надо и не надо поступать. Известно, что во многих странах большинство передовых естественно-научных достижений используется для создания новой военной техники, в том числе и средств массового поражения, рассчитанных на безнравственные действия — уничтожение людей. При этом считается, что ученые и инженеры-разработчики создают новый вид оружия для оборонительных целей. Но применение оружия в любом случае приводит к гибели людей, часто безвинных. Виноваты ли и несут ли моральную ответственность ученые, научные разработки которых служат базой для создания оружия? Или основную ответственность несут те, кто применял оружие и давал команду на его применение ради наживы либо удовлетворения своих эгоистических потребностей обладать еще большей властью? Эти вопросы, волновавшие людей еще с древних времен, включают целый комплекс правовых и нравственных проблем, решение которых зависит от политических, социальных и других факторов, а также в большей степени от того, для каких целей применялось оружие. Перед учеными чаще всего ставится вполне благородная задача — создавать эффективное оружие для защиты государства. Ученые-естествоиспытатели всегда выступали с гуманной мирной инициативой. В качестве примера можно назвать Пагуошское движение ученых за мир, разоружение, международную безопасность и научное сотрудничество. Такое общественное движение сформировалось в 1955 г. по инициативе крупных ученых: физиков А. Эйнштейна, Ф. Жолио-Кюри и философа Б. Рассела. [3, с.45]

Взаимосвязь и сочетание естествознания как науки о природе и морали как правил нравственности, безусловно, сложны, и для их научного анализа по-прежнему остается огромное поле деятельности. Очевидно одно: естествознание вряд ли может претендовать на замещение морали. Ясно и другое: настоящим ученым всегда руководит высокий нравственный идеал, ради которого он трудится не покладая рук, ради которого он решает чрезвычайно трудную, но благородную задачу расширения горизонта естественно-научного познания загадочного и постоянно изменяющегося окружающего мира. О таком нравственном идеале написал А. Пуанкаре в своей книге «Последние мысли»: «Наука ставит нас в постоянное соприкосновение с чем-либо, что превышает нас; она постоянно дает нам зрелище, обновляемое и всегда более глубокое, позади того великого, что она нам показывает; она заставляет предполагать еще более великое; это зрелище приводит нас в восторг, тот восторг, который заставляет нас забывать даже самих себя, и этим-то он высоко морален. Тот, кто его вкусил, кто увидел хотя бы издали роскошную гармонию законов природы, будет более расположен пренебрегать своими маленькими эгоистическими интересами, чем любой другой. Он получит идеал, который будет любить больше самого себя, и это единственная почва, на которой можно строить мораль. Ради этого идеала он станет работать, не торгуя своим трудом и не ожидая никаких из тех грубых вознаграждений, которые являются всем для некоторых людей. И когда бескорыстие станет его привычкой, эта привычка станет следовать за ним всюду; вся жизнь его станет красочной. Тем более, что страсть, вдохновляющая его, есть любовь к истине, а такая любовь не является ли самой моралью?»

3. Рациональная и реальная картина мира в формировании мировоззрения

Основываясь на естественно-научном восприятии мира, многие убеждены, что окружающий мир подвластен рациональному анализу. Для них, как они полагают, все явления природы можно логически объяснить, а то, что сегодня кажется чудом, завтра станет объяснимым и понятным. В узком смысле слова «моя картина мира», «мое мировоззрение» — это мои собственные представления об окружающем мире, сложившиеся на основе его восприятия моими органами чувств. В широком смысле — это мои накопленные суждения обо всем, что воспринимают мои органы чувств и чем заняты мои мысли. Все это лишь отражение небольшой части видимого окружающего нас мира.

Многие думают примерно так: «Как можно найти место для различных невидимых абстрактных образов в крошечной картине, составленной из наших конкретных опытных представлений? Я доволен своим конечным и ограниченным восприятием мира Внеземные явления относятся к области утопий и фантазий, и пусть о них думают другие». Перспектива такого замкнутого миропонимания должна вызывать сомнение хотя бы потому, что всякое конкретное мировоззрение находится в движении. Наши представления о мире постоянно изменяются. Мы говорим о собственном горизонте познания, который может расширяться. Чтобы раздвинуть рамки наших познаний, существует множество различных образовательных систем, книг и т.п. [3, с.46]

Многочисленные конкурирующие между собой факторы влияют на наше мировоззрение и в конечном итоге определяют его. Они связаны с социальными, этническими, семейными и другими условиями жизни. Мировоззрение человека в значительной степени зависит от того, вырос ли он в деревне или в городе, в горах или на берегу моря, среди богатых и власть имущих или среди бедных и отверженных. Культурное окружение также формирует и представления о мире. Испытал ли он влияние той или иной религии? В каких конкретных условиях живет и работает, как соот­носятся труд и отдых в его повседневной жизни? Какие традиции опреде­ляют его образ жизни, какие праздники и знаменательные даты он отмечает? Как складываются взаимоотношения между различными слоями общества и поколениями?

Генетические, психологические и многие другие факторы играют при этом тоже очень важную роль. Наряду с комплексом наперед заданных условий, которые в большинстве случаев нельзя изменить, сохраняется возможность принятия самостоятельных, индивидуальных решений. Не­повторимость, невоспроизводимость каждой личности определяется, в том числе и нашими осознанными, волевыми решениями. Из огромного потока информации каждый выбирает лишь то, что хочет воспринять, и это формирует мировоззрение личности. [3, с.47]

Трудно не согласиться с тем, что мы принципиально не в состоянии непосредственно воспринимать мир таким, каким его регистрируют наши глаза и уши: все ощущения органов чувств обрабатываются, оцениваются, фильтруются нашим мозгом и «сплавляются» затем в единую картину. Осуществляемая мозгом обработка ощущений направлена прежде всего на создание целостного восприятия. Соответственно и наши мыслительные процессы протекают так, чтобы обеспечивалось целостное понимание и вырисовывались осмысленные образы. Каждый знает из собственного опыта, что гораздо легче следить за ходом мыслей, которые нам известны, чем понять и осмыслить совершенно новые идеи. Абсолютно нормально поэтому, что человеку с рациональным мышлением представления о сверхъестественных явлениях или о Боге кажутся немыслимыми и, следовательно, совершенно необоснованными.

Попробуем найти другой критерий оценки рационального восприятия мира. Приведем характерный пример, который, хотя и представляется нашей рациональной логике абсолютно невозможным, тем не менее, является физической реальностью — это корпускулярно-волновой дуализм света. Если разделить луч лазера на два, то, накладываясь друг на друга, они могут «погаситься» (лучи противофазны), и, наоборот, интенсивность синфазных лучей суммируется. Это явление интерференции можно объяснить волновой природой света. Однако свет обладает и корпускулярной природой, что подтверждается экспериментально. Обе природы света представляются нашей логике взаимоисключающими противоположностями, поскольку ни при каких обстоятельствах два потока частиц, накладываясь друг на друга, не могут погаситься. Двойственная природа света, или, как принято говорить в физике, дуализм света, наглядно показывает, что для понимания природы света рационального анализа недостаточно.

Можно говорить о реальности нашего познания окружающего мира при сопоставлении его тем или иным способом с нашим представлением о нем. «Наше познание реально лишь постольку, поскольку наши идеи сообразны с действительностью вещей», — так считал Джон Локк (1632—1704), известный английский философ. [3, с.47]

Многие философы разных времен полагали и полагают, что категория "наука" объединяет часть того, что входит в более общую категорию — "знание". Вне зависимости от всех видов знания часто противопоставляют друг другу научное и религиозное. В книге "Философия свободы" известный русский философ Николай Бердяев (1874—1948) так определял это различие: "Научное знание — это такое знание, для достижения которого человек ис­пользует материал опыта и законы логики. Каждый новый элемент знания выводится из предыдущих с той же неизбежностью, с какой поезд проходит станции в указанной на карте последовательности.

Ученый находится в железных тисках законов природы и логики. Он несвободен. Религиозное знание принципиально отличается тем, что оно ниоткуда не может быть выведено. Оно достигается в результате внезапного внутреннего озарения, как наитие свыше. Если бы существование Бога можно было бы доказать, то религия исчезла бы, поскольку она превратилась бы в обычное научное знание.

Существование внезапного внутреннего озарения любому творческому человеку хорошо знакомо. Ни одну новую теорему математик не доказывает дедуктивным способом; вначале интуиция подсказывает ему результат, а затем он строит для него доказательство, которое убедило бы его самого и окружающих в том, что результат верен.

Таким образом, истину он увидел до того, как нашел, построил к ней мостик — доказательство.

Возникает вопрос о том, для любой ли истины такой мостик существует. Так вот, истины, для которых такие мостики есть, и составляют область научного знания, истины, для которых таких мостиков нет в принципе, — область религиозного знания".

О важности интуиции в процессе познания говорили многие авторитетные ученые. Так, Чарлз Дарвин полагал: "Можно, кажется, зачесть мне в заслугу, что я превосхожу обыкновенного среднего человека способностью подсмотреть что-нибудь такое, что ускользает от общего внимания, и умением тщательно наблюдать... Мне кажется, что с годами я достиг большего искусства в угадывании верных объяснений и придумывании экспериментальных проверок, но, может быть, это только результат большой практики более обширного запаса знаний".

Каждая эпоха рождает новые знания о природе и новый опыт воспри­ятия окружающего мира и нас самих. Но такие знания и опыт не есть новое мировоззрение. Это лишь шаг, абсолютно необходимый для формирования мировоззрения. Людям необходимы самые разнообразные знания и все то рациональное, что добыто естествознанием, чтобы использовать могущество человека и природы во благо человека. [3, с.48]

Человек обладает удивительным феноменом — разумом, благодаря которому он познает окружающий мир, ему дана способность анализировать происходящее и предвидеть всего лишь некоторые фрагменты будущего, хоть полностью предсказать будущее ему не дано. Но разум не всесилен, и абсолютизация его возможностей крайне опасна. Не менее опасна и абсолютизация естественно-научной истины, которая, подобно миражу, отдаляется по мере приобретения новых знаний и формирования новых эмпирических обобщений. Вот почему мировоззрение никогда нельзя свести к чисто научному, рациональному миропониманию. Такое утверждение не соответствует тем канонам, которые пытались привить нам в недалеком прошлом.

Рациональное начало нельзя смешивать с иррациональным, т.е. с тем, что не является логическим следствием того или иного эмпирического обобщения. Каждый человек живет в своей иррациональной среде, играющей важную роль в его действиях и судьбе. Трудно объяснить иррациональную сущность человека, так как она обладает своеобразной спецификой и индивидуальными особенностями, присущими каждому человеку. Мир человека — это неразрывная связь рационального и иррационального: интуиции, инстинктов, прозрений, нелогичности поведения и т.п. Любые рациональные действия, основанные на эмпирических фактах, всегда сопряжены с иррациональными элементами. Может быть, иррациональная составляющая мировоззрения дает человеку наибольшую радость, ощущение полноты и прелести жизни. Путь в мир иррационального лежит через религиозные знания, познание искусства, художественных литературных ценностей, через музыку и поэзию, которые способны, минуя логику, затрагивать самые глубинные чувства человека.

В каждом человеке заложено некое иррациональное начало, свой собственный внутренний духовный мир, который не возникает сам по себе. И если люди хотят сохранить себя, свой род, природу и все то, что накоплено человечеством за тысячелетия, им необходимо не только овладеть естественно-научными знаниями, но и научиться воспринимать те элементы иррационального, которыми богата природа и которые создает человек.

Мировоззрение, включающее рациональное и иррациональное начала, отличается от науки как целенаправленной познавательной деятельности. Наличие иррациональной составляющей означает, что ограничить мировоззрение определенными рамками невозможно: в частности, нельзя сделать его основой только одну какую-либо философскую систему. История трех с лишним столетий неопровержимо свидетельствует, что любая попытка осуществить такое ограничение (например, признать только материализм в качестве универсального миропонимания, способного заменить религию) кончилась неудачей.

Вместе с тем полностью сводить религию к иррациональному было бы ошибкой, поскольку она немыслима без рациональных объяснений, лежащих в основе теологии (совокупности религиозных доктрин и учений), которая развивается, как и любая другая наука. Рациональный подход, таким образом, размывает границу между религией и наукой. [3, с.49]

Для более глубокого понимания сущности научных и религиозных знаний и их различий попытаемся определить, что такое наука, не ограничиваясь при этом только аксиоматическими утверждениями: физика — это наука, биология — тоже наука, уфология — нет и т.д. Немецкий философ Георг Гегель (1770—1831) весьма удачно сформулировал основные определяющие науку признаки:

1) существование достаточного объема опытных данных;

2) построение модели, систематизирующей опытные данные;

3) возможность на основе модели предсказать новые факты, лежащие вне первоначального опыта.

Названные признаки характерны для любого естественно-научного открытия. Например, Периодический закон Д.И. Менделеева позволил составить таблицу химических элементов и предсказать существование ранее неизвестных химических элементов.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Наука и антинаучные тенденции сосуществуют с древних времен. Наука с тех пор неузнаваемо изменилась: открыты новые законы, появилось множество методов и теорий, подтверждающихся практикой, а псевдонаучные представления остались на прежнем уровне.

Антинаучные тенденции развития мира можно определить как область деятельности, которая при поверхностном взгляде имеет сходство с наукой, но принципиально отличается от нее внутренним содержанием и сферой приложения. В частности, она не является средством естественно-научного познания и не создает базы для развития технологий. Антинаука стремится быть похожей на науку, она маскируется под нее, но решает в обществе другую, психологическую задачу. Одно из основных направлений на сегодняшний день в антинауке это получение денег и почета от государства.

Естествознание и нравственность взаимосвязаны, и связи эти имеют многочисленные проявления. Естествознание, как и наука в целом, оказывает сильное влияние на общественную мораль, испытывая на себе ее обратное воздействие. Общество не может не ограничивать научный поиск, если сам поиск или его результаты могут входить в противоречие с актуальными нор­мами нравственности или представлениями о гуманности. Вопрос, можно ли запрещать истину во имя спасения морали, ответа не имеет. Те, кто находят, что у истины есть приоритет перед моралью, оправдывают свою позицию тем, что мораль относительна и изменчива, а истина абсолютна и вечна. Их оппоненты полагают, что не всякие истины нужны людям.

Взаимосвязь и сочетание естествознания как науки о природе и морали как правил нравственности — безусловно, сложный и многогранный вопрос, в решении которого остается огромное поле деятельности. Ясно одно: есте­ствознание вряд ли сможет претендовать на замещение морали.

Многочисленные конкурирующие между собой факторы влияют на наше мировоззрение и в конечном итоге определяют его. Они связаны с социальными, этническими, семейными и другими условиями жизни. Мировоззрение человека в значительной степени зависит от того, вырос ли он в деревне или в городе, в горах или на берегу моря, среди богатых и власть имущих или среди бедных и отверженных.

Осуществляемая мозгом обработка ощущений направлена, прежде всего, на создание целостного восприятия. Соответственно и наши мыслительные процессы протекают так, чтобы обеспечивалось целостное понимание и вырисовывались осмысленные образы. Каждый знает из собственного опыта, что гораздо легче следить за ходом мыслей, которые нам известны, чем понять и осмыслить совершенно новые идеи. Абсолютно нормально поэтому, что человеку с рациональным мышлением представления о сверхъестественных явлениях или о Боге кажутся немыслимыми и, следовательно, совершенно необоснованными.

СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ

1. Горелов А.А. Концепции современного естествознания. – М.: Центр, 2002. —208 с.

2. Гусейханов М.К., Раджабов О.Р. Концепции современного естествознания: Учебник. — М.: Издательско-торговая корпорация «Дашков и К°», 2004. — 692 с.

3. Карпенков С.Х. Концепции современного естествознания. – М.: ГУП «Издательство «Высшая школа», 2003. – 487 с.

4. Найдыш В.М. Концепции современного естествознания: Учебное пособие. – М.: Гарадарики, 2003. – 476 с.

5. Рузавин Г.И. Концепции современного естествознания: Учебник для вузов. - М.: Культура и спорт, ЮНИТИ, 1999. - 288 с.