Анна Ахматова (работа 3)

Министерство образования России

Муниципальный общеобразовательный лицей №200

Реферат

Творчество Анны Ахматовой

Выполнила:

Исакова Е. О.

Проверила:

Пастухова Т. В.

Новосибирск 1999

Судьба Анны Ахматовой

Я родилась 11 (23) июня 1889 года под Одессой (Боль­шой Фонтан). Мой отец был в то время отставной инже­нер-механик флота. Годовалым ребенком я была перевезена на север — в Царское Село. Там я прожила до шестнадцати лет.

Мои первые воспоминания — царскосельские: зеленое, сырое великолепие парков, выгон, куда меня водила няня, ипподром, где скакали маленькие пестрые лошадки, старый вокзал и нечто другое, что вошло впоследствии в «Царскосельскую оду».

Каждое лето я проводила под Севастополем, на берегу Стрелецкой бухты, и там подружилась с морем. Самое сильное впечатление этих лет — древний Херсонес, около которого мы жили.

Читать я училась по азбуке Льва Толстого. В пять лет, слушая, как учительница занималась со старшими детьми, я тоже начала говорить по-французски.

Первое стихотворение я написала, когда мне было один­надцать лет. Стихи начались для меня не с Пушкина и Лермонтова, а с Державина («На рождение порфирородного отрока») и Некрасова («Мороз, Красный нос»). Эти вещи знала наизусть моя мама.

Училась я в Царскосельской женской гимназии. Снача­ла плохо, потом гораздо лучше, но всегда неохотно.

В 1905 году мои родители расстались, и мама с детьми уехала на юг. Мы целый год прожили в Евпатории, где я дома проходила курс предпоследнего класса гимназии, тосковала по Царскому Селу и писала великое множество беспомощных стихов... Последний класс проходила в Ки­еве, в Фундуклеевской гимназии, которую и окончила в 1907 году.

Я поступила на юридический факультет Высших жен­ских курсов в Киеве. Пока приходилось изучать историю права и особенно латынь, я была довольна; когда же пошли чисто юридические предметы, я к курсам охладела.

В 1910 (25 апреля ст. ст.) я вышла замуж за Н. С. Гу­милева, и мы поехали на месяц в Париж.

Прокладка новых бульваров по живому телу Парижа (которую описал Золя) была еще не совсем закончена (бульвар Raspail). Вернер, друг Эдисона, показал мне в «Taverne de Panteon» два стола и сказал: «А это ваши социал-демократы, тут — большевики, а там — меньшеви­ки». Женщины с переменным успехом пытались носить то штаны (Jupes-culotes), то почти пеленали ноги (Jupes-en-travees). Стихи были в полном запустении, и их покупали только из-за виньеток более или менее известных худож­ников. Я уже тогда понимала, что парижская живопись съела французскую поэзию.

Переехав в Петербург, я училась на Высших историко-литературных курсах Раева. В это время я уже писала стихи, вошедшие в мою первую книгу.

Когда мне показали корректуру «Кипарисового ларца» Иннокентия Анненского, я была поражена и читала ее, забыв все на свете.

В 1910 году явно обозначился кризис символизма, и начинающие поэты уже не примыкали к этому течению. Одни шли в футуризм, другие — в акмеизм. Вместе с моими товарищами по Первому Цеху поэтов — Мандельш­тамом, Зенкевичем и Нарбутом — я сделалась акмеисткой.

Весну 1911 года я провела в Париже, где была свиде­тельницей первых триумфов русского балета. В 1912 году проехала по Северной Италии (Генуя, Пиза, Флоренция, Болонья, Падуя, Венеция). Впечатление от итальянской живописи и архитектуры было огромно: оно похоже на сновидение, которое помнишь всю жизнь. В 1912 году вышел мой первый сборник стихов — «Вечер». Напечатано было всего триста экземпляров. Кри­тика отнеслась к нему благосклонно.

Первого октября 1912 года родился мой единственный сын Лев.

В марте 1914 года вышла вторая книга — «Четки». Жизни ей было отпущено примерно шесть недель. В начале мая петербургский сезон начинал замирать, все понемногу разъезжались. На этот раз расставание с Петербургом ока­залось вечным. Мы вернулись не в Петербург, а в Петро­град, из XIX века сразу попали в XX, все стало иным, начиная с облика города. Казалось, маленькая книга лю­бовной лирики начинающего автора должна была потонуть в мировых событиях. Время распорядилось иначе.

Каждое лето я проводила в бывшей Тверской губернии, в пятнадцати верстах от Бежецка. Это не живописное место: распаханные ровными квадратами на холмистой местности поля, мельницы, трясины, осушенные болота, «воротца», хлеба, хлеба... Там я написала очень многие стихи «Четок» и «Белой стаи». «Белая стая» вышла в сентябре 1917 года.

К этой книге читатели и критика несправедливы. Почему-то считается, что она имела меньше успеха, чем «Четки». Этот сборник появился при еще более грозных обстоятельствах. Транспорт замирал — книгу нельзя было послать даже в Москву, она вся разошлась в Петрограде. Журналы закрывались, газеты тоже. Поэтому в отличие от «Четок» у «Белой стаи» не было шумной прессы. Голод и разруха росли с каждым днем. Как ни странно, ныне все эти обстоятельства не учитываются.

После Октябрьской революции я работала в библиотеке Агрономического института. В 1921 году вышел сборник моих стихов «Подорожник», в 1922 году — книга «Anno Domini».

Примерно с середины 20-х годов я начала очень усердно и с большим интересом заниматься архитектурой старого Петербурга и изучением жизни и творчества Пушкина. Результатом моих пушкинских студий были три работы — о «Золотом петушке», об «Адольфе» Бенжамена Коистана и о «Каменном госте». Все они в свое время были напечатаны.

Работы «Александрина», «Пушкин и Невское взморье», «Пушкин в 1828 году», которыми я занимаюсь почти

двадцать последних лет, по-видимому, войдут в книгу «Гибель Пушкина».

С середины двадцатых годов мои новые стихе почти перестали печатать, а старые — перепечатывать.

Отечественная воина 1941 года застала меня в Ленинграде. В конце сентября, уже во время блокады, я вылетела на самолете в Москву.

До Мая 1944 года я жила в Ташкенте, жадно ловила вести о Ленинграде, о фронте. Как и другие поэты, часто выступала в госпиталях, читала стихи раненым бойцам. В Ташкенте я впервые узнала, что такое в палящий жар древесная тень и звук воды. А еще я узнала, что такое человеческая доброта: в Ташкенте я много и тяжело болела.

В мае 1944 года я прилетела в весеннюю Москву, уже полную радостных надежд и ожидания близкой победы. В июне вернулась в Ленинград.

Страшный призрак, притворяющийся моим городом, так поразил меня, что я описала эту мою с ним встречу в прозе. Тогда же возникли очерки «Три сирени» и «В гостях у смерти» — последнее о чтении стихов на фронте в Териоках. Проза всегда казалась мне и тайной и соблазном. Я с самого начала все знала про стихи — я никогда ничего не знала о прозе. Первый мой опыт все очень хвалили, но я, конечно, не верила. Позвала Зощенку. Он велел кое-что убрать и сказал, что с остальным согласен. Я была рада. Потом, после ареста сына, сожгла вместе со всем архивом.

Меня давно интересовали вопросы художественного перевода. В послевоенные годы я много переводила. Перевожу и сейчас.

В 1962 году я закончила «Поэму без героя», которую писала двадцать два года.

Прошлой зимой, накануне дантовского года, я снова услышала звуки итальянской речи — побывала в Риме и на Сицилии. Весной 1965 года я поехала на родину Шекспира, увидела британское небо и Атлантику, повидалась со старыми друзьями и познакомилась с новыми, еще раз посетила Париж.

Я не переставала писать стихи. Для меня в них — связь моя с временем, с новой жизнью моего народа. Когда я писала их, я жила теми ритмами, которые звучали в героической история коей страны. Я счастлива, что жила в эти годы и видела события, которым не было равных.

Ахматова никогда не занималась экспериментаторством в области стихосложения, она просто писала стихи. Ахматова опиралась в своем творчестве не на современную поэзию, а на произведения Пушкина.

Державина. Наиболее ярко эта особенность представлена в сборнике «Anno Domini» (1921-1922). Технически многие стихи Ахматовой, того периода отличаются устойчивой классической композицией, полновесно-медлительным ритмом (преобладание пяти- и шестистопных ямбов), строгой чеканностью слов, появлением описаний и рассуждений. Однако, в том же 1921 году Ахматова начинает понемногу отходить от строгих классических форм, в ее стихах чувствуется большая легкость и гибкость техники, анапесты и хореи вытесняют александрийский стих, открываются новые возможности словесных построений.

В небольших по объему (всего в три-четыре строфы) стихах описываются иногда события нескольких лет и даже всей жизни. Ахматова своим творчеством подтвердила сказанную Чеховым фразу о том, что «краткость — сестра таланта».

Для того ль тебя носила

Я когда-то на руках,

Для того ль сияла сила

В голубых твоих глазах!

Вырос стройный и высокий,

Песни пел, мадеру пил,

К Анатолии далекой

Миноносец свой водил.

На Малаховом кургане

Офицера расстреляли

Без недели двадцать лет

Он глядел на Божий свет. Трагедия всей жизни рассказана в одном небольшом стихотворении.

Нередко миниатюры Ахматовой были, в соответствии с ее излюбленной манерой, не завершены и походили на случайно вырванную из целого романа страницу или даже часть страницы, не имеющей ни начала, ни конца и заставляющая читателя додумывать то, что происходило между героями ранее.

«Поэзия Ахматовой - сложный лирический роман. Мы можем проследить разработку образующих его повествовательные линии, можем говорить об его композиции, вплоть до соотношения отдельных персонажей. При переходе от одного сборника к другому мы испытывали характерное чувство интереса к сюжету — к тому, как разовьется этот роман» (Б. Эйхенбаум).

В стихах Ахматовой практически нет диалогов, а значит нет дискуссий и споров, а лишь чувства и эмоции.

В творчестве Ахматовой встречается много стихов-пророчеств, стихов-молитв, похожих на заклинания. Даже в названии одного из ее сборников — «Четки», слышится что-то колдовское.

Опять поминальный приблизился час

Я вижу, я слышу, я чувствую вас

И я молюсь не о себе одной,

А обо всех, кто там стоял со мной.

В 1910 году Н. Гумилев напишет о своей жене:

Из города Киева. Из логова Змиева

Я взял не жену, а колдунью...

Поэзия Ахматовой неотрывна от жизни.

Ахматова описывает конкретные жизненные реалии, а не уносит читателя в заоблачные дали. Она затрагивает в своих произведениях проблемы, которые действительно волнуют людей. Особенно это свойство ахматовской поэзии проявляется в годы войн и потрясений.

Стихи Ахматовой изначально предназначены для узкого круга, а не обращены к большим массам народа.

Стихи Ахматовой — это прежде всего стихи о себе, о своих проблемах, чувствах переживаниях. В них нет громких лозунгов, воззваний, они ни к чему не призывают и не агитируют.

Широкое использование аллитераций, эпитетов, метафор:

Уже кленовые листы

На пруд ложатся лебединый

И окровавлены кусты

Неспешно зреющей рябины

Особое отношение к слову память.

Слово «память» — одно из ключевых в творчестве Ахматовой, важнейший этический компонент. («Память о солнце в сердце слабеет...», «Памяти друга»).

Ориентация на жанр баллады.

Ахматова тяготеет к лирической новелле с неожиданным, часто прихотливо-капризным концом психологического сюжета и к особенностям лирической баллады, жутковатой и таинственной («Новогодняя баллада», «Сероглазый король»). Обычно ее стихи — начало драмы, или только ее кульминация, или еще чаще финал и окончание.

Слава тебе, безысходная боль!

Умер вчера сероглазый король.

………………………………….

А за окном шелестят тополя

«Нет на земле твоего короля».

Вся палитра красок в поэзии, особенно синий и голубой.

На стихи Ахматовой «Сероглазый король» А. Вертинский написал песню, которую с успехом исполнял на фоне черного бархатного занавеса, на котором были изображены две скрещенные руки. На тему поэмы «Реквием» композитор Э. Раздолина сочинила музыку.

Цикличность, формирование стихов-циклов.

Внимание к деталям главная особенность поэтики Ахматовой. Ахматова выражает через самые незначительные детали свои мысли чувства, свой внутренний мир. Конкретная вещь, четкие материальные контуры, цвета, запахи, штрихи, обыденно обрывочная речь - все это не только не только бережно переносила Ахматова в стихи, но это и составляло их особенное существование, придавало им дыхание и жизненную силу. Уже современники Ахматовой заметили, играла в прерывающийся голос героини, переживающей трагедию любви. Особенно сильное впечатление производит последняя строка третьей строфы. Она в середине прерывается паузой, вероятно от сдерживаемого рыдания.

В стихотворении использовано не много изобразительных средств, но все они очень точно подчеркивают драматизм происходящих событий. Метафора «…шепот осенний» рождает ассоциации с горем, слезами, концом лета-счастья. Свечи, горящие «равнодушно-желтым огнем», а желтый цвет — это цвет разлуки.

Так в экономном на художественные средства стихотворении заключена целая повесть о жизни героини и о трагедии последней встречи.