Особенности романа О. Хаксли как антиутопии

Санкт-Петербургский институт внешнеэкономических связей экономики и права

Гуманитарный факультет

Кафедра лингвистики и перевода

КУРСОВАЯ РАБОТА

Особенности романа О. Хаксли «О дивный новый мир» как антиутопии

студента 3 курса

Володина Константина Александровича

Научный руководитель:

старший преподаватель

Малаховская Мария Львовна

Санкт-Петербург 2004

Содержание:

Введение 3

Глава I. История становления жанра 5

Появление утопического жанра. 5

Утопия ХХ века. 6

Причины появления антиутопии как жанра. 7

Глава II. Особенности жанра антиутопии и их отражение в английской и американской литературе 8

Антиутопия Г. Уэллса. 9

Антиутопия Дж. Оруэлла. 10

Антиутопия Р. Бредбери. 11

Глава III. Роман О. Хаксли «О дивный новый мир» 12

Предпосылки к написанию романа. 12

Анализ произведения. 13

Типологические параллели романа «О дивный новый мир» и других антиутопических произведений. 18

Глава IV. Социально-философские воззрения О. Хаксли 25

Заключение 31

Список литературы 33

Введение

Актуальность обращения к творчеству О. Хаксли определяется как особым местом Хаксли в рамках англоязычной литературы ХХ века, так и недостаточной исследованностью в отечественном литературоведении его творчества, и в частности романа «О дивный новый мир», как антиутопии.

Олдос Хаксли – знаковая фигура в мировой литературе ХХ века. Его творчество в течение ряда десятилетий воспринималось в мировой критике как своего рода индикатор базовых тенденций развития западной литературы, более того – общественной мысли вообще. О. Хаксли посвящены сотни работ, во многих из которых его творчество становится объектом жесткой критики, даже отрицается как культурное явление, либо же рассматривается как явление негативное: так, например, Е. Б. Бургум1 рассматривает все творчество Хаксли как свидетельство мизантропии автора, скрываемой с разной степенью искусности в разных произведениях, его цинизма презрения к реальным людям, но и здесь творчество Хаксли предстает как явление значительное и потому опасное.

При внешней широте охвата творчества Хаксли в мировом литературоведении, его роман «О дивный новый мир» редко когда рассматривается как роман антиутопия в сравнении с другими антиутопическими произведениями. Этот фактор обуславливает базовую цель данной работы – выделение особенностей романа «О дивный новый мир» и провидение типологических параллелей с другими антиутопиями.

Основная задача работы определила и ее структуру: в первой главе представлена история становления жанра, от утопии эпохи возрождения к антиутопии ХХ века, что является необходимым с той лишь целью, что антиутопия как жанр рождается в споре с утопическим сознанием; во второй главе отражены особенности жанра и приведен ряд наиболее показательных антиутопических произведений; в главе III даны анализ произведения и выделение его особенностей в сравнении с представленными во второй главе произведениями; четвертая глава повествует о философском видении мироздания автором, что является важным аспектом в контексте данной темы.

Глава I. История становления жанра.

Появление утопического жанра.

В утопической литературе отразилась общественная потребность в гармонизации отношений между личностью и обществом, в создании таких условий, когда бы интересы отдельных людей и всего человечес­кого сообщества были слиты, а раздирающие мир проти­воречия разрешились бы всеобщей гармонией. Как жанр, утопия зародилась еще в эпоху возрождения. Английский писатель Томас Мор опубликовал книгу, где описывал устройство государства Утопия, вместе с тем вскрывая пороки и недостатки современного ему уклада жизни. Уже в XVI-ом веке встала проблема несовершенства общества, и пути её разрешения писатели пытались найти в создании идеальных миров. Так, у Т. Мора в ирреальном идеалистическом государстве все материально равны, не существует ни классовых делений, ни привилегированных чинов, более того, излишнее богатство, изобилие драгоценных камней и металлов является атрибутикой воров и нарушителей закона. Томас Мор пытался сквозь безупречный, «дивный новый мир» показать бесполезность многих современных вещей и порядков, донести до читателя на его взгляд наиболее совершенную модель государства. Подобная линия четко прослеживается в таких утопических произ­ведениях эпохи Возрождения, как «Город солнца» Т. Кампанеллы, «Новая Ат­лантида» Ф. Бэкона и др. Позже эта линия пройдет через произведения Вольтера, Руссо, Свифта и через уто­пическую фантастику XX века.

Утопия ХХ века.

В XX веке развитие европейской и, в частности бри­танской, утопической традиции продолжалось. В основе расцвета утопии в первые десятилетия XX века лежала овладевшая в это время общественным сознанием «науч­ная эйфория» — когда интенсификация научно-техничес­кого прогресса и, главное, резкое усиление влияния на­учных достижения на качество жизни населения породи­ли на уровне массового сознания иллюзию возможности неограниченного совершенствования материальной жизни людей на основе будущих достижений науки и, главное, возможности научного преобразования не толь­ко природы, но и общественного устройства — по моде­ли совершенной машины. И символической фигурой как в рамках литературы, так и в рамках общественной жиз­ни первых десятилетий XX века стал Г. Уэллс — созда­тель утопической модели «идеального общества» как об­щества «научного», целиком подчиненного научно под­твержденной целесообразности. В своем романе «Люди как боги» (1923) Г. Уэллс несовершенству земного бытия, где царит «старая концепция социальной жизни государ­ства как узаконенной внутри определенных рамок борь­бы людей, стремящихся взять верх друг над другом», противопоставил подлинно научное общество — Утопию (сам выбор названия свидетельствует об опоре Г. Уэллса на традицию, идущую от Т. Мора).

Особого внимания заслуживают отразившиеся в лите­ратуре первых десятилетий XX века утопические моде­ли, в основу которых легла идея «творческой эволюции», то есть осознанного изменения человеком собственной природы, направления собственной эволюции в то или иное желаемое русло.

Причины появления антиутопии как жанра.

Социальные утопии первых десятилетий XX века в значительной степени предполагали непосредственную взаимосвязь между правом Человека на достойную жизнь — и его ко­ренным изменением (как правило, при этом оказывается допустимой и социальная селекция). В значительной сте­пени подобная двойственность утопического сознания в контексте базовых ценностей гуманизма и легла в основу сознания антиутопического. И эта же двойственность утопии определила и некоторую размытость антиутопи­ческого жанра. По самому определению жанр антиуто­пии предполагает не просто негативно окрашенное опи­сание потенциально возможного будущего, но именно спор с утопией, то есть изображение общества, претенду­ющего на совершенство, с ценностно-негативной сторо­ны. (При определении более частных базовых черт анти­утопии можно в определенном приближении руковод­ствоваться характеристикой жанра, данной В. -Г. Брау­нингом2 — с его точки зрения, для антиутопии ха­рактерны: 1) Проекция на воображаемое общество тех черт современного автору общества, которые вызывают его наибольшее неприятие. 2) Расположение антиутопи­ческого мира на расстоянии — в пространстве или во вре­мени. 3) Описание характерных для антиутопического общества негативных черт таким образом, чтобы возни­кало ощущение кошмара.) Однако в реальных произве­дениях антиутопического жанра — именно в силу двой­ственности утопии — зачастую общество, представлен­ное как в целом антиутопическое, одновременно раскры­вается и со стороны своих обретений (так, не случайно в целом антиутопический мир из романа О. Хаксли «О див­ный новый мир» вобрал в себя ряд черт, которые - с некоторой корректировкой — станут и частью уто­пического мира из романа О. Хаксли «Остров» (1962)). В равной степени и произведения утопического жанра мо­гут содержать в себе антиутопический элемент (Г. Уэллс «Люди как боги»).

Глава II. Особенности жанра антиутопии и их отражение в английской и американской литературе.

Расцвет антиутопии приходится на XX век. Связано это как с расцветом в первые десятилетия XX века уто­пического сознания, так и с приходящимися на это же время попытка­ми воплощения, с приведением в движение тех социальных механизмов, благодаря которым массовое духовное по­рабощение на основе современных научных достижений стало реальностью. Безусловно, в первую очередь имен­но на основе реалий XX века возникли антиутопические социальные модели в произведениях таких очень разных писателей, как Дж. Оруэлл, Р. Бредбери, Г. Франке, Э. Берджесс, и О. Хаксли. Их антиутопические произведения являются как бы сигналом, предупреждением о возможном скором закате цивилизации. Романы антиутопистов во многом схожи: каждый автор говорит о потере нравственности и о бездуховности современного поколения, каждый мир антиутопистов это лишь голые инстинкты и «эмоциональная инженерия»3.

Антиутопия Г. Уэллса.

Антиутопические мотивы присутствуют даже у великого утописта Г. Уэллса—при всем его не­приятии «хаоса» реального бытия современного ему за­падного общества. Дело в том, что Уэллс видел два пути преодоления этого «хаоса». Один путь — путь назад, к тоталитарному прошлому, к племенному сознанию, к объединению «рассыпанных» человеческих единиц в мо­гучие сообщества — национальные, государственные, имперские, которые, по определению, должны враждо­вать и периодически воевать с другими аналогичными сообществами (иначе не будет скрепляющего каждое из этих сообществ начала); другой же путь — путь вперед это путь постепенного осознания людьми общности на основе общечеловеческого единства, когда личность не растворяется в каком-либо ограниченном сообществе (нации, государстве и др.), а становится частью обще­человеческого братства. «Антиутопическая» модель преодоления несовершенства реального бытия предста­ла в романе Г. Уэллса «Самовластие мистера Парэма» (1930).

В романе моделируется фантастическая ситуация при­хода к власти в Англии преподавателя истории (символи­ческая деталь в художественном мире уэллсовского ро­мана, знаменующая обращенность в прошлое мистера Парэма, мечтающего о построении «идеального обще­ства» в староимперском варианте (то есть по существу — о возвращении «золотого века», «потерянного рая»). Увы, антиутопическая модель, созданная Г. Уэллсом, оказа­лась пророческой: фактически в романе оказалось предсказанным многое из того, что произойдет в 1930— 1940-е годы (начиная от механизма прихода к власти то­талитарного диктатора — и кончая второй мировой вой­ной, только в романе Уэллса ее развязывает Англия).

Антиутопия Дж. Оруэлла.

Антиутопичес­кое общество Дж. Оруэлла в романе «1984», вызывает прямые ассоци­ации с советским обществом в сталинском варианте. В «новом мире» су­ществует «министерство правды» — «руководящий мозг, чертивший политическую линию, в соответствии с кото­рой одну часть прошлого надо было сохранить, другую фальсифицировать, а третью уничтожить без остатка»4. А обитатели этого общества воспитыва­ются на простых истинах, таких как «Война — это мир. Свобода — это рабство. Незнание — сила»5. Мир в романе поделен на несколько государств, управляемых одной идеей – захватить власть. Постоянно воюющие между собой государства, держат в полном неведении своих граждан, более того враждебно настраивают их против таких же жителей других стран. Ежедневные «двухминутки ненависти», новостные сообщения, исполненные жестокими и ужасающими подробностями – все делается лишь для поддержания присутствия страха у населения. Война в этом мире скорее даже нужна не для власти над другими территориями, а для полного контроля внутри страны.

Антиутопия Р. Бредбери.

Мир Рея Бредбери в романе «451° по Фаренгейту» менее жесток по сравнению с миром, представленным Дж. Оруэллом. Главным преступлением у Бредбери считается чтение книг или хотя бы наличие их дома. Существуют специально отведенные пожарные команды, уничтожающие книги. «Почему огонь полон для нас такой неизъяснимой прелести? Глав­ная прелесть огня в том, что он уничтожает ответствен­ность и последствия. Если проблема стала чересчур об­ременительной — в печку ее»6 — так формули­рует этическое кредо своего «антиутопического» мира Брандмейстер, начальник пожарной станции. Бредбери увидел очевидные элементы «программирования» личности в современ­ном ему буржуазном обществе массового потребления.

Глава III. Роман О. Хаксли «О дивный новый мир».

Предпосылки к написанию романа.

Как писал сам Хаксли, «О дивный новый мир» стал в значительной степени полемическим ответом на предложенную Уэллсом в романе «Люди как боги» модель идеального «научного» общества: «Я пишу роман о будущем «дивном новом мире», об ужасе уэллсовской утопии и о бунте против нее»7. И позднее в «вновь посещенном «дивном новом мире» Хаксли отмечает, что темой книги является не сам по себе прогресс науки, а то, как этот прогресс влияет на личность человека». В сравнении с другими произведениями антиутопистов роман Хаксли отличает материальное благополучие мира, не ложное, фальсифицированное богатство, как у Оруэлла в «1984», где душевные страдания человека тесно связаны с его благосостоянием, а действительно абсолютное изобилие, которое в конечном итоге приводит к деградации личности. Человек как личность – вот главный объект анализа Хаксли. И «О дивный новый мир» более чем другие произведения этого жанра актуален именно благодаря такому упору Хаксли на состояние человеческой души. В мире тупого конвейерного труда и столь же тупой механической физиологии свободный, естественный человек – такое же экзотическое развлечение для толпы запрограммированных дикарей, как «стереовоющий фильм о свадьбе горилл» или о «любовной жизни кашалота»8.

Анализ произведения.

О. Хаксли при создании модели будущего «дивного нового мира» синтезировал наиболее обесчеловечивающие черты «казарменного социализма» и современного Хаксли общества массового потребле­ния. Однако Хаксли считал «усечение» личности до раз­меров, подвластных познанию и программированию, не просто принадлежностью какой-то отдельной социаль­ной системы — но закономерным итогом всякой попытки научно детерминировать мир. «Дивный новый мир» — вот то единственное, до чего может дойти человечество на пути «научного» переустройства собственного бытия. Это мир, в котором все человеческие желания предопределе­ны заранее: те, которые общество может удовлетворить, — удовлетворяются, а невыполнимые «снимаются» еще до рождения благодаря соответствующей «генетической политике» в пробирках, из которых выводится «населе­ние». «Не существует цивилизации без стабильности. Не существует социальной стабильности без индивидуальной... Отсюда и главная цель: все формы индивидуальной жизни... должны быть строго регламен­тированы. Мысли, поступки и чувства людей должны быть идентичны, даже самые сокровенные желания од­ного должны совпадать с желаниями миллионов других. Всякое нарушение идентичности ведет к нарушению ста­бильности, угрожает всему обществу»9 — та­кова правда «дивного нового мира». Эта правда обрета­ет зримые очертания в устах Верховного Контролера: «Все счастливы. Все получают то, чего хотят, и никто никогда не хочет того, чего он не может получить. Они обеспечены, они в безопасности; они никогда не болеют; они не боятся смерти; им не досаждают отцы и матери; у них нет жен, детей и возлюбленных, могущих доставить сильные переживания. Мы адаптируем их, и после этого они не могут вести себя иначе, чем так, как им следует»10.

Одна из незыблемых основ антиутопического «дивно­го нового мира» Хаксли — это полная подчиненность Ис­тины конкретным утилитарным нуждам общества. «На­ука, подобно искусству, несовместима со счастьем. На­ука опасна; ее нужно держать на цепи и в наморднике»11,— рассуждает Верхов­ный Контролер, вспоминая о том времени, когда его справедливо, по его теперешним представлениям, хоте­ли покарать за то, что он слишком далеко зашел в своих исследованиях в области физики.

Мир в романе представляет одно большое государство. Все люди равны, но отделяет их друг от друга принадлежность к какой-либо касте. Людей еще не родившихся сразу делят на высших и низших путем химического воздействия на их зародыши. «Идеал распределения населения — это айсберг, 8/9 ниже ватерлинии, 1/9 — выше»12 (слова Верховного Контролера). Количество таких катего­рий в «дивном новом мире» очень большое — «аль­фа», «бета», «гамма», «дельта» и далее по алфавиту — вплоть до «эпсилона». Примечательно здесь, что если пролы из «1984» - это всего лишь безграмотные люди, которым кроме простейшей работы выполнять ничего не представляется возможным, то эпсилоны в «дивном новом мире» специально создаются умственно неполноценными для самой грязной и рутинной работы. И следовательно высшие касты осознано отказываются от всяких контактов с низшими. Хотя, что эпсилоны, что альфа-плюсовики, — все проходят своеобразный процесс «адаптации» сквозь 2040 – метровую конвейерную ленту. А вот Верховные Контролеры уже никак не могут войти в разряд «счастливых младенцев», их пониманию доступ­но все, что доступно обычному «неадаптированному» человеку, в том числе и осознание той самой «лжи во спа­сение», на которой построен «дивный новый мир». Их по­ниманию доступен даже запрещенный Шекспир: «Види­те ли, это запрещено. Но поскольку законы издаю здесь я, я могу и нарушить их»13.

В антиутопическом мире Хаксли в рабстве своем далеко не равны и «счастливые младенцы». Если «дивный новый мир» не может предос­тавить всем работу равной квалификации — то «гармо­ния» между человеком и обществом достигается за счет преднамеренного уничтожения в человеке всех тех ин­теллектуальных или эмоциональных потенций, которые не будут нужны для, в прямом смысле этого слова, напи­санной на роду деятельности: это и высушивание мозга будущих рабочих, это и внушение им ненависти к цветам и книгам посредством электрошока и т.д. . В той или иной степени несвободны от «адаптации» все обитатели «дивного нового мира» — от «альфы» до «эпсилона», и смысл этой иерархии заключен в словах Верховного Кон­тролера: «Представьте себе фабрику, весь штат которой состоит из альф, то есть из индивидуализированных осо­бей... адаптированных так, что они обладают полной свободой воли и умеют принимать на себя полную ответ­ственность. Человек, раскупоренный и адаптированный как альфа, сойдет с ума, если ему придется выполнять работу умственно дефективного эпсилона. Сойдет с ума или примется все разрушать... Тех жертв, на которые должен идти эпсилон, можно требовать только от эпси­лона но той простой причине, что для него они не жерт­вы, а линия наименьшего сопротивления. Его адаптиру­ют так, что он не может жить иначе. По существу... все мы живем в бутылях. Но если мы альфы, наши бутыли относительно очень велики»14.

Хаксли говорит о лишенном самосознания будущем как о чем-то само собой ра­зумеющемся — и в романе «О дивный новый мир» перед нами предстает общество, которое возникло по воле большинства. Правда, возникают на фоне большинства отдельные личности, которые пытаются противопоставить свой свободный выбор всеобщему запрограммированно­му счастью — это, например, два «альфа плюса» Бернард Маркс и Гельмгольц Ватсон, которые к тому же не могут полностью вписаться в структуру «дивного нового мира» из-за своих физических недостатков; «что они оба разде­ляли, так это знание о том, что они были личностями». А Бернард Маркс доходит в своем внутреннем про­тесте и до такой сентенции: «Я хочу быть собой... Отвра­тительным собой. Но не кем-то другим, пусть и замеча­тельным»15. А волею случая вывезенный из резервации Дикарь, открывший для себя «Время, и Смерть, и Бога», становится даже идеоло­гическим оппонентом Верховного Контролера: «Я лучше буду несчастным, нежели буду обладать тем фальшивым, лживым счастьем, которым вы здесь обладаете»16. Одним словом, романе Хаксли «О дивный но­вый мир» представлена борьба сил, утверждающих антиутопический мир, и сил, его отрицающих. Даже эле­мент стихийного бунта присутствует — Дикарь с криком «Я пришел дать вам свободу!»17 пытается сорвать раздачу государственного наркотика — сомы. Однако этот бунт основ антиутопического общества не потрясает — чтобы ликвидировать его последствия, достаточно было распылить государствен­ный наркотик сому в воздухе с вертолета и пустить при этом в эфир «Синтетическую речь «Антибунт-2». Стремление к самосознанию и к свободному нравственному выбору в этом мире не может стать «эпидемией» — на это способны лишь избранные, и эти единицы в срочном порядке от «счаст­ливых младенцев» изолируются. Одним словом, Бернар­ду Марксу и Гельмгольцу Ватсону предстоит отправка «на острова» специально предназначенные для про­зревших интеллектуалов, а свободолюбивые речи Дика­ря стали всеобщим посмешищем — осознав это, Дикарь повесился. «Медленно, очень медленно, как две медлен­но движущиеся стрелки компаса, ноги двигались слева направо; север, северо-восток, восток, юго-восток, юг, юго-запад, запад; потом приостановились и через не­сколько секунд медленно стали поворачиваться обратно, справа налево. Юг, юго-запад, юг, юго-восток, восток...»18 — так заканчивается роман. При этом происходит это на фоне радостных восклицаний обита­телей «дивного нового мира», жаждущих необычного зрелища. Таким образом, получается, что к уходу из жиз­ни Дикаря подталкивают не те, кто управляет антиуто­пическим миром, — а его рядовые обитатели, которые в этом мире счастливы, — и потому мир этот, однажды по­строенный, обречен в рамках созданной Хаксли модели на устойчивость и процветание.



Типологические параллели романа «О дивный новый мир» и других антиутопических произведений.

В большинстве цитируемых произве­дений «антиутопические» общества показаны в период своего расцвета — и, тем не менее, дальнейшая селекция человеческого материала во имя высших целей в этих обществах продолжается. ». В оруэлловском антиутопическом мире социальная селекция осуществляется посредством «распыления»: «...Чистки и распыления были необходимой частью госу­дарственной механики. Даже арест человека не всегда означал смерть. Иногда его выпускали, и до казни он год или два гулял на свободе. А случалось и так, что человек, которого давно считали мертвым, появлялся, словно при­зрак, на открытом процессе и давал показания против сотни людей, прежде чем исчезнуть — на этот раз окон­чательно»19. Пожарные в антиутопическом обществе Р. Бредбери сжигают книги и — при необходи­мости — людей: «Огонь разрешает все!»20. Верховный Контролер из романа «О дивный новый мир» более гуманен. «На­рушителей спокойствия» он отправляет «на острова» — в общество им подобных — и по-человечески им завидует. Но и Верховный Контролер признает в разговоре с груп­пой изгоняемых: «Как хорошо, что в мире так много ост­ровов! Не знаю, что бы мы стали делать без них? Вероят­но, поместили бы вас всех в смертную камеру»21. «Для 1931 года это было сме­лым и страшным предупреждением. Прошло всего не­сколько лет, и островов стало действительно не хватать»22, а «смертная камера» стала реальностью все­европейского масштаба.

Наличие типологических параллелей, связывающих между собой самые разные по художественной структу­ре антиутопии, объясняется, прежде всего, наличием объективных тенденций в развитии общества, которые реально могли выделиться именно в те антиутопические формы, о которых идет речь в данной работе. Будущее в художественном мире ряда европейских и американских «антиутопистов» — в частности, Дж. Оруэлла, Р. Бредбери и в особенности О. Хаксли — в не­сколько меньшей степени пронизано организованным насилием, хотя и не отказывается от него вовсе. «Все это произошло без всякого вмешательства сверху, со сторо­ны правительства. Не с каких-либо предписаний это на­чалось, не с приказов или цензурных ограничений. Нет! Техника, массовость потребления — вот что, хвала Гос­поду, привело к нынешнему положению»23 — в этом видит истоки грядущего антиутопического мироз­дания Р. Бредбери. А «дивный новый мир» Хаксли вооб­ще к страху апеллирует в последнюю очередь — он апел­лирует, в первую очередь, к человеку потребляющему и стремящемуся потреблять. Хаксли начала при создании своего антиутопического мира опирался в значительной степени на данность массового потребле­ния и зарождающейся «массовой культуры». В 1927 году, Хаксли вводит в художе­ственную ткань своего романа «Эти бесплодные листья» пророческие слова, произнесенные явно «автобиографическим» героем, мистером Челифером: «Дешевое печата­ние, беспроволочные телефоны, поезда, такси, граммо­фоны и все остальное создает возможность консолиди­ровать племена — не из нескольких тысяч человек, но из миллионов... Через несколько поколений, может быть, вся планета будет занята одним большим говорящим по-американски племенем, состоящим из бесчисленных ин­дивидуумов, мыслящих и действующих совершенно оди­наково»24. Несколькими годами позже мо­дель такого общества будет сконструирована Хаксли в романе «О дивный новый мир». Можно согласиться в этой связи с П. Фиршоу в том, что Хаксли «скорее всего, не хотел делать свой роман сатирой на будущее. Ибо, в конце концов, для чего нужна сатира на будущее? Един­ственное имеющее смысл будущееэто будущее, которое уже существует в настоящем, и антиутопия Хаксли «О дивный новый мир», в конечном счете, есть «выпад против концепции будуще­го, существующей в настоящем»25. Но, надо признать, что Хаксли – все же сатирик. И при сравнении его романа с антиутопией Дж. Оруэлла «1984» очевидно присутствие иронии. Если снятие напряжения посредством синтетического джина в «1984» не вызывает ни какого удивления, то у Хаксли, именно благодаря его саркастичным двустишьям, принятие сомы порождает большой интерес, и выделяет сому как немаловажный регулятор массового самосознания:

Лучше полграмма – чем ругань и драма26;

Примет сому человек – время прекращает бег,

Быстро человек забудет, и что было и что будет.27

Показательно отношение «новых миров» к истории. В «1984» прошлое постоянно подменяется, существуют целые центры по ликвидации не угодных исторических фактов. У Хаксли с прошлым поступают иначе. Историю выдают за совершенно бесполезную информацию, и действительно это проще отбить интерес, чем постоянно все ликвидировать. ««История – сплошная чушь»… Он сделал сметающий жест, словно невидимой метелкой смахнул горсть пыли, и пыль та была Ур Халдейский и Хараппа, смел древние паутинки, и то были Фивы, Вавилон, Кносс, Микены. Ширк, ширк метелочкой, – и где ты, Одиссей, где Иов, Гаутама, Ийсус? Ширк!..»28.

В 1959 году, в своем эссе «Вновь посе­щенный «дивный новый мир» Хаксли, проследив эволюцию западной цивилизации, начиная с времени со­здания романа «О дивный новый мир» и кончая време­нем создания этого эссе, придет к выводу о последова­тельном и весьма быстром движении именно в направле­нии, где конечный пункт — мироустройство, по сути сво­ей родственное антиутопическому мироустройству «див­ного нового мира». И если во время работы над романом «О дивный новый мир», как признается Хаксли в эссе «Вновь посещенный дивный новый мир», он все-таки считал, что торжество такого мироустройства возможно но в весьма далекой перспективе, то теперь, в конце 1950-х, подобное мироустройство откроется ему как близ­кое будущее. При этом в своем эссе Хаксли научно ана­лизирует факторы реального бытия, объективно способ­ствующие торжеству именно такого мироустройства: это, прежде всего, перенаселение, которое делает концентра­цию власти в одних руках жизненно необходимой; далее — это достижения науки, начиная с открытий И. П. Пав­лова (примечательно, что в антиутопическом «дивном новом мире» Павлов канонизирован — наряду с Фордом, Фрейдом, Марксом и Лениным — как творец научного обоснования системы манипулирования людьми на бес­сознательном уровне) и кончая научно организованной пропагандой; наконец — это создание препаратов, род­ственных государственному наркотику соме в «дивном новом мире».

Обосновывая реальность опасности, Хаксли в этом эссе вступает в спор с Дж. Оруэллом. Если Дж. Оруэлл основную опасность для цивили­зации видел в формировании научно организованных систем подавления, то Хаксли считал, что достижения на­уки XX века делают возможной значительно менее гру­бую по своим внешним формам, но не менее эффективную массовую «деиндивидуализацию», основанную не на пря­мом насилии, но на эксплуатации человеческой природы. Собственно, еще в своем письме к Дж. Оруэллу от 21 ок­тября 1949 года Хаксли, признавая роман Оруэлла «1984» серьезным культурным явлением, тем не менее, вступит с Оруэллом в спор именно по проблеме реальных перспек­тив общества. В этой связи Хаксли пишет: «В реальности неограниченное осуществление политики «сапога на лице» представляется сомнительным. Я убежден в том, что правящая олигархия найдет менее трудный и требу­ющих меньших расходов путь управления и удовлетво­рения жажды власти и что это будет напоминать то, что описано мной в романе «О дивный новый мир»29. Далее в этом письме Хаксли описывает достиже­ния науки, делающие возможным такой ход событий (от­крытия Фрейда, внедрение гипноза в психотерапевти­ческую практику, открытия барбитуратов и др.) — в ито­ге, по словам Хаксли, «...Уже при жизни следующего поколения правители мира поймут, что «адаптация в мла­денчестве» и гипноз, сопряженный с использованием наркотических средств, более эффективны как инстру­менты управления, чем клубы и тюрьмы, и что жажда власти может быть удовлетворена через внушение лю­дям любви к своему рабству в столь же полной мере, как и через бичевание и «вбивание» покорности. Другими сло­вами, я чувствую, что кошмар «1984» обречен претво­риться в кошмар мира, имеющего больше точек сопри­косновения с тем, что я вообразил в романе «О дивный новый мир»30. В своем эссе «Вновь посещенный «дивный новый мир» (1959) Хаксли продолжает свой спор с Оруэллом, доказывая, что потенциально возможное «деиндивидуализированное» общество не будет, в отли­чие от смоделированного Оруэллом, базироваться на не­посредственном насилии, что это будет «ненасильствен­ный тоталитаризм»31 и что при этом даже со­хранятся все внешние атрибуты демократии — именно в силу соответствия такого рода мироустройства основным законам человеческой природы. Джон Уэйн, полемизируя с Хаксли — автором романа «О дивный новый мир», говорит о том, что реальная угроза цивилизованному миру заложена вовсе не там, где ее видит Хаксли,— не в дви­жении к стирающей личность «гармонии» и в росте мас­сового потребления, но в грядущем перенаселении, исто­щении природных ресурсов и связанном с этим жестком контроле за потреблением — «Хаксли изобразил прекрас­ный старый мир, мир, переживающий великий матери­альный расцвет... В мире, к которому мы идем, опасность будет состоять в поклонении дьяволу и сжигании ведьм»32. Что же касается опасности воплощения антиутопического мира из романа Хаксли «О дивный новый мир» — то Хак­сли, считая до самого конца жизни такой исход вполне возможным и в чистом виде неприемлемым, тем не менее, в свои поздние «положительные программы» включает элементы компромисса с подобного рода мироустрой­ством. И если для Хаксли перио­да создания романа «О дивный новый мир» существовал двухвариантный выбор: или «гармония» в варианте «дивного нового мира» — или хаос и страдания совре­менного Хаксли мира как неизбежная плата за свободу, познание Добра и Зла, наконец — за сохранение «я», то Хаксли последних лет жизни будет стремиться к конвер­генции этих моделей мироустройства — во имя сохране­ния свободы, познания и Личности, но одновременно - и преодоления страдания как неотъемлемой части чело­веческого бытия.

Глава IV. Социально-философские воззрения О. Хаксли.

Очевидно то, что антиутопическая линия в творчестве Хаксли неразрывно связана с его агно­стически-пессимистической концепцией мира, с его иде­ей невозможности познания объективной действительности вообще и объективной основы любой ценности в частности. Объективное и субъективное содержание любой цен­ности в художественном мире Хаксли разделены непреодолимой стеной. Хаксли в бессилии мечется в поисках Абсолюта. Ценности, которые в то время обнаруживают в глазах Хаксли свою неабсолютность, относительную субъектив­ность и т.д., утрачивают отныне для него свое объектив­ное значение вообще. Отсюда — абсолютное сомнение в отношении объективного, общечеловеческого характера, любой реальной ценности. Фактически перед Хаксли стоят два принципиально отделенных друг от друга ряда ценностей. С одной сто­роны — возможно, существующие и — опять же, возмож­но — реализующиеся на Земле ценности объективные, высшие, «абсолютные», а именно Истина, Добро и Кра­сота. С другой стороны — субъективные, относительные «ценности», основной критерий которых — соответствие легко вычисляемым утилитарным потребностям челове­ка. Это для Хаксли — единственная доступная человечес­кому разуму ценностная реальность, а уже эта реаль­ность определяет и «прикладные», выработанные для упорядочения утилитарных потребностей моральные нормы, и «прикладное», развлекательное искусство. Свя­зи между гипотетически существующим абсолютным Добром и этими частными моральными нормами, равно как и связи между не менее гипотетической высшей Кра­сотой и «красотой» утилитарной, для Хаксли не суще­ствовало. Человек в художественном мире Хаксли оказывается в двух совершенно не связанных друг с другом измерениях. С одной сторо­ны, человек в художественном мире Хаксли наделен спо­собностью допускать в свой кругозор категории Абсолюта и анти-Абсолюта, мыслить в категориях Добра и Зла, Прекрасного и Безобразного, подниматься в «бездну над нами» и соответственно спускаться в «бездну под нами». В этом измерении разум человека обречен на абсолют­ное сомнение. Но, с другой стороны, человек в художе­ственном мире Хаксли обладает рядом материально вы­раженных утилитарных потребностей и способен адек­ватно — на эмпирическом и логическом уровнях — осоз­навать их истоки, а значит — и регулировать в рамках общества их удовлетворение. Такая «двухуровневая» трактовка человека и определяет позицию Хаксли как социального мыслителя, в частности - его оценку спо­собности человека к разумному переустройству своего бытия. Тот Абсолют социального устройства, к которому, в конечном счете, стремятся все реформаторы и рево­люционеры, — это для Хаксли общество абсолютной сво­боды, в которой не существовало бы никаких противоре­чий между волей отдельного человека — и волей других людей, общества в целом. Однако, стремясь к такой сво­боде, человек в рамках художественной концепции Хакс­ли одновременно и боится ее— не желая быть познан­ным, вычисленным, запрограммированным во всех своих проявлениях: он боится такой свободы, переходящей в высшую несвободу, — и потому постоянно демонстриру­ет свою непознаваемость. Именно поэтому невозможно, по Хаксли, «научное» переустройство общества реаль­ных людей — этому противостоят все, не подчиняющиеся разуму человеческие страсти, этому противостоит чело­век, допускающий в свой кругозор непознаваемые в сво­ей абсолютности категории — Добра и Зла, Прекрасно­го и Безобразного — и допускающий в свою душу страс­ти, не поддающиеся логическому вычислению.

Проблемы, заложенные противоречием между абсолютным содержанием базовых человеческих ценностей и их ограничен­ными, условными толкованиями в рамках отдельных че­ловеческих сообществ, тревожили Хаксли на протяжении всей его жизни и воспринимались им во всей их сложнос­ти и неоднозначности. С одной стороны — богоутрата и смыслоутрата, обрушившиеся на человека первых деся­тилетий XX века (когда, по характеристике Г.-Г. Уоттса, «стало казаться ясным, что человеческие ценности не имеют первичного происхождения в сознании и слове божества (Божья воля для человека), что они, вместо это­го, ведут свое начало от человеческой воли для самого себя»; с другой стороны —необходимость хотя бы условного, ограниченного человеческим несовершенством «ценностного кода» (или множества такого рода «кодов» в рамках разных цивилизаций) как средства организации земной жизни людей. (По характеристике все того же Г.-Г. Уоттса это — «подчинение особенному коду, который есть набор обычаев и табу, регулирующих семейные отношения и общественную мораль. Такой код... был достоин сохранения в силу своей социальной по­лезности»33). И уже в своей работе «Разду­мья по поводу» (1927) Хаксли затрагивает проблему обя­зательных аксиом, которые, естественно, не могут отра­жать реальность во всей ее полноте — в силу ее непозна­ваемости —но познание которых необходимо для мир­ного существования общества. Отдельно в этой работе Хаксли рассматривает необходимые допущения, которые должны приниматься в качестве аксиом в демократичес­ком обществе: «Что касается теории демократии — то первородные допущения таковы: что разум одинаков и полноценен во всех людях и что все люди по природе сво­ей равны. К этим допущениям присоединяется — несколько естественных следствий — что люди по природе своей хо­роши и по природе своей разумны, что они продукт окружающей обстановки и что они неограниченно обу­чаемы»34(позже, уже в 1959 году, в своем эссе «Вновь посещенный «дивный новый мир» Хаксли коснет­ся все той же проблемы противоречия между невозмож­ностью абсолютного ответа и необходимостью прини­мать как данность ответы относительные: «Опущения и упрощения помогают нам обретать понимание — но, во многих случаях, ложное понимание; ибо наше понимание в этом случае будет производно от понятий, сформулиро­ванных тем, кто упрощает, но не от объемной и разветв­ленной реальности, от которого эти понятия будут так произвольно разделены. Но жизнь коротка, а информа­ция бесконечна... На практике мы постоянно вынуждаемся делать выбор между неадекватно усеченным толко­ванием — и отсутствием толкования вообще»35). Исходя из вышесказанного, условные, ограниченные ценности — как альтернатива непостижимым абсолют­ным — неизбежны — причем, с точки зрения Хаксли, базовые ценности современ­ного ему демократического общества даже в большей степени условны и ограниченны, чем ценности религиоз­ные (тоже базирующиеся на необходимых допущениях), поскольку вообще не обращены к Высшему и Абсолютно­му, находятся в пространстве достижимого и реализуемо­го: «И когда идеал достигнут, мир для любого человека, который остановится на мгновение, чтобы задуматься, станет суетой сует. Альтернативы: либо не думать, но продолжать болтать и вертеться, как будто делаешь что-то чрезвычайно важное, либо же — признать сует­ность мира и жить цинично»36. Антиутопичес­кий «дивный новый мир», смоделированный Хаксли, — мир достигнутого общественного идеала, поскольку этот идеал снижен до постижимого и достижимого уровня. Но обитатели этого мира лишены возможности выбрать вторую из представленных Хаксли альтернатив — они лишены возможности «остановиться на мгновение, что­бы задуматься». В результате Истина Добро и Красота вытесняются из кругозора обитателей «дивного нового мира», подменяясь субъективными «ценностями» (корпо­ративная кастовая мораль, развлекательное Искусство и др.). В центре всего утилитарно-ценностная категория Счастья: «Нужно было выбирать между счастьем и тем, что древние называли высоким искусством. Мы пожерт­вовали искусством»37, то есть Красотой, с горечью признается Верховный Конт­роллер.

Заключение

Особого внимания заслуживает в художественном мире О. Хаксли антиутопический компонент, который неотделим от взаимосвязанных между собой утопической и антиутопической традиций. В этой связи антиутопический мир из романа О. Хаксли «О дивный новый мир» не может рассматриваться вне связи с мирозданием романа Дж. Оруэлла «1984», вне контекста полемики О. Хаксли с Г. Уэллсом – автором утопического романа «Люди как боги» и др.

Нет сомнений, что жанр антиутопии в наше время обретает все большую актуальность. Многие авторы антиутопических произведений первой половины ХХ века пытались предвидеть именно то время, в котором мы проживаем. Сам Хаксли в свою очередь отмечает: ««О дивный новый мир» – это книга о будущем, и, каковы бы ни были ее художественные или философские качества, книга о будущем способна интересовать нас, только если содержащиеся в ней предвидения склонны осуществиться. С нынешнего временного пункта новейшей истории – через пятнадцать лет нашего дальнейшего сползания по ее наклонной плоскости – оправданно ли выглядят те предсказания? Подтверждаются или опровергаются сделанные в 1931 году прогнозы горькими событиями, произошедшими с тех пор?»38

Таким образом, в данной работе был рассмотрен роман «О дивный новый мир» как уникальное антиутопическое произведение, которое способно говорить о будущем не как о чем-то отдаленном, а как о неизбежно приближающемся. И как уже отмечалось, на примере антиутопий других англоязычных авторов в данной работе были выделены особенности романа Олдоса Хаксли.

Список литературы:



Хаксли О.О дивный новый мир. // Хаксли О. О дивный новый мир. -М.: Тера - книжный клуб, 2002 с. 620.

Хаксли О. Новеллы – Л.: Худож. Лит., 1985.

Бредбери Р. 451° по Фаренгейту // О скитаниях вечных и о земле. – М.: Правда, 1987.

Оруэлл Дж. 1984 // Дж. Оруэлл. 1984. Скотный двор. Т.1. – М.: Капик, 1992.

Уэллс Г. Самовластие мистера Парэма// Собр. соч. в 15 т. Т.12 – М.: Правда, 1964.

Гнедовский М. Философская мастерская Олдоса Хаксли // Путь. – 1995. – N8. – c.234-239.

Ивашева В. В. Английская литература Великобритании ХХ века. – М.: Просвещение, 1967.

Лазаренко О. Вперед смотрящие: (О романах-антиутопиях О. Хаксли, Дж. Оруэлла, А. Платонова) // Подъем. – 1991 – N9 – с.233-239.

Латынина Ю. В ожидании Золотого Века. От сказки к антиутопии // Октябрь. – 1989. - N6 – с.177-187

Палиевский П. Гибель сатирика // Современная литература за рубежом. – М.: Сов. писатель, 1962.

Палиевский П. Непрошенный мир(Послесловие к роману О. Хаксли «О дивный новый мир») // Иностранная литература. – 1990 – N4.-c.125-126.

Рабинович В. Ф.М. Достоевский и О. Хаксли. Некоторые аспекты социально-философских исканий // Содержание и форма в языке и литературе. – Свердловск: УрГУ, 1987. – с.80-92.

Рабинович В. Утопия и антиутопия ХХ века // Рабинович В. Зарубежная литература: Учебное пособие – Екатеринбург: УрГУ, 1991.

Ребикова Л. О некоторых социально-политических тенденциях в антиутопии О. Хаксли «О дивный новый мир» // Вестник ЛГУ. Сер. История, языкознание, литературоведение. Вып. 3. –Л., 1986.

Спивак М. Лазурное блаженство забытья: (Детство в антиутопиях ХХ века)

Шишкин А. Есть остров на том океане: утопия в мечтах и в реальности // Утопия и антиутопия ХХ века. Вып. 1. – М.: Прогресс, 1990.

Шишкин А. Бабуины жаждут? Перечитывая Олдоса Хаксли // Диапазон. – М., 1993. - №3 – 4.

A critical Simposium on Aldous Huxley // The London magazine. – 1955. – vol.2. - №8.

Browning W. – G. Toward a Set of Standards for Antiutopian Fiction // Cithara. – 1970 – N10. – p. 18 – 32.

Burgum E. –B. Aldous Huxley and his “Dying Swan ” // Burgum E. –B. The Novel and the World’s Dilemma. – N.-Y.: Oxford University Press, 1947.

Letters of Aldous Huxley. A memorial Volume. – L.: Chatto & Windus, 1965.

Huxley A. Brave New World Revisited. – L.: Chatto & Windus. 1959.

Huxley A. Proper studies. – L.: Chatto & Windus, 1949

Firshow P. Aldous Huxley – satirist and Novelist. – Minneapolis: University of Minnesota Press, 1972.

Watts H. –H. Aldous Huxley. – N.-Y.: Twayne Publishers, 1969.

1 Burgum E. –B. Aldous Huxley and his “Dying Swan ” // Burgum E. –B. The Novel and the World’s Dilemma. – N.-Y.: Oxford University Press, 1947.

2 Browning W. – G. Toward a Set of Standards for Antiutopian Fiction // Cithara. – 1970 – N10. – p. 18 – 32.

3 Шишкин А. Бабуины жаждут? Перечитывая Олдоса Хаксли // Диапазон. – М., 1993. - №3 – 4.

4 Оруэлл Дж. 1984 // Дж. Оруэлл. 1984. Скотный двор. Т.1. – М.: Капик, 1992. с. 94.

5 Оруэлл Дж. 1984 // Дж. Оруэлл. 1984. Скотный двор. Т.1. – М.: Капик, 1992.

6 Бредбери Р. 451° по Фаренгейту // О скитаниях вечных и о земле. – М.: Правда, 1987.с. 93.

7 Letters of Aldous Huxley. A memorial Volume. – L.: Chatto & Windus, 1965. p. 348.

8 Хаксли О. О дивный новый мир. // Хаксли О. О дивный новый мир. -М.: Тера - книжный клуб, 2002.

9там же, с. 64.

10там же, с. 189.

11там же, с. 186

12 там же, с.188

13там же, с. 190

14 там же, с.185

15 там же, с. 92.

16 там же, с. 187.

17 там же, 154.

18там же, с. 212.

19 Оруэлл Дж. 1984 // Дж. Оруэлл. 1984. Скотный двор. Т.1. – М.: Капик, 1992. с. 29.

20 Бредбери Р. 451° по Фаренгейту // О скитаниях вечных и о земле. – М.: Правда, 1987.с. 107.

21 Хаксли О. О дивный новый мир. // Хаксли О. О дивный новый мир. -М.: Тера - книжный клуб, 2002. с. 132.

22 Шестаков В. Социальная антиутопия Одоса Хаксли – миф и реальность // Новый мир. – 1969. – т.7. – с. 242.

23 Бредбери Р. 451° по Фаренгейту // О скитаниях вечных и о земле. – М.: Правда, 1987.с. 57.

24 Хаксли О. Новеллы – Л.: Худож. Лит., 1985. с. 342 – 343.

25 Firshow P. Aldous Huxley – satirist and Novelist. – Minneapolis: University of Minnesota Press, 1972. – p. 119.

26 Хаксли О. О дивный новый мир. // Хаксли О. О дивный новый мир. -М.: Тера - книжный клуб, 2002, с. 88.

27 там же, с. 100.

28 там же, с. 48.

29 Huxley A. Brave New World Revisited. – L.: Chatto & Windus. 1959. p. 164.

30Letters of Aldous Huxley. – L.: Grover Smith, 1969. р. 605.

31 Huxley A. Brave New World Revisited. – L.: Chatto & Windus. 1959. p.155.

32 A critical Simposium on Aldous Huxley // The London magazine. – 1955. – vol.2. - №8. – p.61.

33 Watts H. –H. Aldous Huxley. – N.-Y.: Twayne Publishers, 1969. –p.31.

34 Huxley A. Proper studies. – L.: Chatto & Windus, 1949. – p. 23.

35 Хаксли О. О дивный новый мир. // Хаксли О. О дивный новый мир -М.: Тера - книжный клуб, 2002 с. 17.

36 Huxley A. Proper studies. – L.: Chatto & Windus, 1949. – p. 269.

37Хаксли О. О дивный новый мир. // Хаксли О. О дивный новый мир. -М.: Тера - книжный клуб, 2002 с. 187

38 Huxley A. Brave New World Revisited. – L.: Chatto & Windus. 1959. p. 43.