Чем закончилась попытка создать пролетарскую биологию

Чем закончилась попытка создать пролетарскую биологию

Э.И.Колчинский

В 20-х—начале 30-х годов отечественная наука претерпевала, если можно так сказать, преобразования в отношениях с властью, которая не могла обойтись без ученых, но и не довольствовалась прежними, сложившимися до революции формами взаимодействия с ними. Большевики стремились использовать науку для создания мощного военно-промышленного потенциала, реорганизации сельского хозяйства, построения новых форм общественной жизни, идеологического оправдания своей политики, повышения международного престижа. Если кризис в странах Запада (в годы Веймарской республики в Германии и "великой депрессии" в США) заставлял многих задумываться об объявлении "выходного" для науки, то есть многолетнего моратория на исследования, то в СССР власть видела в науке главное средство для выхода из глобального национального кризиса. Прометеевская вера коммунистических вождей в науку побуждала их к организации новых научных учреждений, вузов, кафедр, журналов и к изданию научной литературы в таких масштабах, о которых ученые в других странах не могли и мечтать. В условиях, когда государство стало единственным источником средств для проведения научных исследований, их политизация и идеологизация были неизбежны.

Из естественных наук биология в наибольшей степени оказалась восприимчивой к политическим и идеологическим влияниям. Стремление понять суть этого явления и мотивы поведения советских ученых-биологов породило обширную литературу, в которой анализируются взаимоотношения между наукой, идеологией и властью, осуществлявшей непрерывный контроль за всеми сторонами жизни общества и каждым ее членом [1]. Основное внимание, как правило, уделялось деятельности Т.Д.Лысенко и ее связи с партийно-государственной политикой [2]. При этом обычно не учитывается, что появление этой фигуры в высших эшелонах науки связано с многочисленными попытками в 20-х—начале 30-х годов создать некую "пролетарскую" или "диалектическую" биологию. В те годы не только и даже не столько политическое руководство, сколько ученые были инициаторами идеологизации и диалектизации естествознания. Первые диалектизаторы биологии, среди которых впоследствии оказалось немало жертв сталинских репрессий, активно участвовали в создании научных марксистских организаций, печатались в идеологических журналах, обсуждали вопросы о соотношении марксизма и различных естественно-научных концепций Шла борьба внутри биологического сообщества, члены которого по-разному реагировали на попытки диктовать тематику исследований в их области. Борьба сказывалась на ритуале научных мероприятий, на идеях, ценностях, традициях науки, на стиле поведения ученых с власть предержащими.

Важнейшей предпосылкой для появления лысенкоистского варианта советской биологии стала деятельность нескольких марксистских научных организаций в годы "культурной революции" (1929—1932). Часть из них возглавлял И.И.Презент, ставший вскоре правой рукой Лысенко и его главным идеологом. На основе неиспользованных ранее архивных материалов я постараюсь показать, насколько события "культурной революции" предопределили судьбу отечественной биологии в последующие десятилетия. Но вначале о некоторых результатах "советизации" и диалектизации биологии в годы НЭПа.

Начало диалектизации биологии

С первых лет советской власти правительство установило административный контроль над деятельностью институтов, лабораторий, музеев, вузов. Предпринимались и шаги по идеологизации естествознания. Для пропаганды марксизма и подготовки кадров в области образования и науки создавалась сеть марксистских учреждений и организаций [3]. Еще в 1918 г. была открыта Социалистическая академия общественных наук, в 1923 г. переименованная в Коммунистическую. В апреле 1925 г. в Комакадемии создается Секция естественных и точных наук, субсидировавшая исследования, важные для борьбы за материализм. Некоторые молодые талантливые биологи на первых порах связывали себя именно с Комакадемией. Вначале существование двух академий с их конкурентными отношениями было полезно для российской науки — оно добавляло новое измерение к разнообразию ее институциональной базы. Однако со временем, проигрывая научное соревнование старой академии, деятели Комакадемии все чаще нападали на нее с политических позиций.

В 1919 г. был образован Коммунистический университет им. Я.М. Свердлова, а двумя годами позже — Институт красной профессуры (ИКП). Здесь готовилась партийная молодежь и для научной работы в области естествознания. Преподавателей и слушателей особенно не загружали работой. Как позднее вспоминал лауреат Нобелевской премии академик И.Е.Тамм, за "паек, комнату, жалование, в общем, материальную обеспеченность и занятие своей научной работой" ставилось лишь одно условие — "материалистическое мировоззрение в философии, науке и общественных вопросах" [4]. В 1924 г. создается Тимирязевский научно-исследовательский институт, в регламент которого впервые вводились ограничения для работы по естественно-научной тематике. По утвержденному в Главнауке положению в институте могли работать только "лица, обладающие строго материалистическими взглядами в области естествознания", а от сотрудников некоторых подразделений требовалось уже "диалектико-материалистическое мировоззрение" [5]. Взамен ликвидированных массовых обществ (Общества любителей естествознания, антропологии и этнографии, Пироговского общества, Русского технического общества и др.) возникают общества по пропаганде марксизма среди естествоиспытателей: Общество воинствующих материалистов (1923), Кружок врачей-материалистов (1924), Кружок биологов-материалистов (1925), Общество материалистических друзей гегелевской диалектики (1927) и т.д.

На страницах общенаучных, биологических, философских и общественно-политических журналов — "Спутник коммуниста", "Пролетарская культура", "Вестник знания", "Коммунистическая мысль", "Вестник Коммунистической академии" (ВКА), "Под знаменем марксизма" (ПЗМ) и др. — печатались статьи по философским проблемам эволюционной теории, физиологии, генетике, евгенике. Так постепенно складывалась организационная основа для внедрения идеологии марксизма в биологию.

Первоначально диалектизацией биологии занялись марксисты, имевшие смутные представления о ней, но лихо делившие ее концепции на диалектические и метафизические: А.Н.Бартенев, Г.А.Гурев, М.Попов-Подольский, В.Рожицын, М.Равич-Черкасский, В.Н.Сарабьянов и др. Осужденные за вульгаризацию марксизма, они вскоре уступили место профессиональным биологам. В 1925 г. публикуются работы ботаника Б.М.Козо-Полянского, систематика А.А.Любищева, психоневролога В.М.Бехтерева, генетика А.С.Серебровского, эмбриолога М.М.Завадовского, заявивших о своей приверженности официальной философии.

Политизация биологических дискуссий началась, когда в них включились биологи и философы, получившие образование на рабфаках, в ИКП и комвузах. Появляются труды биологов, изначально обсуждавших научные проблемы с позиций диалектического материализма: ботаник И.М.Поляков, физиолог Б.М.Завадовский, генетик Н.П.Дубинин. Особое значение имела деятельность И.И.Агола, С.Г.Левита, В.Н.Слепкова, Е.А.Финкелыптейна [б], которые вскоре возглавили марксистские организации и учреждения, связанные с биологией. Имея опыт гражданской войны, зная методы студенческих и партийных чисток, они активно использовали политические аргументы, внося в дискуссии дух непримиримости, обвиняя оппонентов в витализме, мистицизме, идеализме, телеологии. На формирование взглядов биологов в СССР влияли и немецкие биологи-марксисты, эмигрировавшие в СССР в 20—30-е годы: бывший военный комиссар Баварской республики М.Л.Левин и ученик Э.Геккеля Ю.Шаксель, "первый марксист среди биологов и первый биолог среди марксистов" [7]. Утверждается даже, что "черты идеологической воинственности и бескомпромиссности" у первого поколения биологов-марксистов были "следствием свойственной их учителям-немцам прямолинейности и твердости" [8].

Подобный стиль усваивали и другие участники дискуссий. Возрастала агрессивность формулировок. Выступая 20 ноября 1926 г. в Комакадемии, генетик А.С.Серебровский заклинал присутствовавших "рассеять туман ламаркизма" и звал к бескомпромиссной борьбе с ним "под знаменем революционного марксизма всюду, и в первую очередь здесь, в стане нашей Коммунистической Академии" [9]. По словам Ф.Добржанского, эмигрировавшего позднее в США и ставшего там одним из главных генетиков XX в., уже в 1926 г. основным аргументом в биологических спорах часто становилась апелляция к диалектическому материализму [10], что соответствовало провозглашенному еще в первых номерах журнала "Под знаменем марксизма" лозунгу о союзе философии диалектического материализма и естествознания [11].

Обычными становились и аргументы о практической пользе определенных идейных взглядов для строительства нового мира. Например, евгеник М.В.Волоцкой утверждал, что предлагаемое им насильственное (вплоть до стерилизации) предотвращение размножения особей с нежелательными генами обеспечит улучшение качества популяций человека, а тем самым быстрое построение социализма. Стерилизация, по его мнению, прекратит воспроизводство потомства с патолого-анатомическими отклонениями, снизит интенсивность борьбы за существование в обществе, покончит с анархией в размножении и придаст плановую организованность социальным процессам [12]. Правительство финансировало многочисленные зарубежные экспедиции Н.И.Вавилова, связанные с поисками исходного материала для обещанного им быстрого выведения высокоурожайных и устойчивых сортов культурных растений.

В условиях становления тоталитаризма идеологические дискуссии и проработки завершались оргвыводами и кадровыми перестановками. Идейной формой часто прикрывали откровенный карьеризм. Поэтому трудно установить подлинные мотивы действий отдельных лиц. Но молодые биологи-марксисты объективно воспринимали традиционные научные школы как конкурентов и стремились ускорить профессиональную карьеру, обвиняя своих учителей и коллег в приверженности "буржуазной" науке. Они, как и другие партийные интеллигенты, не возражали против университетских чисток в 1924 г., реорганизации Академии наук в 1929 г. и т.д. [13]. Но и многие биологи старшего поколения участвовали в марксистских организациях и журналах, стараясь сохранить или повысить свой статус, получить финансовую поддержку, низвергнуть конкурентов, защититься от нападок. Как показала дискуссия в апреле 1925 г. на заседании Научного общества марксистов в Ленинграде, представители четырех школ в физиологии высшей нервной деятельности стремились доказать, что именно их взгляды должны стать основой марксистской социологии [14].

Эти первые два этапа диалектизации и "советизации" биологии шли на фоне идейной борьбы между представителями различных школ и направлений в самой биологии, например дарвинистами и механоламаркистами, приверженцами В.А.Вагнера, В.М.Бехтерева, И.П.Павлова и А.А.Ухтомского в физиологии и психологии. При отсутствии ясных представлений о диалектической методологии каждый мог объявлять близкие ему теории и концепции соответствующими марксизму, а взгляды оппонентов и конкурентов — антимарксистскими. Бывало, что в ходе дискуссий менялись взгляды того или иного ученого, но каждый раз заявлялось, что они базируются на марксизме. Например, С.Г.Левит вначале был уверен в необходимости для марксиста признавать наследование приобретаемых признаков; позднее он доказывал, что только теория естественного отбора и хромосомная теория наследственности соответствуют диалектическому материализму [15].

В обстановке ожесточенных дискуссий по общетеоретическим проблемам биологии и постоянной борьбы против "павловщины", "бехтеревщины", "райковщины", "корниловщины" и т.д. формировалась практика навешивания ярлыков на научных оппонентов, которые шельмовались как реакционеры и пособники мировой буржуазии. Все ощутимее становилось не столько стремление убедить оппонента в своей правоте, сколько указать на вредность его взглядов и исследований. В этих условиях большинство представителей "старорежимной", "буржуазной" интеллигенции старались ограничиться лишь формальным заявлением о материалистической направленности своих исследований. О бесплодности подобной диалектизации науки открыто в марксистской печати заявляли немногие, например профессор Московского университета, крупный физиолог А.Ф.Самойлов [16].

Биологические сообщества Москвы и Ленинграда

Эпицентром идеологических бурь, сотрясавших биологию в эти годы, была Москва, где находились основные марксистские учреждения и общества, а близость к партийно-правительственным кругам обостряла конкуренцию. С конца 1925 г. в Секции естественных и точных наук Комакадемии стали проводиться дискуссии по биологии, в которых сталкивались в основном сторонники механоламаркизма (Ю.М.Вермель, М.В.Волоцкой, Ф.Ф.Дучинский, Б.М.Завадовский, Б.С.Кузин, М.С.Навашин, Е.С.Смирнов, А.К.Тимирязев) и генетики (И.И.Агол, Н.П.Дубинин, Н.К.Кольцов, С.Г.Левит, А.С.Серебровский, В.Н.Слепков, С.С.Четвериков) [17]. С самого начала эти дискуссии, отличавшиеся исключительным накалом и резкими высказываниями в адрес оппонентов, привлекли внимание биологического сообщества, так как в них обсуждались актуальнейшие проблемы науки. Практически каждый доклад становился поводом для взаимных обвинений в отказе от диалектического материализма. Но, несмотря на острые разногласия по ключевым проблемам биологии, все участники дискуссий готовы были вести борьбу с "виталистическими, идеалистическими течениями, а также со всякими извращениями диалектического материализма в биологии, участвовать в борьбе против использования достижений биологии в классовых интересах" [18]. Это из проекта устава Общества биологов-материалистов (ОБМ), подписанного 150 биологами и философами и направленного в ноябре 1926 г. в Президиум Комакадемии с просьбой об учреждении такого общества.

Предложение было поддержано О.Ю.Шмидтом, однако Президиум Комакадемии явно не спешил сделать полноправной структурой новую организацию, уже прославившуюся острыми дискуссиями и взаимными обвинениями в антимарксизме [18, л. 180]. Руководители Комакадемии (например, Л.Н.Крицман) не были готовы "взять ответственность за содержание работы" [19]. Этот вопрос обсуждался много раз в течение полугода. И лишь ссылки Шмидта на то, что затягивание официальной регистрации марксистского научного центра, активно участвовавшего в подборе тем научно-исследовательских работ, может произвести неблагоприятное впечатление на биологическое сообщество [19, л. 6], позволили после длительных дискуссий решить вопрос положительно [19, л. 10—12]. В ОБМ состояло около 200 членов, и среди них было немало первоклассных ученых:

И.И.Агол, Л.Я.Бляхер, С.Н.Боголюбский, А.Е.Гайсинович, И.И. Ежиков, Н.П.Кренке, П.П.Лазарев, А.И.Опарин, А.В.Румянцев, А.С.Серебровский, Е.С.Смирнов и др. Возглавляли общество М.Л. Левин, С.Г.Левит и Г.А.Шмидт. Были здесь и те, кто позднее выступил в поддержку Лысенко (например, Г.Г.Боссе, С.С.Перов), а также будущий автор "концепции" живого вещества, старая большевичка О.Б.Лепешинская, которая уже тогда тратила много сил на искоренение "чуждых" элементов из советской биологии. Свидетельством этого была ее активная борьба против согласия руководства Комакадемии на поездку А.Г.Гурвича, В.М.Дончаковой, С.Г.Навашина и А.Д.Тимофеевского на 2-й Международный конгресс по изучению клетки [20].

Иная картина наблюдалась в Ленинграде, где сохранялись научные школы со всемирно признанными лидерами — В.И.Вернадским, Н.И.Вавиловым, И.П.Павловым и другими, а идеи диалектизации биологии не имели серьезной поддержки среди ученых. До 1929 г. здесь не было учреждений Комакадемии и отделений других марксистских обществ, включая ОБМ. Число же действительных членов естественно-научной секции Научного общества марксистов (НОМ), созданного еще в 1919 г., вплоть до 1928 г. насчитывало несколько человек, среди которых только физиолог А.А.Ухтомский (потомок князя Рюрика по отцовской линии и Чингисхана — по материнской) и орнитолог П.В.Серебровский, служивший в белой армии П.Н.Врангеля, пользовались авторитетом в научном сообществе. На заседания секции, проходившие обычно в кабинете ректора университета, приходило 10—15 человек [21]. И на пленарных заседаниях НОМ присутствовало 8—12 его действительных членов, а аудитория актового зала университета заполнялась за счет слушателей из тех учреждений, где преподавал докладчик, и большого числа военных, направляемых, возможно, на лекции по наряду [22]. Для поднятия авторитета НОМ в качестве докладчиков секционных и пленарных заседаний приглашались известные ученые: В.М.Бехтерев, Н.И.Вавилов, В.Л.Комаров и другие. Дискуссии носили вполне академический характер.

С 1925 г. в работе естественно-научной секции НОМ участвует И.И.Презент, закончивший юридическое отделение факультета общественных наук, но считавший себя специалистом по диалектике живой природы. К тому времени он уже собрал вокруг себя группу студентов, с помощью которых не раз пытался дестабилизировать работу секции, но каждый раз встречал твердый отпор со стороны руководства секции и правления НОМ [23]. Весной 1928 г. Презент стал внештатным сотрудником секции философии Ленинградского научно-исследовательского института по изучению марксизма-ленинизма (ЛИМ), созданного в 1927 г. работниками Ленинградского Коммунистического университета [24]. Возникновение ЛИМ связано с прибытием в Ленинград выпускников ИКП, в том числе интересовавшихся философией естествознания (Р.Э.Яксон, Г.С.Тымянский, М.Л.Ширвинд и др.). Члены секции философии были последователями A.M.Деборина, возглавлявшего тогда Институт философии и журнал "Под знаменем марксизма". К ним и примкнул Презент. В соответствии с установками Деборина Презент видел свою задачу в "построении имманентной логики биологического процесса" и "в исследовании логической концепции различных биологических теорий" [25].

К концу 1927 г. стало ясно, что НОМ не справляется с задачами пропаганды марксизма среди ученых. Не раз в постановлениях и записках партийных органов отмечалось, что недостаточно "выяснена физиономия общества", что в его публикациях "нет отражения современных проблем, а само общество не может считаться марксистским" [26]. Его руководителям часто приходилось отстаивать право на существование и выбивать скудное финансирование в Главнауке, ВЦИКе и ЦК ВКП(б), губкоме и губисполкоме. Положение этого общества резко осложнилось после создания ЛИМ, руководители которого (Б.Н.Позерн, С.Л.Гоникман), опиравшиеся на поддержку губкома, с самого начала стремились его поглотить [27]. 28 мая 1928 г. научно-политическая секция Наркомпроса приняла решение о "реорганизации НОМ и объединении его с работой Института" [24, л. 7]. Полтора года ушло на попытки воспротивиться этому, но в конце концов, подчиняясь указаниям "сверху", 28 декабря 1929 г. фракция ВКП(б) в НОМ сама выступила с предложением ликвидировать общество в связи с существованием аналогичной марксистской организации и передачи его имущества в Комакадемию [28]. Эта "инициатива снизу" сразу же была поддержана: 5 января 1930 г. Главнаука приняла соответствующее решение [28, л. 41]. Естественно-научная секция вошла в Ленинградское отделение Общества воинствующих материалистов-диалектиков (ОВМД), став вскоре основой Ленинградского ОБМ [29]. Только два члена этой секции, П.Н.Овчинников и И.И.Презент, участвовали в последующей диалектизации биологии.

"Культурная революция" и биология

Ликвидация НОМ фактически стала началом "культурной революции", призванной окончательно подчинить науку задачам социалистического строительства [30]. До этого власти не вмешивались в биологические дискуссии, используя внутринаучную конкуренцию для проведения своей политики. Но система подготовки "пролетарских" кадров в Комакадемии, ИКП и комвузах не обеспечивала вытеснение "буржуазных" специалистов из естественных наук. В апреле 1929 г. руководитель Комакадемии М.Н.Покровский заявил о прекращении мирного сосуществования с немарксистами-естественниками и об изживании "фетишизма перед буржуазными учеными" [31]. Вскоре на 2-й Всесоюзной конференции марк систско-ленинских учреждений были осуждены механицисты, доказывавшие, что современное естествознание само по себе диалектично. Официальную поддержку получила идея A.M.Деборина о перестройке естествознания на основе материалистической диалектики. Отныне становилось возможным отвергать любую научную концепцию как не соответствующую марксизму, а противники Деборина, в том числе и биологи — сторонники механоламаркизма, лишились руководящих постов в Комакадемии и подвергались непрерывной критике и "проработке".

Не прошло и двух лет, как сами деборинцы были обвинены в капитуляции перед буржуазной наукой, в отрыве теории от практики, в аполитичности и академизме. Выдвинутое партией требование связи науки с задачами социалистического строительства позволяло ликвидировать любое научное направление в биологии, обвиненное в отрыве от практики. Для идеологического контроля над учеными все планы научных работ и учебные программы отныне должны были представляться в Ассоциацию естествознания Комакадемии. Ее руководителем в начале 1931 г. стал Э.Я.Кольман, который готов был даже законы Ньютона и Бойля—Мариотта переработать с позиций марксизма и уверял, что биология в СССР кишит вредителями: генетики отстаивают евгенические меры, зоологи и ботаники противостоят созданию совхозов-гигантов, ихтиологи занижают производительные способности водоемов [32]. Труды сторонников Деборина в биологии — И.И.Агола, С.Г.Левита, М.Л.Левина, А.С.Серебровского и др. — были объявлены антимарксистскими. Их места в учреждениях и обществах Комакадемии заняла следующая когорта диалектизаторов биологии: Б.П.Токин, B.C.Брангендлер, П.П.Бондаренко, В.М.Каганов, М.С.Мицкевич, Р.Э.Яксон, Г.Ю.Яффе. Проверке и "проработке" подлежали все ученые, но в первую очередь заставляли каяться свергнутых лидеров "диалектической биологии".

Таким образом, не столько борьба с "буржуазными" учеными, сколько конкуренция за руководящие посты и покровительство партийной элиты, за финансы и влияние были движущими силами в диалектизации биологии. Победители со спокойной совестью занимали освобождавшиеся места, нередко способствуя низвержению предшественников. Возглавивший биологию в Комакадемии Токин уже готов был бороться с Вавиловым [33]. Но не успел он разобраться с "механистическими материалистами и меныпевиствующими идеалистами", как О.Б.Лепешинская обратилась в КПК ВКП(б) с предложением назначить следствие по его делу [34]. В архивах немало документов о том, как будущие борцы с лысенкоизмом использовали марксизм для дискредитации своих научных оппонентов.

В биологии главным выдвиженцем "культурной революции" оказался Презент, ставший впоследствии правой рукой Лысенко и его главным идеологом. В Ленинграде он возглавил отделение ОБМ, естественно-научную секцию ОВМД, Биологическую секцию в Ленинградском отделении Комакадемии (ЛОКА), в 1931 г. вошедшую в структуру Института естествознания, кафедру диалектики природы и эволюционного учения в университете и ряд других организаций, созданных для проведения политики партии среди биологов.

Как никто другой. Презент умел придать любой дискуссии характер обострившейся классовой борьбы, будь то обсуждение методики преподавания или рассмотрение вопросов охраны природы. На первом заседании Биологической секции ЛОКА он вещал: "Октябрьская революция в отношении перетряхивания теоретических установок только начинается... Нужно взять на критику всех. Черновой просмотр, сборка материала должна вестись широко и массово во всех учреждениях" [35]. Первоначально предполагалось заняться реакционными течениями в генетике и ботанике и выяснить их вредительское влияние на работу прикладных учреждений; подготовкой всесоюзных съездов; реорганизацией научных обществ; методичным просмотром всех кафедр биологического профиля в вузах Ленинграда, их трудов за весь период после революции. От ученых он требовал ссылки на партийные документы, заявляя, что в биологии нет научных школ, есть только школы партийные и антипартийные. Деятельность Презента ярко отразила новые тенденции в диалектизации биологии — сокрушение традиционных научных школ.

Образ "карликового самца", нарисованный в современной литературе, мало соответствует действительности. Блестящий талант оратора и полемиста, активная позиция, граничащая с авантюризмом смелость, рассказы о "героическом революционном прошлом", забота о ближних, успех у женщин и т.д. — все это привлекало к Презенту многих людей [36]. Среди его поклонников в те годы было немало будущих непреклонных борцов с лысенкоизмом.

Прошедшие в те годы всесоюзные съезды по генетике, зоологии, ботанике, физиологии, охране окружающей среды показали, что многие ученые были готовы идти "в авангарде мировой науки" и вести научные исследования согласно партийным директивам. Так, например, на 1-м Всесоюзном съезде по генетике, селекции, семеноводству и племенному животноводству генетике был придан образ науки, не просто способной на чудо, а уже творящей чудеса в кратчайшие сроки и способной передать свои достижения на поля. Уподобляя генетика создателю, Н.И.Вавилов говорил, что генетик "должен действовать как инженер, он не только обязан изучать строительный материал, но он может и должен строить новые виды живых организмов" [37]. К числу учреждений, которые "идут впереди научных организаций всего мира", Вавилов причислял и Генетико-селекционный институт в Одессе, где тогда уже работал Лысенко [38]. А.С.Серебровский предложил перейти к социалистической евгенике, суть которой заключалась в увеличении потомков с желательными признаками путем искусственного оплодотворения женщин спермой, взятой от талантливых и ценных мужчин. По его мнению, это позволило бы выполнить пятилетку за 2.5 года [39]. Таким образом, генетики начали культивировать веру в быстродействующие средства для подъема сельского хозяйства и обновления общества. Правда, урожай с этой веры на сталинской ниве собрали лысенкоисты.

Но прежде всего Презента поддерживала молодежь, не обладавшая прочными профессиональными знаниями, но стремившаяся быстро повысить свой статус, ликвидировать замкнутость науки путем вовлечения широких масс в обсуждение ее проблем и разоблачения "реакционной" профессуры. За это им обещали быструю карьеру, а действовали они с постоянной оглядкой на партийные органы. Так, жена Презента Б.Г.Поташникова, призывая к борьбе с Вавиловым, отмечала: "Вопрос с Вавиловым надо бы было согласовать с Обкомом" — и признавала, что "за проработку Вернадского, Павлова и других лиц мы еще взяться не можем" [35, л.57—58].

Из таких рвущихся в бой "специалистов" формировались бригады по "проработке" теорий лидеров научных школ в генетике, биогеохимии, экологии, лесоводстве. Бригады устраивали лекции, диспуты, проверяли учебные планы студентов и аспирантов, готовились к всесоюзным совещаниям по различным отраслям биологии. Особое внимание уделялось практическим занятиям, так как, по признанию Презента, именно при обучении методам экспериментальных исследований студенты "попадают под влияние буржуазных специалистов". Не раз обсуждались и научные общества, чей кастовый характер особенно возмущал молодежь, не имевшую печатных работ. Общества характеризовались как "научные болота", "цитадели реакционной профессуры" и т.д. Например, Е.К.Сепп уверял, что ученые "жили в условиях тщательно охраняемого заповедника..., создали специфическую, подходящую для себя обстановку подальше от докучливых взоров советской общественности" [40]. Научные общества обвинялись в нездоровом академизме, "в сочетании чистой науки с нечистой политикой", в идеологическом терроре по отношению к ученым-коммунистам и т.д. Отмечалось, что в Русском энтомологическом и Русском палеонтологическом обществах много дворян, в том числе и эмигрантов [35, л.32]. Как враждебные характеризовались Физиологическое общество во главе с И.П.Павловым, Русское ботаническое общество во главе с В.Л.Комаровым, Ленинградское общество естествоиспытателей во главе с В.И.Вернадским и т.д. Для коренной реорганизации предлагалось ввести в их состав коммунистов, затем провести перевыборы и организовать Совет ассоциации обществ, подчинив его ЛОКА [35, л.39].

На каждом этапе диалектизации биологии к руководству приходили все более агрессивные группы, а идеологическое давление на ученых усиливалось. Конкуренция была особенно жестокой между лицами, стремившимися к сотрудничеству с властью. Победителем вышел Презент, который вовремя усвоил, что единственным критерием истины в биологии стала готовность слепо следовать политике Сталина и менять взгляды вслед за ее изменениями. Это обеспечивало успех Презенту вплоть до его "звездного часа" на августовской сессии ВАСХНИЛ в 1948 г.

Крах "союза" философии и биологии

Деятельность создаваемых Презентом бригад доставила много неприятностей биологам, попавшим под проработку. Приход в научные учреждения и вузы малограмотных людей дестабилизировал ситуацию. Многие специалисты были отстранены от преподавания и уволены, другие арестованы и сосланы в отдаленные города, третьи были осуждены и попали в лагеря. Начались и расстрелы.

Но главная цель "культурной революции" — привлечь большое число ученых в марксистские организации и "расслоить" специалистов — провалилась. Часть биологов, внешне усвоив новую терминологию, продолжала работать по-прежнему. Другие — В.И.Вернадский, В.Е.Тищенко, И.Н.Филипьев — открыто выступали против попыток диалектизировать биологию, называя это демагогией и словоблудием [41]. Ученые осознавали опасность и давали отпор критикам. Вред диалектизации биологии признали и некоторые ее зачинатели. Например, Б.М.Козо-Полянский заявил о своей приверженности механицизму, так как его альтернативой может быть только витализм [42].

Это понимали и некоторые философы. Председатель ЛО ОВМД Г.С.Тымянский говорил, что само название этого учреждения отталкивает естественников [43]. Даже зачисленные в ОВМД студенты уклонялись от "критики преподавателей" и борьбы "с реакционной профессурой, упорно стоящей на идеалистических и эклектических теориях" [29, л. 22]. В 1932 г. специальная комиссия не обнаружила каких-либо материалов о деятельности ОВМД в Академии наук, хотя по отчетам здесь было пять его ячеек. Характерно сообщение о лекции на заводе "Красный коммунар", где говорилось, что лекция была хорошая, но на ней присутствовали только пропагандисты [44].

На правлении ОВМД признавалось: "Все наши усилия по охвату беспартийной профессуры не увенчались успехом". Весь состав общества — это партактив, так как оно создавалось в порядке партийной дисциплины. «Если есть в районе работник философского фронта, то существует общество. Достаточно философу уехать — общество распалось. В разговоре с профессорами выясняется, что они боятся слова "диалектика"». В ОБМ формально числилось 650 человек, из них 250 в Москве и 50 в Ленинграде [44, л. 14]. Но реально все выглядело иначе. Даже коммунисты, мобилизованные обкомом, по словам Презента, просили "дать заполнить все карточки на вступления в общества, не стремясь даже узнать их название" [45]. Из анкет видно, что подавляющее большинство чисто механически заполняли карточки или, скорее всего, не знали о своей причастности к обществу [46]. Жалобы на отсутствие поддержки среди ученых, пассивность своих ячеек скоро стали главным лейтмотивом выступлений на бесчисленных заседаниях президиумов, правлений, бюро. Наспех подготовленные аспиранты не могли серьезно критиковать биологов, а борьбу с ними успешнее вели комиссии по "чистке", позже и ОГПУ, арестовывавшее и ссылавшее неугодных.

Даже деятельность Презента вызывала нарекания. В январе 1932 г. партийное бюро Института естествознания отмечало, что биосекция не взяла на себя инициативу по разоблачению враждебных школ в биологии, не начала работу по реконструкции Академии наук и ВАСХНИЛ. 15 февраля 1932 г. Президиум ОБМ отметил, что все конференции в Ленинграде проведены плохо [47]. А на Всесоюзной фаунистической конференции, по словам Е.И.Кирьяновой, были открыто враждебные выступления. Заявлялось, например, что марксизм никакого отношения к гельминтологии не имеет (Ш.Д.Мошковский), что надо осторожно вмешиваться в природу (Б.В.Властов, А.П.Семенов-Тян-Шанский и др.). Глухое сопротивление, жаловался Презент, оказывают даже биологи-коммунисты. Чисто внешне демонстрировали свое согласие с диалектическим материализмом К.М.Быков, В.Н.Любименко, В.Н.Сукачев, А.А.Заварзин и др. Например, Сукачев признавал ошибочным поиск аналогий между растительными группировками и обществом. Каялся он и в склонности к механицизму, усвоенному им некритически из учений Г.Ф.Морозова о лесе и концепции Н.И.Бухарина о подвижном равновесии [35, л. 26]. Диспут в Лесотехнической академии, где предполагалось "дать решительный бой Сукачеву" и развенчать его вместе с другими профессорами перед научной общественностью, был признан проваленным. Диалектизаторов биологии не поддержали даже члены партии. Неудачей для Презента закончился и диспут в Ихтиологическом институте, где в защиту критикуемых В.А. Догеля и Л.С.Берга выступил крупный гидробиолог Н.М.Книпович, отметивший односторонность нападок Презента и его невежество. В.А.Ковда возмущался, что публичное заявление Вернадского о быстрой деградации географии и минералогии в СССР и о расхищении коллекций и библиотек "малограмотными студентами и научными работниками-недоучками" не встретило никакого отпора [41, л. 128].

"Реорганизованная" в 1929 г. Академия наук пополнилась коммунистами, быстро усваивавшими ведомственные интересы. Новые ее руководители В.П.Волгин (непременный секретарь) и Г.М.Кржижановский (вице-президент), как и их предшественники С.Ф.Ольденбург и А.Е.Ферсман, пытались оградить академию от дальнейших "чисток" [48]. В записке, составленной в 1933 г. для РКИ, они уверяли, что Академия наук "превратилась из оплота реакционных элементов научных работников страны в научное учреждение вполне советское", а также возражали против сокращения численного состава Биологической ассоциации с 672 человек до 154, так как это привело бы к разрушению коллективов, выполнявших важные задания. В итоге под сокращение попадали в основном дворники, сторожа, шоферы, столяры и т.д., а научные сотрудники сохранялись.

Начало альянса Презента и Лысенко

Осознание Презентом неудачи побудило его искать покровителя, популярного среди партийного руководства, от имени которого можно было бы создать некую теоретическую базу для новых усилий по диалектизации биологии. Презент уже знал, что в Ленинграде никто из крупных ученых не станет с ним сотрудничать. В феврале 1932 г. была достигнута договоренность с Лысенко, и вскоре Презент составил докладную записку о необходимости поездки с группой аспирантов и сотрудников Биосектора к Лысенко в Одессу, а также в заповедник Аскания-Нова и к И.В.Мичурину.

Письмо Лысенко Презенту от 22 мая 1932 г. свидетельствует, что покровитель еще не знал отчества своей будущей "правой руки", именуя его "Исаем Исаевичем", хотя считал приезд Презента "крайне желательным" [49]. Взаимная готовность к сотрудничеству дала быстрые плоды. Из письма Лысенко Презенту от 6 ноября 1932 г. видно, что они уже приступили к написанию совместных работ: Лысенко просит доработать статью и считать ее "результатом работы бригады Комакадемии" [50].

Во время пребывания Презента у Лысенко летом 1932 г. началась ликвидация организаций и журналов, созданных для внедрения марксизма в биологию. Прежде всего закрывали учреждения, наиболее активно проявившие себя в годы "культурной революции". Из главных ленинградских диалектизаторов естествознания Презент был единственный, кто заранее почуял крах "культурной революции" и вновь успел вовремя сменить покровителя. Остальные погибли в последующих репрессиях. Места выбывших занимали выдвиженцы "культурной революции", которая в конечном счете ускорила кадровое обновление биологии.

* * *

Принято считать, что сталинская наука сложилась в годы "культурной революции", а сталинский "массовый поход революционной молодежи на науку" взрастил генерацию, всегда готовую к поискам врагов социализма и ставшую основой лысенкоизма. Вместе с тем "культурная революция" не выполнила поставленных целей. Не удалось создать "пролетарскую" биологию, сравнимую в теоретических и практических аспектах с расовой гигиеной и антропологией в Германии. Не было контролируемых партией массовых движений, подобных движениям гигиенистов и евгеников в Германии. Не были написаны и марксистские учебники по биологии. Более того, занятие философией стало считаться дурным тоном среди биологов: в нем отныне усматривалась угроза науке.

Частая смена кампаний и лозунгов показала многим ученым, что наиболее уязвимыми оказывались те, кто участвовал в пропаганде официальной идеологии. "Колебание" с линией партии не гарантировало выживания. Это побуждало к активным действиям, необходимость которых первыми поняли генетики, вступившие в борьбу с Презентом и Лысенко в середине 30-х годов. После войны к ним присоединились биологи других специальностей, а в 50-е годы — физики, математики, химики. Именно в науке всегда существовала реальная оппозиция, так как ученые не переставали отстаивать свободу в научных исследованиях. Но власть старалась дать им свободу лишь в той степени, в какой считала их деятельность полезной. Это порождало постоянный диалог с властями, в ходе которого зрело недовольство ими. Здесь коренятся истоки диссидентского движения.

Список литературы

1. Weiner D. Models of Nature: Ecology, Conservation and Cultural Revolution in Soviet Russia. Bloomington; Indianapolis: Indiana Univ. Press, 1988; Joravsky D. Russian Psychology. A Critical History. Oxford: Basil Blackwell, 1989; Beyrau D. Intelligenz und Dissens: Die russischen Bildungsschichten in der Sowjetunion 1917 bis 1985. Gottingen: Vandenhoeck u. Ruprecht, 1993; Josephson P. Totalitarian Science and Technology. Atlantic Highlands; New Jersy: Humanities Press. 1996; Krementsov N. Stalinist Science. Princeton; Princeton Univ. Press. 1997; На переломе. Вып. 1—2. СПб.: Альманах, 1997. 1999.

2. Medvedev Zh. The Rise and Fall T.D.Lysenko. New York; London: Columbia Univ. Press, 1969; Joravsky D. The Lysenko Affair. Cambridge (Mass): Harvard Univ. Press, 1970; Soyfer V. Lysenko and the Tragedy of Soviet Science. New Brunscwick: Rutgerts Univ. Press, 1992; Левина Е.С. Вавилов, Лысенко, Тимофеев-Ресовский // Биология в СССР: история и историография. М.: АИРО—ХХ, 1995.

3. Vucinich A. The Soviet Academy of Science. Standford:

Standford Univ. Press, 1958; Joravsky D. Soviet Marxism and Natural Science. 1917-1932. New York: Columbia Univ. Press, 1961; Graham L. The Soviet Academy of Science and the Communist Party. 1927—1932. Princeton: Princeton Univ. Press, 1967; Vucinich A. Empire of Knowledge. The Academy of Science of USSR (1917—1970). Berkeley, Los Angeles, London: Univ. of California Press, 1984; Лахтин Г.А. Организация советской науки: история и современность. М.: Наука, 1990.

4. И.Е.Тамм в дневниках и письмах к Наталии Васильевне // Природа. 1995. № 7. С. 148.

5. Цит. по: Гайсинович А.Е. Зарождение и развитие генетики. М., 1978. С. 292.

6. Агол И.И. Диалектический метод в эволюционной теории. М.: Комакадемия, 1927; Слепков В.Н. Диалектический метод в биологии // Под знаменем марксизма (ПЗМ). 1927. № 10—11. С. 249—262; Левит С.Г. Эволюционные теории в биологии и марксизм // Медицина и диалектический материализм. Вып. 1. М.: Изд-во МГУ, 1926. С.15—32.

7. Krausse E. Julius Schaxel an Ernst Haeckel (1906—1917). Leipzig, Jena, Berlin: Urania, 1987. S.9.

8. Музрукова Е.Б., Чеснова Л.В. Советская биология в 30—40-е гг. // Репрессированная наука. Вып. 2. СПб.: Наука, 1994. С.49.

9. Местергази М. Эпигенезис и генетика // ВКА, 1927. Вып.19. С.231—232.

10. Dobzhansky Th. The Birth of the Genetic Theory of Evolution in the Soviet Union in the 1920-s // The Evolutionary Synthesis: Perspectives of the Unification of Biology. Cambridge (Mass), London: Harvard Univ. Press, 1980. P.230.

11. Письмо тов. Л.Д.Троцкого // ПЗМ. 1922. № 1. С.5—7: Ленин В.И. О значении воинствующего материализма // ПЗМ. 1922. № 2. С.5—12.

12. Волоцкой М. Классовые интересы и современная евгеника. М.: Жизнь и знание, 1925.

13. Fox М. Political Culture, Purges and Proletarianization at the Institute of Red Professors, 1921—1929 // The Russia Review. 1993. V.52. P.20—42; Козлова Л.А. Институт Красной профессуры (1921—1938 гг.) // Социологический журн. 1994. № 1. С.96—112; Перченок Ф.Ф. "Дело Академии наук" и "великий перелом" в советской науке //Трагические судьбы: репрессированные ученые Академии наук СССР. М.: Наука, 1995. С.201—235.

14. Санкт-Петербургский филиал Архива РАН (ПФА РАН). Ф.238. Оп.1. Д.126.

15. Левит С.Г. Эволюционные теории в биологии и марксизм // Медицина и диалектический материализм. 1926. Вып.1. С.15—32; Он же. Диалектический материализм в медицине // Вестн. современной медицины. 1927. Вып.23. С.1481—1490.

16. Самойлов А.Ф. Диалектика природы и естествознание // ПЗМ. 1926. № 4—5. С.81.

17. Архив РАН. Ф.350. Oп. 2. Д.48. Лл.1—63; Д.112. Лл.1—58; Д.115. Л.1—70.

18. Там же. Д.51. Л.189.

19. Там же. Oп.1. Д.112. Л.7.

20. Там же.Д.311. Лл.135, 138—139.

21. ПФА РАН. Ф.238. Oп.1. Д.165. Лл.1—15.

22. Там же. Д.40. Л.44—49.

23. Там же. Д.20. Л.14; Д.96. Лл.12—13.

24. Там же. Ф.235. Oп.1. Д.9. Лл.1, 13.

25. Там же. Д.7. Л.22.

26. Там же. Ф.238. Oп.1. Д.31, Л.10.

27. Там же. Ф.235. Oп.1. Д.13. Л.5.

28. Там же. Ф.238. Oп.1. Д.100. Л.42—13.

29. Там же. Ф.239. Oп.1. Д.12. Л.24.

30. Cultural Revolution in Russia, 1928—1931. Bloomington: Indiana Univ. Press., 1984; Fitzpatrick Sh. Power and Culture Front in Revolutionary Russia. Ithaca, London, 1992; Stalinist Terror. New Perspectives. New York: Cambridge Univ. Press, 1993.

31. Торбек Г. Деятельность Коммунистической академии // Вестн. Комакадемии. 1929. № 33. С.270.

32. План научно-исследовательской работы Институтов на 1932 г. // ВКА. 1932. № 1. С.17—39; Кольман Э. Вредительство в науке // Большевик. 1931. № 2. С.71—81.

33. Против механистического материализма и меньшевиствующего идеализма в биологии. М., 1931. С.12.

34. Архив РАН. Ф.1588. Д.103. Л.1.

35. ПФА РАН. Ф.240. Oп.1. Д.5. Л.58.

36. Голлербах М.М. [На этом фоне необычайно положительная роль принадлежала К.М.Завадскому] // Ученый, учитель, гражданин. Памяти К.М. Завадского. СПб.: Альманах, 1997. С.75—76.

37. Вечерняя Москва. 1929. 17 января.

38. Ленинградская правда. 1929. 12 января.

39. Серебровский А.С. Антропогенетика и евгеника в социалистическом обществе // Тр. Кабинета наследственности и конституции человека при Медико-биол. ин-те. Т.1. М.: Главнаука, 1929. С.3—19.

40. Cenn E.K. Необходимо реорганизовать научные общества // ВАРНИТСО. 1930. № 1 (2). С.20.

41. ПФА РАН. Ф.240. Oп.1. Д.35. Лл.101—134.

42. Там же. Ф.239. Oп 1. Д.32. Л.27.

43. Там же. Ф.235. Oп.1. Д.32. Л.24.

44. Там же. Ф.239. Oп.1. Д.32а. Л.191, 102.

45. Там же. Д.35. Л.110.

46. Там же. Д.44; Ф.245. Oп.1. Д.19.

47. Там же. Ф.240. Oп.1. Д.7, Л.3.

48. Там же. Ф.4. Oп.28. Д.46. Лл.108—116.

49. Там же. Ф.240. Oп.1. Д.22. Л.12.

50. Архив РАН. Ф.1593. Д.128. Л.1.

Источник: Э.И.Колчинский. Чем закончилась попытка создать "пролетарскую биологию" // Вестник РАН. 2000. №12. С.1077—1085.

Список литературы

Для подготовки данной применялись материалы сети Интернет из общего доступа