Михаил Михайлович Пришвин

Михаил Михайлович Пришвин

Михаил Михайлович Пришвин родился 23 января 1873 года недалеко от города Ельца Орловской губернии в купеческой семье. Как водилось тогда – сначала гимназия, затем реальное училище в Тюмени, затем политехникум в Риге. Дальнейшее образование М. Пришвин получает за границей, в Лейпцигском университете. В двадцатилетнем возрасте он сдал там государственный экзамен по агрономическому отделу философского факультета, и в Россию вернулся агрономом, но с широким общегуманитарным образованием.

Некоторое время молодой агроном служит в земстве в Клину, некоторое время занимается с профессором Прянишниковым в Сельскохозяйственной академии в Москве, некоторое время работает исследователем на опытной станции в г. Луге, сотрудничает в агрономических журналах, написал книгу о картофеле.

Но… Как Нестеров записал в своем дневнике “ я начинаю выделяться по рисованию “, так Пришвин почувствовал особенное тяготение к русскому языку. Возможно, он чувствовал его и раньше, но теперь оно проявилось и обострилось.

По совпадению именно в это время он познакомился с известными русскими этнографами Шахматовым и Ончуковым. Языковеды-этнографы уговорили Пришвина поехать на север России, в Олонецкую губернию, для собирания народных сказаний, поверий, песен, пословиц и поговорок. Видимо, в этот момент и решилась судьба Пришвина: быть ли ему агрономом и ученым, быть ли ему писателем. Пришвин согласился на уговоры и уехал на Онежское озеро. Пожалуй, как никто другой, он имел основания сказать в тот день: ” Жребий брошен, рубикон перейден “.

Надо представить себе, в какой обстановке формировалось самосознание будущего писателя.

Последняя четверть девятнадцатого и первое десятилетие двадцатого века в России было ознаменовано пробуждением острейшего интереса к национальным, народным ценностям. Это сочеталось с одновременным взлетом, можно сказать, всех видов искусств, равно как и науки.

Этот обостренный интерес к народным, национальным ценностям коснулся, разумеется, и таких областей культуры, как язык, фольклор, этнография. Поэтому отнюдь не случайно уговаривал академик Шахматов молодого ученого, пишущего пока о картошке, но тяготеющего к глубинам русского языка, к русскому народному слову, отправиться в Олонецкие края за сбором сказаний. Не случайно также молодой ученый на эту экспедицию охотно согласился. Это было вполне в духе времени.

Надо было представить и север России тех времен. Это был воистину край непуганых птиц, а пласты народности как в языке, в фольклоре, так и в укладе жизни, в быту, в этнографии были первородны, нетронуты.

Неудивительно, что такой очарованный странник, как Пришвин, жадно начал впитывать душой, умом и сердцем всю эту первородность. Дело не ограничилось собиранием фольклора. Пришвин написал книгу “В краю непуганых птиц “, которая сразу же сделала ему имя. Он уехал на север скромным агрономом, а вернулся замечательным русским писателем.

Строго говоря, послужная биография Пришвина на этом кончается. Он больше нигде и никогда не служил – ни в земствах, ни на исследовательских сельскохозяйственных станциях, ни в каких бы то ни было других учреждениях и организациях. До конца жизни теперь он будет служить только одному – русской литературе, а послужной его список – это просто-напросто им написанных и изданных книг. Сразу же можно и назвать основные из них: “ В краю непуганых птиц “, “За волшебным колобком “, “ Адам и Ева “, “ Светлое озеро “, “ Черный араб “, “ Жень-шень “, “ Лесная капель “, “ Календарь природы “, “ Кашеева цепь “, “ Золотой луг “, “ Кладовая солнца “, “ Фацелия “, “ Глаза земли “, “ …

В перечисленное входит далеко не все, что было написано Пришвиным, не говоря уж о его многотетрадных дневниках, которые ждут еще своего исследования и публикации, но перечисленное вполне определяет лицо, характер художника слова и его место в литературе.

Вообще-то для оценки Пришвина как писателя и мыслителя всегда и при всех обстоятельствах могло бы хватить той оценки, которую мы находим в письме Алексея Максимовича Горького Пришвину, написано в Сорренто 22 сентября 1926 года. Вот что Горький пишет в этом письме:

“Я думаю, что такого природолюба, такого проницательного знатока природы и чистейшего поэта ее, как Вы, Михаил Михайлович, в нашей литературе – не было. Догадывался я об этом еще во времена “ Черного араба “, “Края непуганых птиц “, окончательно прозрел, читая совершенно изумительные “ Родники “. Превосходно писал Аксаков “ Записки ружейного охотника “ и “ Об ужении рыбы “, чудные страницы удались Мензбиру в книге о птицах, и у Кайгородова, и у других многих природа русская порою вызывала сердечные слова, но… ни у кого из них не находил я все охватывающей, пронзительной и ликующей любви к земле нашей, ко всему ее живому и якобы смертному, ни у кого, как у Вас, воистину “отца и хозяина всех своих видений “. В чувстве и слове Вашем я слышу нечто древнее, вещее и язычески прекрасное, сиречь – подлинно человеческое, идущее от сердца сына земли, великой матери, богочтимой Вами. И когда я читаю “ Фенологические “ домыслы и рассуждения Ваши – улыбаюсь, смеясь от радости, до того это все изумительно прелестно у Вас. Не преувеличиваю, что мое истинное ощущение совершенно исключительной красоты, силой которой светлейшая душа Ваша освещает всю жизнь… Все у Вас сливается в единый поток живого, все осмыслено умным Вашим сердцем, исполнено волнующей, трогательной дружбы с человеком, с Вами – поэтом и мудрецом “.

Итак, первая же книга М. Пришвина “В краю непуганых птиц “ сделала его известным писателем. Появилось в русской литературе новое имя – Пришвин. Но дорога к себе была для Михаила Михайловича не так еще близка, он не сразу обрел то свое лицо, которое мы сразу же представляем себе, произнося имя – Пришвин. Осмелюсь заметить даже, что “В краю непуганых птиц “ – книга яркая, замечательная, все же книга еще не вполне пришвинская. Такую книгу мог бы написать и другой русский писатель, ну, скажем, Куприн, а еще точнее – Лесков, в то время как пришвинские книги зрелого его периода ни один писатель в мире, кроме Пришвина, написать не мог.

Первая книга и еще несколько последующих, таких, как “ Адам и Ева “, “ Светлое Озеро “, были, конечно, поисками своего лица, своеобразия, уникальности ( а каждый большой художник уникален, или его нельзя называть большим художником ), но все же они лежали в русле русской литературы тех времен. Самолету, чтобы подняться в небо, надо некоторое время разбегаться по земле. Потом наступает точка, когда он отрывается от дорожки и летит самостоятельно. Первые книги Пришвина и были таким разбегом.

Спору нет, уже по этому разбегу было видно, какой небывалый летательный аппарат берет разбег, и можно было догадываться уже о его будущих летательных качествах, тем не менее это было лишь предисловие к творчеству. Сам писатель о начале своего пути однажды сказал: “Я же мало-помалу осознал свой путь и начал культивировать географический очерк, превращая его литературный жанр “

Но кто же сейчас думает и говорит о Пришвине как о писателе географическом?

Правда, что его очерки разнообразны по географии: Север, Дальний Восток, Средняя Азия, Волга, Запорожье и Средняя Россия; правда, что за первую книгу Пришвина избрали действительным членом Географического общества, и все же слово “ Пришвин “ со словом “география “ как-то не сочетается.

С чем же сочетается точнее всего в вашем сознании слово “Пришвин”? Ответить на это не трудно. Оно сочетается со словом “ природа “. А если точнее природа Средней России.

Если тут противоречие? Природа – это ведь чать географии: горы, реки, леса, луга, низменности, овраги… Да, это так. Но пришвинская природа – это несколько иная, нежели географическая, категория, у него иное отношение к природе, нежели у географов, а именно: не научно-описательное, а духовно-поэтическое отношение. Пришвин, начиная как будто с простого исследования, поднимается в философские, поэтические, духовные сферы, в сферы глубокого искусства. Он не географ, а поэт или, как чаще его называют в обиходном разговоре, певец природы. Певец русской природы.

Михаил Пришвин умер 16 января 1954 года. Проходят десятилетия, но еще многие поколения людей будут наблюдать, как прорастают в душах и сердцах пришвинские семена, облагораживая их, делая чище и лучше.